Читать интересную книгу Если б я был русский царь. Советы Президенту - Евгений Сатановский

Часть 2

Страна, народ и власть

Ребе, у меня дочь выходит замуж. – И? – Так она не знает, в первую брачную ночь надевать пеньюар или нет. – Понятно, посмотрим в Талмуде, следующий. – Ребе, что делать с деньгами в этот кризис? Хранить их дома или в банке? – Сейчас поглядим. – Перелистывая Талмуд: В рубашке, без рубашки… В кубышке, на сберкнижке… О! Женщина, успокойся. Ляжет твоя дочь в рубашке или без нее, с ней в первую брачную ночь наверняка сделают то, что со всеми и всегда делают в первую брачную ночь. Кстати, молодой человек, к вам это тоже относится.

Старая еврейская притча

Принципиальные отличия страны и государства. Период полураспада. Как стране живется с таким государством? О сходстве и различиях России, Америки, Израиля и Китая. Здравствуй, страна героев… Закат империи или эволюция империи? Достоин ли народ своего правительства? Сможет ли правительство подобрать себе другой народ? О пользе пьянства. О вреде пьянства. Демография и иммиграция. Об «инородцах» и «понаехавших». О вере – и обрядовых суевериях. «Слуги народа», и что он о них думает. Что в России нужно сделать, чтобы народ взялся за вилы.

Глава 13

Страна и государство

Крокодил – одновременно плоский и зеленый. Дождь – мокрый и холодный. Или теплый. Дерево – твердое, покрытое корой, имеет при себе листья – или иголки. И так далее, и так далее, и так далее. Одна и та же вещь имеет много качеств. Одно и то же место имеет много измерений. И называться при этом может одинаково, хотя под названием могут подразумеваться совершенно разные вещи. Так вот, страна и государство – вещи разные. Государство может включать несколько разных стран. Иногда – много стран. С течением времени они могут частично или полностью слиться в одну, что на ученом языке именуется конвергенцией. Могут не слиться. Их население может составить один народ. Или остаться разными. Ассимилировать и растворить в себе соседей. Или ассимилироваться и раствориться само. Сохранить или потерять язык. Сохранить или потерять этнические особенности. Религию. Культуру. Воссоздать на новом уровне давно и безвозвратно утерянное, как Израиль. Примеров много, и их перечисление займет тома. От племени к народу, от народа к нации проходят путь не все. Изначальное – понятно. Род, племя. Кривичи, вятичи, радимичи. Масаи, самбуру, матабеле. Команчи, кроу, тлашкаланцы. Маори, айны, папуасы. Народ – и многочисленнее, и организован сложнее, включая племена и обособленные этнические группы. Тайцы, кхмеры, вьетнамцы. Немцы, испанцы, итальянцы. Аймара, кечуа, ацтеки. Нация – еще сложнее по организации и уровню самосознания. Сплошь и рядом состоит из народов, отнюдь не обязательно родственнных. Русские, китайцы, американцы. Когда-то римляне. Несмотря на небольшую сегодняшнюю численность – евреи, чья доля в населении планеты пару тысяч лет назад примерно равнялась сегодняшней доле жителей США или СССР до его распада. Колоссальное историческое давление, которое перемешало всех и вся так, что старые границы между группами исчезли навсегда. Плавильный котел – особенно в переселенческих обществах. Общий разговорный язык и письменность, при разных диалектах или языках, используемых в быту. Осознание своего единства на внетерриториальном уровне. При этом нет ничего вечного. Еврей, индус, китаец, латинос или русский может стать американцем и чувствовать себя американцем – соответствующего происхождения. Всех прочих то же самое касается не меньше. Профессиональная литература на эту тему обширна, и, если не тратить время на сенсационные спекуляции, безграмотную чушь и околополитическую конъюнктуру, на русском языке достаточно блестящих полевых исследований и обобщающих материалов по любому уголку планеты. Вопрос лишь в том, что именно читать.

Упрощая до атомарного состояния, есть территория, в тех или иных границах. На протяжении тысячелетий ее население менялось – или не менялось, если территория эта – медвежий угол, затерянный в горах, на островах или в лесной чащобе. Завоеватели ходили по ней взад-вперед или оставляли в стороне, за непригодностью к чему-то для них важному и нужному: кому как повезло. Население было оседлым или кочевым. Или было кочевым, а потом осело вокруг очередного Балатона, на теплом побережье – например болгарском, или на берегу большой реки – назовем ее для простоты Волгой. Или до поры могло быть оседлым, а потом его полностью или частично уносило за тридевять земель. Война, гражданская война, голод, эпидемии, перенаселенность: рожают много, помирают меньше – земли на всех не хватает и не хватит. В итоге массу народу несет через океаны, осваивать острова и континенты, – возникают Португальская, Испанская, Британская, Французская или Голландская колониальные империи. Или через горы, степи и леса – и появляются Китай, Россия, Турция и Германия – в двух последних случаях в еще неусеченных границах. Маленькие превращаются в средних, те в больших. Большие распадаются или обретают гигантские размеры. В итоге – нынешняя карта мира. 193 независимых государства, менее сотни зависимых территорий и абсолютно одинокая, как петух в уголке рисунка Карлсона, который жил на крыше, Палестинская национальная администрация с ее невнятным статусом и неутолимым аппетитом. Несостоявшихся или распавшихся государств и стран, которые поглощены другими, – куда больше. За редким исключением все те, кто в них живет, об этом помнят и не прочь, при удачном стечении обстоятельств, вернуть себе исконное независимое состояние. Для Шотландии – парламентским путем. Для суданского Дарфура – партизанским. Для Северной Ирландии – уж как получится. На планете полным-полно распавшихся на части государств, непризнанных анклавов или автономий.

