и сочувствие народа.
Но вот пританы вносят такое предложение. На прошлом собрании все, по их мнению, было достаточно обсуждено, выслушаны были и обвинители и защита, поэтому не лучше ли сразу, без новых прений, постановить приговор?
С горестным изумлением выслушивает это предложение Эвриптолем. Пританы предлагают решить сразу участь шести военачальников, а не каждого из них в отдельности. Предлагается поставить две урны и голосовать посредством камешков. Кто за оправдание, будет класть свой камешек в переднюю урну, кто за обвинение – в ту, которая стоит за ней. Если они будут обвинены, их постигнет смертная казнь: они будут низвергнуты в пропасть.
Эвриптолем порывисто подымается. Он возмущен. Но Эвриптолему приходится подождать, уже до него кто-то заявил желание что-то сказать. Это простой человек, грубый и наглый, но речь его, развязная и уверенная, сразу захватила всех. Он рассказывает об Аргинузском сражении и уверяет, что он – матрос одного из погибших кораблей. Когда корабль шел ко дну, его несчастные товарищи, возмущенные тем, что их так безжалостно покинули, поручили ему, если он останется жив, явиться в народное собрание и обо всем рассказать. Спасшись чудом на бочке от муки, он явился теперь сюда, чтобы обвинять по воле погибших.
Его рассказ производит большое впечатление на многих, но не на Эвриптолема. Он догадывается, что этот человек подучен сторонниками Ферамена, что весь рассказ – сплошная выдумка, чтобы растрогать народ.
Заметно волнуясь, нетвердой поступью, всходит Эвриптолем по ступенькам бемы на верхнюю площадку и громким, негодующим голосом обращается к народу. Нельзя судить всех обвиняемых сразу – каждый человек должен отвечать только за свою вину. И нет такого афинского закона, по которому можно было бы так судить. Тот, кто предлагает это, сам подлежит за это суду.
После его речи начался шум и смятенье. Одни поддерживали его, другие были против. Пританы не знали, что делать. А толпа настойчиво требовала, чтобы они допустили голосованье, грозила и им. Тогда притан-руководитель объявил спокойным и твердым голосом, что он этого голосования допустить не может. Всю жизнь он поступал так, как велят законы, а предложенное здесь незаконно. Поднялся страшный шум, в ответ на его слова зазвучали угрозы и грубые восклицания. Но он был непреклонен, совершенно спокойный, скромный, полный чувства собственного достоинства. Этот притан был Сократ, знаменитый афинский мудрец. Ввиду этого пришлось отложить собрание и созвать его на следующий день. Руководителем этого второго собрания был уже не Сократ, а другой притан.
Эвриптолем и в этот раз попросил слова. «Афиняне! – горячо говорит Эвриптолем. – Судите их по какому хотите закону, но судите поочередно. Если это будет сделано, виновные получат надлежащее наказание, а невинные будут освобождены и не поплатятся жизнью безвинно. Вы же будете судить по совести и по клятве и не станете без суда, вопреки закону, губить тех, которые отняли у лакедемонян 70 кораблей и одержали победу. Чем слушаться людей порочных и наказывать победителей смертью, было бы гораздо справедливее почтить их венками».
Он кончил. Сочувствие народа на его стороне. Вносится предложение Эвриптолема о том, чтобы каждого из полководцев судить отдельно, а не всех вместе, как это предложил совет. Подымаются руки за предложение Эвриптолема. Но снова возгорается борьба, опять настроение народа резко меняется, и он постановливает приговор: все военачальники, одержавшие победу при Аргинузах, приговариваются к смертной казни.
На праздник в Олимпии
К. Сивков
До начала Олимпийских празднеств, которые справлялись через каждые четыре года, оставался почти целый год, а в Олимпии уже начинались приготовления: сюда приходили уже один за другим участники будущих состязаний, отсюда во все стороны отправлялись группами особые вестники, чтобы возвестить о предстоящем празднестве и провозгласить священный мир, после чего все военные действия должны были приостанавливаться; наконец, будущие судьи на состязаниях уже начинали в главном городе той области (Элиды), в которой была расположена Олимпия, под руководством хранителей законов готовиться к исполнению своих обязанностей.
Тихо и спокойно обыкновенно жилось в Олимпии. Расположенная в Южной Греции, в долине реки Алфей, Олимпия была священным местом для всех греков; вся местность, занятая ею, была посвящена богу Зевсу и пользовалась особой охраной, и воины должны были положить оружие, подходя к ее границам. Долина, в которой находилась Олимпия, с севера и востока была замкнута невысокими горами, покрытыми хвойным вечнозеленым лесом. Вся область была богата хлебом, виноградом и особой лозой, из которой добывалось нечто вроде нынешнего хлопка. Сюда-то и собиралось каждые четыре года до 40 тысяч греков со всех концов Греции и изо всех ее многочисленных колоний.
Наконец наступило лето, в которое должны были произойти Олимпийские празднества. Желающие попасть в Олимпию заранее снаряжаются в путь; по горным тропинкам и по дорогам долин все они направляются в Южную Грецию. Все шесть сухопутных дорог, ведущих в Олимпию с севера, востока и юга, с конца июня месяца полны народа; немало его двигается в Олимпию и по реке Алфей – это греки с островов и из колоний западной половины Средиземного моря; все они, высадившись с кораблей у устья Алфея, предпочитают остальное расстояние (18 верст или 19 км) до Олимпии проехать по реке, чем идти пешком. Хотя вдоль дорог, ведущих в Олимпию, часто попадались храмы и пристанища для путешественников, паломничество было нелегко: жаркое летнее солнце, отсутствие благоустроенных дорог, для многих – дальность расстояния, – все это затрудняло путешествие. Но всегда находились усердные почитатели Зевса, которые, несмотря ни на какие лишения и неудобства, несмотря на необходимость оставить иногда надолго обычную работу, отправлялись в Олимпию. Пешком, с небольшим запасом провизии, группами тянулись они к священной роще могучего Зевса, отца богов, время от времени обгоняемые верховыми и экипажами, везущими знатных гостей: богачей, едущих в Олимпию с большим штатом прислуги, членов посольств от различных греческих государств, именитых иностранцев. В одном зато отношении путешествие в Олимпию было привлекательным – в смысле безопасности от нападений, так как всякий, идущий в Олимпию, считался гостем Зевса, и убийство и оскорбление его было важным преступлением: проклятие и штраф постигали всякого, кто оскорбит путешественника, направляющегося в Олимпию.
В числе путешественников, направлявшихся в это лето в Олимпию, на поклонение великому Зевсу и для присутствования на состязаниях, были послы от одной из маленьких греческих колоний на морском берегу Фессалии. Путь их был долог и тяжел, так как их небогатый родной город не мог снарядить их так, как снаряжались послы Фив, Афин или Спарты. Немало лишений и неудобств претерпели они на своем пути, прежде