Читать интересную книгу Путешествия без карты - Грэм Грин

Я горжусь тем, что у меня были на Гаити друзья, храбро сражавшиеся против доктора Дювалье в горах, но писатель не так беспомощен, как ему обычно кажется, и перо может поразить цель не хуже серебряной пули.

1 Книга написана плохо. Как произведение писателя и журналиста, она не имеет никакой ценности (фр.).

2 Без маски (фр.).

Глава 9

4

Следующим романом, «Почетный консул», который я писал в 1970–1973 годах, я обязан своему подсознанию. Мне приснился американский посол — любимец женщин и хороший теннисист, с которым я познакомился в баре, — но во сне не было ни похищения одного человека вместо другого, ни партизан — ничего, что связывало бы его с «Почетным консулом», кроме того, что сон этот несколько месяцев не шел у меня из головы, а за это время Чарли Фортнум и доктор Плар окружили и тихо прикончили ненужного посла.

Оставалось выбрать место действия. Об Уругвае я не знал ничего, но тупамарос работали слишком профессионально, чтобы вместо американского посла похитить бесполезного почетного консула–англичанина. С Парагваем дело обстояло иначе. Конечно, при стреснеровском гнете серьезного партизанского движения не было, но мне казалось, что, если бы неподалеку от парагвайской границы, в Аргентине, действовала маленькая группа неопытных людей, она могла бы совершить ошибку, необходимую для моего романа. Кстати, я оказался прав насчет тупамарос, которые примерно в то же время, когда я заканчивал роман, чрезвычайно ловко похитили британского посла в Монтевидео. В его истории, которую он позднее изложил на бумаге, были интересные параллели с моей. Он считал даже, что среди его похитителей был священник.

Город я выбрал легко. В свое время, по неизвестной мне причине, Корриентес подействовал на мое воображение, как первый укол наркотика. Не зря, наверное, в этом гордом, маленьком городе, основанном задолго до Буэнос–Айреса конкистадорами, пришедшими с севера, бытует поверье, что каждый, кто однажды увидит его, непременно вернется. Пароход, на котором я плыл в Асунсьон, стоял там всего полчаса — несколько фонарей на набережной, одинокий часовой у склада, крошечный парк с чем‑то, напоминающим классический храм, и неспешное течение мощной реки вот все, на что я возлагал свои надежды.

Когда по дороге на север я остановился в Буэнос–Айресе, то столкнулся с серьезной проблемой. Моей истории был необходим публичный дом, где почетный консул Чарли Фортнум встречается с девушкой, на которой женится, но когда я начал задавать вопросы, мне напомнили, что в Аргентине давно нет легальных публичных домов, а есть только нелегальные, для богатых. Обыкновенного же публичного дома, который требовался мне, невозможно было найти во всей Аргентине — так уверял меня один человек, приятель приятеля, а по нему было видно, что он знаток сексуальных проблем. Я позаимствовал у него внешность для одного из второстепенных персонажей, Густава Эскобара: «Его кирпично–красное, как латерит, лицо было похоже на просеку в лесу, а нос вздымался, будто вставший на дыбы конь конкистадора» 1, но ничем больше он моей истории помочь не смог, потому что все сведения, которыми он располагал, ограничивались публичным домом на границе с Уругваем, в четырехстах километрах от Корриентеса.

1 Пер. Е. Голышевой и Б. Изакова.

Тем не менее публичный дом оказался самой легкой проблемой, которую я решил намного быстрее других. Корриентес, очень независимый штат со своим воинским гарнизоном, придерживался своих законов: не прошло и двух суток после моего приезда в город, как я получил возможность описать гостеприимное заведение сеньоры Санчес с его маленьким патио, где Фортнум нашел себе жену, а романист Сааведра персонаж.

Более серьезная проблема возникла в первое утро, когда я, лежа в постели, просматривал местную газету «El Litoral» и в разделе «Главные события» прочитал то, что, собственно, и было историей, которую я приехал сюда писать: в городе неподалеку от Корриентеса похитили парагвайского консула, ошибочно принятого за парагвайского посла, и генералу Стреснеру, который, отдыхая от дел, ловил рыбу на юге Аргентины, было направлено требование об освобождении политических заключенных.

Весь день я думал о том, какой бессмысленной оказалась моя поездка. Как я мог писать дальше роман, так верно предугаданный реальностью, и какой был смысл оставаться в Корриентесе? Но через несколько дней генерал, которого ничто, кроме рыбной ловли, не интересовало, ответил похитителям, что они могут делать со своим пленником что угодно, консула отпустили, и история была забыта. Я воспрял духом. Все‑таки я не ошибся, поручив такое нелепое похищение парагвайцам.

