Читать интересную книгу Сувенир, или Кукла на цепочке - Алистер Маклин

— Да, — ответил я почти беззвучно, — мне хотелось бы вас убить.

— Мы послали ей маленькую записочку, — Гудбоди просто наслаждался. — С паролем: Бирмингем. Так, кажется? И она должна встретиться с вами на складе наших добрых друзей Моргенстерна и Моггенталера. Теперь-то уж на них никогда не падет подозрение. Кто, кроме самых настоящих сумасшедших, отважится совершить два таких страшных преступления на своей собственной территории? Здорово задумано, вы не находите? Еще одна кукла на цепочке! Она будет висеть, как и все остальные куклы в мире — тысячи кукол, подвешенных на крючок и пляшущих под нашу музыку.

Я сказал:

— Надеюсь, вы сами-то понимаете, что вы — настоящий психопат?

— Свяжи его! — резко бросил Гудбоди. Похоже, его светские манеры дали трещину. Должно быть, его задела истина, прозвучавшая в моих словах.

Жак связал мои запястья толстым проводом в резиновой оболочке. Таким же способом он перетянул ноги у щиколоток. Потом подтолкнул меня к стене и привязал другим куском провода к скобе, торчащей на стене.

— Заведите часы! — приказал Гудбоди, и Жак стал послушно обходить комнату, заводя часы с маятниками. Любопытно, что к часам небольших размеров он не подходил.

— Ну вот, все они уже идут и даже отбивают сигналы — некоторые довольно громко, — с удовлетворением заметил Гудбоди. Он вновь обрел спокойствие и вместе с ним благовоспитанный тон. — Наушники же увеличивают звук в десять раз! А вон там, — видите? — микрофон и усилитель. Вам до них не дотянуться. Сломать наушники тоже невозможно. Минут через пятнадцать вы сойдете с ума, через полчаса потеряете сознание. Как результат — коматозное состояние, которое продлится восемь-десять часов. Когда придете в себя, вы все еще будете в состоянии безумия… Впрочем, вы не придете в себя… Слышите? Они уже раскачиваются и бьют. Очень громко, слышите?

— Значит вот как умер Джордж! — сказал я. — А вы будете наблюдать за происходящим через ту стеклянную дверь. Она наверняка звуконепроницаема.

— К сожалению, будет не совсем так. У нас с Жаком есть кое-какие дела. Но к самому интересному моменту мы вернемся, не правда ли, Жак?

— Да, мистер Гудбоди, — ответил Жак, усердно приводя маятники в движение.

— А если я исчезну…

— Нет, вы не исчезнете. Я хотел, чтобы вы исчезли прошлой ночью в гавани, но это было слишком грубо, — экстренная мера, никакого профессионализма. Теперь у меня есть гораздо более приличная идея, не правда ли, Жак?

— Конечно, мистер Гудбоди! — Теперь Жаку приходилось почти кричать, иначе его невозможно было расслышать.

В том-то и дело, что вы не исчезнете, мистер Шерман. Упаси Боже, конечно! Вас найдут через несколько минут после того, как вы утонете…

— Утону?

— Вот именно! Ага, вы подумали, что в таком случае власти заподозрят, будто дело не чисто? Они проведут вскрытие и первое, что обнаружат, будут следы инъекций на руках. Я разработал систему, благодаря которой свежие уколы выглядят застарелыми, сделанными не два часа, а два месяца назад. Затем вскрытие обнаружит, что вы одурманены наркотиком — а оно так и будет! Мы введем его, пока вы будете без сознания, за два часа до того, как толкнем вас в машине в воду, а потом позовем полицию. Сначала они не поверят. Как же, сам Шерман! Активный Борец с наркотиками! Член Интерпола! Тогда они обыщут ваши вещи. И в карманах найдут все — и шприцы, и иглы, и гашиш. Конечно, очень печально! Кто бы мог подумать! Еще один из тех, которые служат и вашим и нашим…

— Могу сказать одно: вы — умный маньяк. Гудбоди улыбнулся, видимо, не расслышав меня из-за усиливающегося стука и боя часов. Он надел мне на голову наушники и закрепил их, израсходовав буквально ярды клейкой ленты. На какой-то момент наступила тишина — наушники подействовали как звукоизолятор. Гудбоди подошел к усилителю, улыбнулся и включил его.

Я почувствовал, будто меня оглушил сильный удар или ударило током. Тело мое начало выгибаться и корчиться и конвульсиях, и я знал, что лицо, насколько его можно было видеть из-под пластыря, исказилось от страшной боли. Боль была действительно мучительна, во много раз острее той, которую причинил мне Марсель. Уши и голова были переполнены пронзительной и безумной какофонией звуков.

Я начал кататься по полу — инстинктивная реакция организма, стремящегося избавиться от источника боли. Но пространство мое было ограничено — привязывая меня к скобе, Жак воспользовался слишком коротким куском провода, и я мог двигаться лишь на два фута в одну и другую сторону.

