Читать интересную книгу Наблюдения над исторической жизнью народов - Сергей Соловьев

Германцы не могли, подобно галлам, скоро и легко занять обширную и богатую страну; первые движения их кончились несчастно; кимвры и тевтоны потерпели истребительные поражения от Мария. Попытки Ариовиста захватить земли в Галлии были уничтожены Цезарем. Германцы встретили в римлянах страшных врагов, которые превосходили их воинским искусством, которые сначала не давали им покоя в их собственной стране; нужно было обороняться; при наступившем движении нужно было сначала двигаться чрезвычайно медленно, каждый шаг вперед делать с большим усилием, покупать успех дорогою ценою.

Таким образом, германцы должны были пройти долгую и трудную школу, благодаря которой они воспитали в себе выдержливость и приобрели все качества отличного войска, в виде которого они сначала и вошли в состав оскудевшей войском Римской империи; легкость успеха портит человека и народ, только трудность его развивает силы и дает хорошее воспитание человеку и народу. "Пусть нападут на меня,- отвечал Ариовист Цезарю на его угрозы,- пусть нападут и тогда узнают храбрость народа, который в продолжение четырнадцати лет ни разу не входил под крышу дома". Здесь выразилось сознание подвига, ибо германцы не были кочевниками, не понимавшими приятности иметь дом; они очень хорошо понимали эту приятность и достижение ее, получение хорошей земли для оседлости поставили целью своего трудного подвига.

Тацит так отозвался о Германии: "Кто, оставив Азию, Африку или Италию, захочет пойти в Германию, безобразную почвою, суровую климатом, печальную обработкою и видом, разве кому она будет отечеством?" Но дело в том, что для германцев эта страна не была отечеством, а только перепутьем; чем суровее и печальнее была страна, тем сильнее было в ее жителях стремление как можно скорее покинуть ее, а препятствия, при этом встречаемые, еще более усиливали стремление.

Надобно с большою осторожностью делать выводы о характеристических чертах племени и народов, ибо часто то, что считается прирожденным отличием, является случайностью, происходящею от известного положения народа или племени.

Так, например, рассуждают, что галльские народы отличали друг друга именами, заимствованными от видимой природы: это или горцы, или жители равнины, или поморы, тогда как германские народы заимствовали свои названия от отвлеченных разделов неба и назывались людьми Востока, Запада, Севера, Юга.

Но не надобно забывать, что галлы давно уже жили в известной стране, не хотели ее покидать, и потому они усваивали себе названия по местностям, тогда как германцев история застает в движении, на поиске земель, где бы поселиться; стоит только вспомнить, например, судьбу ост- и вестготов:

спрашивается, от какой местности они могли называть себя, когда они постоянно двигались, переменяли место жительства? Нельзя народу называться поморянами, когда он то уйдет в горы, то выйдет на равнину, далекую от моря.

Что касается частностей быта, то быт германцев сходен с бытом родственных им арийских племен в Европе, которых история знала еще в варварстве, как племени кельтического, так и славянского. Но здесь не надобно упускать из виду того обстоятельства, что германцы были относительно недавние пришельцы в своей стране и в постоянно воинственном движении стремились покинуть ее, что быт их, как он нам известен по римским описаниям, более сходен с бытом галлов, когда последние, по словам Цезаря, были так же храбры, как германцы, то есть пока они еще не успокоились в стране, устремлялись из нее воинственными массами и наводили ужас на соседей.

Галлы времен Цезаря имели уже города, хотя и в значении только укрепленных местностей на случай неприятельского нападения; но присутствие этих укрепленных мест, как знак желания защищать известную страну как свою страну, удержаться в ней, равно как появление отдельной земельной собственности, свидетельствует, что народ обжился в известной стране, сросся с нею, не хочет с нею расстаться. Германцы не жили в городах и не терпели жить вместе, жили разбросанно и розно, где понравится источник, поле, роща. Обрабатываемая земля находилась в общем владении, и Тацит заметил, что этому благоприятствовала обширность пространства; земли было много, она не имела цены, на ее обработку, находившуюся в грубом состоянии, не тратилось много труда и капитала, и потому земля немногим в этом отношении отличалась от леса и луга, ибо недвижимая отдельная собственность начинается с дома и земли, находящейся около него, что французские крестьяне до сих пор называют наследством по преимуществу (1'heritage), затем следует пашенная земля, далее луг и лес.