Российская империя включила в свой состав массу стран, которые по наследству унаследовал СССР, а многие, хотя и далеко не все, – сегодняшняя Россия. Проблема с парадом суверенитетов начала 90-х как раз и связана с попыткой большинства из тех, кто остался в ее границах, попробовать эти границы на прочность, вырвав или выцыганив себе больше автономии в перераспределении ресурсов. Кому алмазы, кому нефть, кому налоговые льготы. Как там шутили в кооперативные времена про метр государственной границы в частном пользовании? В каждой шутке есть доля шутки. Но если отойти чуть в сторону и взглянуть на проблему объективно, понятно, что требования унитарного устройства государства – всего лишь популизм людей, которые уверены, что им их собственные лозунги в жизнь воплощать не придется – а так, для народных масс чего бы ни поговорить? Россия никогда никаким унитарным государством не была, о чем свидетельствует сама титулатура всех ее правителей во времена великокняжеские и царские. Государь Великия, и Малыя, и Белыя Руси… – с детальным перечислением всех ханств и царств, которые были взяты «под руку» Москвы военным путем или присоединились добровольно, спасаясь от альянсов куда худших, – не был и не мог быть никем иным, кроме как лидером команды, куда входили и кавказские князья, и среднеазиатские мурзы и беки, и остзейские бароны. Эта страна так была построена. Фундамент у нее такой. И никакая революция тут, по большому счету, ничего не изменила, лишь осовременив и подправив форму, при оставленном в покое содержании. Что царские наместники и генерал-губернаторы, что советские вторые секретари партийных комитетов всех уровней – по функциям и уровню властных полномочий не чета нынешним президентским полпредам.

Даже Сталин, возможности которого по перекраиванию в стране чего угодно к концу 30-х на порядок превышали все, чем располагали его предшественники и преемники, не попытался ввести в СССР унитарную структуру, отдавая себе отчет в том, чем это кончится: великий был прагматик, хотя тиран-тираном. Соответственно, Россия не просто тащит на себе устаревшие вериги национально-государственного устройства, которые ей непременно нужно сбросить, после чего она воспарит в немыслимые экономические выси, но именно это устройство составляет основу ее существования как государства. Черепаха или рак, избавляющиеся от отягощающего их панциря, одновременно составляющего часть опорно-двигательного механизма, может и мечтают стать вольной птицей, сбросив эту тяжесть. Проживет этот инвалид-доброволец недолго, при условии, что эту вивисекцию переживет, что сомнительно. Поэтому приходится продолжать тащить, хотя жмет, местами неудобно, раздражает, чешется в самые неподходящие моменты и выглядит не слишком стильно. Страна такая: веками сформированное рагу из плохо подходящих друг к другу элементов, более или менее притершихся и приспособившихся к существованию в едином организме. Кому не по душе – свобода выезда решит все местные проблемы. Хотя создаст другие – по приезде.

США, Бразилии или Канаде проще: они создавались практически на пустом месте. Экзотические вкрапления в систему, вроде свободно ассоциированного с Соединенными Штатами государства Пуэрто-Рико или бывшего королевства, которым еще в начале ХХ века были Гавайские острова, не меняют принципов устройства. Но даже социалистический Китай вынужден учитывать специфику формирования страны – что говорить об Индии с ее кастами, племенами и развитым феодализмом! Те государства, где этно-историческая реальность не учитывается, испытывают внутренние напряжения, которые могут оказаться для них фатальными, – сегодняшняя Турция с проблемой местных курдов как раз и входит в эту группу. Моноэтнических стран мало: разве что Польша, изгнавшая или перебившая свои меньшинства, или Япония, в которой они составляли немногочисленные низшие классы, так как были потомками военнопленных или покоренного автохтонного населения. Даже в крошечном Сингапуре выстроен баланс между китайцами, малайцами и индусами. В крошечном же Бахрейне острые трения между шиитами и суннитами могут похоронить страну. Что, помимо прочего, ярко демонстрирует принципиальную неважность базы, по которой определяются границы раскола: этнические, конфессиональные или исторические. Важно, что они есть и по ним возникает напряженность. Причем страна совершенно не обязана существовать в границах одного государства: послевоенная Германия была разделена на ГДР, ФРГ и Западный Берлин, хотя и воссоединилась в конце 80-х. Разделы Польши между Австро-Венгрией, Россией и Германией в XVIII веке, не говоря уже о пакте Молотова – Риббентропа, демонстрируют то же самое на ее примере.