воздухе, грохнулась вверх ногами оземь, спрятавшись в клубах поднявшейся пыли. Теперь дилемма отпала сама со-бой, осталась только одна финишная прямая длиною в сорок метров, длиною в жизнь…
— Мужики! Прикройте нас! — прокричал подползший к ог-неметчикам связист. — Мы попробуем рискнуть! На раз, два, три! Хорошо?!
— Давайте! Удачи! — перекрикивая начавшего рядом строчить из автомата Бердалиева, ответил Саня Зайцев.
Перестав стрелять, огнеметчики начали хором считать:
— Раз!.. Два!.. Три! — и тут же все открыли огонь по кишлаку. Что есть духу связисты рванули к окопу… Огнеметчики не видели, как упал один из них, как потом
вскочил и снова упал, вновь вскочил и все же добежал до окопа, буквально нырнув в него рыбкой. Они вели бесперебойный огонь. Когда бойцы обернулись, то поняли, что связисты про-скочили… Чувство надежды затеплилось в сердцах солдат 3-го ПТВ.
— Давайте, Заяц, Турсун и Кухаренок, вы — следующие! — про-кричал Руслан, почему-то взяв на себя командование, но никто не возражал. Наверное, потому, что он был дедушка, хотя и рядовой. — Когда будете на том берегу, я махну автоматом, и вы тоже нас поддержите огнем, — и сразу же начал считать: — Раз!..
— Два! — уже произносили все хором…
Но три не прозвучало… Вероятно, духи поняли, что сейчас шурави уйдут. И после «два»… прозвучал взрыв… КШМ под-прыгнула на месте, что-то зазвенело, и потоки пыли и дыма, движимые взрывной волной, с огромной скоростью вылетели сквозь проемы между колес… Огнеметчиков раскидало в раз-ные стороны…
Когда Сергей открыл глаза, то перед ними была серо-желтая пелена из пыли. Сквозь нее смутно просматривалась КШМ,
127
до которой было метра два. Рядом с ним лежал Турсун и от-кашливался от пыли. Прочистив легкие, он сразу же пополз к машине связистов под спасительную броню, за ним последовал Пожидаев с устойчивым звоном в ушах…
Отчетливо заработал ДШК моджахедов. Его мощные пули начали с каким-то странным звоном прошивать броню маши-ны, которую трясло от них, как от лихорадки, и которая уже вовсю горела…
Пожидаев буквально влип в колесо КШМ. Ему захотелось проникнуть внутрь колеса, стать невидимым, спрятаться за тол-стую, пронизанную металлическим кортом резину, исчезнуть, раствориться, сбежать из этого ада, который еще утром был мирной ложбиной, уютно расположенной между холмов возле прохладной реки. Ему стало как-то невыносимо тесно в ней, она выдавливала его почти физически, но путь был только один…
— Ну… бл… обезьяны, ну, суки бородатые, погодите! — услы-шал ругань Сергей все того же Руслана, пытающегося очистить глаза от пыли. — Все целы?! — спросил он, моргая забитыми землей глазами.
— Да вроде все! — ответил Кухаренок.
— Ну тогда раз!..
И опять «два!» уже звучало хором…
— Три!
И Александр Кухаренок, Александр Зайцев, Турсун Холилов устремились по дистанции длиною в жизнь… Через несколь-ко секунд их накрыла мина, упав им прямо под ноги… Когда пыль и дым рассеялись, огнеметчики увидели своих боевых товарищей разбросанными в разные стороны. Они успели отбежать метров на двадцать… лишь только половину пути…
Лишь только половину пути, который мог спасти их жизни, но они не прошли, не пробежали, не проехали, не пролетели и четверти своего жизненного пути, и теперь лежали в неесте-ственных позах в пыли, заливая красной горячей кровью чу-жую, далекую афганскую землю… Холилову разворотило грудь
и оторвало кисть; Зайцеву снесло полголовы вместе с глазом, а оставшийся выскочил из орбиты и на чем-то болтался. Они погибли на месте. А рядовому Кухаренку раздробило таз, и он, лежа на спине, неистово кричал, то прося помощи у бойцов, то у матери…
128
И его мама в далеком Брянске на забытой Богом лесопилке, где работала учётчицей, возвращаясь со смены, вдруг почув-ствовала что-то недоброе, худое, и ее сердечко тревожно за-шлось: «Как там мой Сашка?» Она его услышала… Ее тревога,
ее боль за тысячи километров, на чужой земле, между городами Кандагар и Лашкаргах, в долине реки Аргандаб, в небольшой ложбине сверхъестественным образом разорвет языки пламени и дыма горящей «Акации». И наводчик на БМП увидит в при-цел сквозь образовавшийся проем барахтающегося в пыли Саш-ку. И пришедший в себя легко раненный капитан скомандует:
— Вперед!..
БМП рванет с места и, продолжая вести огонь из 30-милли-метровой пушки, устремится выручать Саньку…
А огнеметчики будут кричать ему, чтобы он перестал мотать головой и поднимать руки, привлекая тем самым внимание духовских стрелков. Но он или не слышал, или не мог совла-дать с болью, страхом, отчаянием, дальше продолжал кричать, дергать руками и поворачивать голову в разные стороны, ища глазами, не идет ли кто на выручку.
— Саня! Замри, сука! — это были последние слова гвардии рядового Руслана Кочиева. Моджахед, тот, что палил из ДШК, сориентировался, что вести огонь нужно ниже. И первая же очередь, разрывая в хлам металлический корт, вырывая куски резины, поразила его. Бронебойная пуля, пройдя сквозь колесо, как нож проходит сквозь масло, попала Руслану в шею и, вы-рвав большую часть ее вместе с позвоночником, устремилась дальше… Голова безжизненно упала на грудь, повиснув на коже и оставшихся мышцах шеи, руки отпустили АКС. И тот упал ему на ноги. А он так и остался сидеть, опираясь спиной о колесо КШМ…
— А-а-а-а! Обезьяны бородатые! — прокричал Пожидаев, когда, обернувшись, увидел погибшего Руслана. И тут же по-нял, что ему хана, если не рискнет и не попробует пройти эту дистанцию длиною в каких-то сорок метров, длиною в жизнь…
В это время, поднимая пыль столбом, БМП подлетела к Ку-харенку и, закрывая его броней от кишлака, который исторгал из себя смертоносный металл, остановилась. Сергей мгновенно и так ясно осознал, что это его единственный шанс спасти свою
129
жизнь и что он быстротечен. Время пошло, и секунды неумо-лимо уже начали тикать… Не сговариваясь с Азимом и почти не пригибаясь, они понеслись к БМП…
Двадцать метров — ничтожное расстояние, которое мы проходим ежедневно десятки, а то и сотни раз. Но какие они бывают разные, эти двадцать метров. Когда Сергей бежал «эти двадцать метров», то ему казалось, что время остановилось, что он топчется на месте, хотя в действительности он бежал так быстро, как никогда не бегал. За «эти двадцать метров» перед