На какой-то миг я увидел Гудбоди и Жака, с интересом наблюдавших за мной сквозь стеклянную дверь. Но потом Жак поднял руку и постучал по своим часам. Гудбоди неохотно кивнул, и оба поспешно скрылись. Я решил, что они заторопились, чтобы скорее покончить со своим делом и успеть вернуться к финалу.

«Приблизительно через полчаса теряется сознание», — говорил Гудбоди. Сейчас я не верил ни одному его слову — такую пытку человек не мог вынести и в течение двух-трех минут. Я с яростью метался из стороны в сторону, но Гудбоди постарался на славу, наушники крепились настолько прочно, что невозможно было освободиться.

Маятники качались, часы тикали, и вскоре я действительно почувствовал, что мне начинает изменять разум, и какое-то время мне хотелось этого. Забвение — забвение. Я и сам провалился и все провалил. Чего бы я ни касался, все оборачивалось провалом и смертью.

Погиб Дюкло, погибла Мэгги, погибли Астрид и ее брат. Пока одна Белинда жива, но и она умрет сегодня ночью. Полный крах!

И в тот момент я вдруг осознал, что не могу допустить гибели Белинды. Это меня спасло. Я знал, что не могу допустить гибели Белинды. Меня больше не волновали ни мое самолюбие, ни провал, ни окончательная победа Гудбоди и его порочных сообщников. Пусть они наводнят наркотиками хоть весь мир — но я не могу допустить, чтобы Белинда погибла.

В глазах у меня стоял туман, но я смутно различал, что в нескольких дюймах находится некий предмет. Только через какое-то время, ценой больших усилий, я разглядел, что это не что иное, как электрическая розетка.

Руки мои находились за спиной, и прошла, наверное, целая вечность, прежде чем мне удалось нащупать концы провода, которым я был связан. Я коснулся их пальцами — они оказались обнажены. Тогда я предпринял отчаянную попытку воткнуть их в розетку. Пришлось изрядно помучиться, прежде чем мне удалось это сделать. Последовала яркая вспышка, и я упал на пол.

Я не смог бы сказать, сколько времени пролежал без движения. Но первое, что я осознал, придя в себя — это тишина! Изумительная тишина! А потом пришлось разыграть спектакль — я услышал, что к двери приближаются Жак и Гудбоди.

Я снова начал кататься по полу, бросаясь из стороны в сторону так убедительно, что испытывал почти ту же самую боль, что и во время пытки.

Напоследок, сделав особенно впечатляющий бросок, я вдруг забился в конвульсиях, а потом постепенно затих.

Гудбоди и Жак вошли в комнату. Гудбоди выключил было усилитель, но, очевидно, вспомнив, что хотел довести меня не только до потери сознания, но и до безумия, снова его включил. Однако Жак сказал ему что-то, и Гудбоди, нехотя кивнув, выключил усилитель. Возможно, Жак сказал ему, что если я умру прежде, чем они успеют ввести мне наркотик, то причина смерти при вскрытии может показаться неубедительной. Потом Жак обошел комнату и остановил качающиеся маятники.

— Развяжите ему руки, — распорядился Гудбоди. — Нехорошо, если останутся следы от веревок, когда пожарники выудят его из канала. И наушники снимите. А с этим… — Гудбоди кивнул в сторону Джорджа Лемэй. — Ну, вы знаете, что с ним делать. — Он вздохнул. — О, Боже! Жизнь — лишь блуждающая тень…

Гудбоди удалился. При этом он напевал «Да пребудете со мною», и если вообще можно вкладывать всю душу, напевая себе под нос, то смею заявить, что никогда еще не слышал такого одухотворенного исполнения. Он всегда чувствовал ситуацию, преподобный отец Таддеус Гудбоди.

Жак подошел к ящику, стоявшему в углу комнаты, вынул из него несколько гирь и начал нанизывать их на резиновый провод. Я сразу понял, что он собирается отделаться от трупа Джорджа.

Через несколько секунд Жак выволок его в коридор, к я слышал, как подошвы мертвеца царапали пол.

Я поднялся, освободил ноги, согнул и разогнул руки, пробуя мышцы, и последовал за ним.

Приблизившись к выходу на лестницу, я услышал шум мотора — Гудбоди заводил «мерседес», готовясь отъехать. Я осторожно выглянул на площадку. Жак спустил Джорджа на пол, открыл окно и помахал рукой. Очевидно, на прощание уезжавшему Гудбоди.

Жак отвернулся от окна, чтобы совершить последний ритуал над телом Джорджа, и тут же оцепенел, словно его поразил неожиданный шок. Нас разделяло всего пять футов, и по помертвевшему лицу я понял, что именно он прочел в моих глазах. Он прочел в них, что дорога убийств, по которой он много лет весело шагал, внезапно оборвалась и что для него все кончено.