Я провел в Корриентесе две счастливые и увлекательные недели. Друзья в Буэнос–Айресе не могли понять моего интереса к городу, мельком увиденному с парохода. Они считали, что я выбрал для поездки неподходящее время — на севере все еще стояло жаркое и влажное лето, да и в самом городе не было ничего интересного. Ничего, уверяли меня они, ровным счетом ничего и никогда не случалось в Корриентесе. Но день шел за днем, и я только посмеивался, вспоминая их слова.

Я пробыл в городе всего двое суток, когда священник, выходец из «третьего мира», работавший в бедном barrio 1, был изгнан из своей церкви архиепископом. В воскресенье новый священник служил мессу в пустой церкви, а прихожане стояли на улице с плакатами «Верните нам нашего священника!». На следующий день губернатор посадил архиепископа под домашний арест. Кое‑что в Корриентесе все‑таки происходило.

1 Квартале (исп.).

Кажется, на четвертый день я отправился на прогулку с директором аэропорта. Мы шли через поле, расположенное возле аэропорта. Он хотел показать мне, как сплавляют на юг лес, путь которого к морю составлял две тысячи километров. В начале прогулки он сказал: «Каждый день, когда я приезжаю в аэропорт, то первым делом спрашиваю управляющего: «Грабежи и убийства были?» Сегодня утром он ответил: «Грабежей не было, убийство есть».

На краю поля перед нами двое полицейских стерегли что‑то, напоминавшее большой сверток в оберточной бумаге. «Вот», — сказал директор.

Лист оберточной бумаги закрывал тело: только ноги высовывались с одного конца. Я захотел сфотографировать странный сверток, но полицейский в чрезмерном усердии сдернул бумагу и оставил только скучный труп. Мы спустились по узкой тропинке, ведущей через деревья к реке: струйка крови еще не высохла на солнце. Директор сказал: «Я пошел сюда и увидел убийцу. Я сказал ему: «Он был твоим другом. Зачем ты это сделал?» А тот ответил: «Он был сильнее, но у меня был нож».

Я спросил директора: «Вам не было страшно? Ведь вы были без оружия». Он улыбнулся: «Нет, что вы. Мы ведь свои люди. Я сказал ему, что должен вернуться в аэропорт и позвонить в полицию, и он убежал в лес».

Я запомнил этот случай, ему предстояло войти в роман, который я тогда обдумывал. Позднее я рассказал его своему другу Марио Солдати, и он дал мне совет, совпадавший с выводом, к которому я пришел, когда писал «Тихого американца»: «Никогда не включай в роман случай из жизни, не изменив в нем чего‑нибудь». Так я поступил и здесь. Слова директора «Мы ведь свои люди» у меня произносит полковник Перес, начальник полиции в «Почетном консуле», а тело я уложил на один из плотов, по которым сейчас с трепетом ступал вслед за директором — бревна вздымались и опускались при каждом шаге.

Мои друзья в Буэнос–Айресе, считавшие Корриентес скучным городом, определенно недооценивали его. За первую неделю моего пребывания там произошли следующие события: неудачное похищение, изгнание священника из церкви, арест архиепископа, убийство возле аэропорта, а еще через несколько дней в соборе была обнаружена маленькая и почти безопасная бомба. В день отъезда я заметил, что на набережной Параны собралась толпа. Я спросил моего шофера, в чем дело. Он ответил, что толпа ждет водолазов.

— Водолазов?

— Да. Десять минут назад покончила с собой целая семья. Какой‑то человек съехал с пристани в воду. Здесь очень глубоко. В машине с ним сидели жена и двое детей. Он закрыл окна и запер двери.

«Почетный консул» был одним из тех романов, написать которые стоило мне больших усилий. По опыту я знаю, что обычно, через несколько месяцев работы, автор чувствует, как роман начинает им управлять. Сначала самолет все быстрее и быстрее бежит по взлетной полосе, затем медленно поднимается, и вы вдруг чувствуете, что колеса больше не касаются земли. Но «Почетный консул» дал мне ощутить свободу полета только в последней главе. А когда я читаю книгу теперь, то мне кажется, что я спал у штурвала, потому что самолет взмыл в воздух на самой первой странице, когда доктор Пларр стоял ночью в маленьком порту, «среди подъездных путей и желтых кранов» 1, где я мог видеть его много лет назад, когда вглядывался в ту же темноту с палубы асунсьонского парохода, и пассажир, в котором я подозревал контрабандиста, сказал мне, скептически улыбаясь: «Местные говорят, что каждый, кто однажды увидит Корриентес, возвращается назад».