Политическое устройство германцев представлялось Тациту так же не вполне ясно, как политическое устройство галлов представлялось Цезарю: "Царей берут себе германцы по благородству происхождения, вождей - по храбрости (reges ex nobilitate, duces ex virtu te sumunt). Цари не самовластны, и вожди сильны более примером, чем властию, если деятельны, видны, сражаются впереди всех". Но в других местах рассказа автор подле слова "царь" (rex)

употребляет другое слово - "начальный человек" (princeps) (властелин, князь, начальствующий (лат.). У Соловьева дан буквальный перевод "начальный человек" - Примеч. ред.).

"О делах меньшей важности совещаются начальные люди (principes), о важнейших - все. На общем совещании выслушивается царь, или начальный человек, или кто-нибудь другой, видный своею маститостью, благородством, воинскими доблестями, красноречием; действует более сила убеждения, чем власти. В тех же собраниях избираются начальные люди (principes) для суда; каждого из таких судей сопровождают сто человек из народа". Можно было бы успокоиться на этом указании значения начальных людей (principes), если бы в следующей же главе не встречалось слово: "И отроки могут получить значение начальных людей по особенному благородству или великим заслугам предков". Затем следует знаменитое место о дружине (cornites, comitatus), как воинственная толпа сосредоточивается около богатыря, знаменитого своими подвигами, и этот глава дружины называется начальным человеком (princeps).

Из свода этих известий оказывается, что воинственное движение у германцев, как и у галлов, выдвинуло и продолжало выдвигать из народной массы людей храбрейших, богатырей (robustiores), около которых сосредоточивались воинственные толпы, дружины. Быть в дружине богатыря не считалось постыдным; место, какое занимал член дружины, определялось по воле вождя дружины, и между дружинниками было сильное соревнование, кому занимать первое место у своего начальника, а между начальными людьми (principes) - сильное соперничество, у кого многочисленнее и храбрее дружина.

Постоянное окружение большою толпою избранных юношей давало достоинство и силу, в мире составляло украшение, на войне - охрану. Многочисленная и храбрая дружина доставляла вождю ее славу не только в своем народце, но и у народов соседних: к таким вождям являлись посольства, приносили дары. Во время битвы постыдно вождю (principi) уступить дружине в храбрости, постыдно дружине не сравняться в храбрости с вождем. Бесчестно на всю жизнь остаться после битвы живым, когда вождь полег на месте. Вожди бьются из-за победы, дружинники - за вождя. Если народ коснеет в долгом мире и праздности, то многие из благородных юношей уходят к тем народам, которые ведут войну, ибо спокойствие невыгодно: возможность содержать дружину доставляется войною, грабежом.

Эти-то храбрецы, собирающие около себя дружины подобных себе храбрецов, и являются начальными людьми (principes), они-то и вожди частных предприятий; храбрейший из них избирается вождем и для общего предприятия, задуманного целым народом (duces ex virtute). Но как везде, так и здесь значение счастливого вождя, окруженного многочисленною и храброю дружиною, давало ему возможность усилить свою власть, сделаться царем (rex). Счастие давало ему значение, несчастие лишало его царского достоинства: Маробод, царь маркоманов, после поражения от Арминна был изгнан своим народом. Арминн, победитель римлян и Маробода, был убит своими за то, что хотел сделаться царем.

Но некоторым удавалось удержать за собою царское достоинство и поднимать своих детей, свое потомство так высоко, что народы продолжали брать из него себе царей (reges ex nobilitate sumunt). Таким образом, между германскими народами у одних был царь, человек, поднимавшийся выше всех своею властию, хотя и ограниченною народным собранием; у других не было царя, но было несколько выдававшихся своею храбростью и знаменитыми предками людей, окруженных более или менее многочисленными дружинами, - то были начальные люди (principes).

Тацит ясно различает в этом отношении германские народы и дает знать, что сила царской власти выказывалась довольно заметно в одном случае; говоря о вольноотпущенных (libertini), Тацит замечает: вольноотпущенные стоят немного выше рабов; редко имеют значение в доме, никогда - в обществе, исключая только те народы, которые управляются царями: тут они возвышаются и над свободными, и над благородными; у остальных народов ничтожность значения вольноотпущенных служит доказательством свободы. Из этих слов Тацита видно, что хотя власть германских царей и была ограничена, однако была довольно значительна, когда их вольноотпущенники могли подниматься даже выше благородных.