Высвободившись, она шагнула к старухе, потом к девушкам. Все были живы, но без памяти, и Дивина принялась тем же огнивом чертить у них на лбах резу Есть и резу Мир, которые пробуждают живое и призывают покровительство светлых благодетельных сил. Постепенно все очнулись, поднялись на ноги.
– Ой, матушка! – всхлипывала Вертлянка. По ее лицу текли слезы потрясения и ужаса, а обе руки между тем проворно сгребали назад в корзину рассыпанные грибы. – И понесло же меня в лес! Матушка! Макошь-матушка! Как живы-то… Чуть было не… Матушка! Огради тыном железным…
Собравшись, заторопились домой. Все еще были немного не в себе, дети плакали, старуха бормотала обереги. Когда они были уже недалеко от опушки, кто-то вдруг с громким треском выскочил из кустов прямо им навстречу. Нивяница и Вертлянка вскрикнули и опять уронили корзину, Зимобор выставил рогатину.
Но это оказался всего-навсего Слетыш.
– Ты, Дивина! – воскликнул Слетыш. – Живая? А то… Меня Горденя послал.
– Что с ним? Хуже? Бредит? – озабоченно просила Дивина.
– Да нет. В себе. Тревожится только. Что это, говорит, все из лесу вернулись, а ее все нет, не случилось ли чего?
– Горденя! – вдруг ахнула Дивина таким страшным голосом, будто увидела что-то непоправимое. – Дура я, дура! – выпустив ручку корзины, она прижала оба сжатых кулака ко лбу. – Ой, как же я раньше не поняла! Ее же ловить надо! У меня из памяти вон, и никто не скажет!
– Что – не скажет? Ты о чем? – не понял Зимобор.
– Ее, тварь эту белую, что Горденю покусала, живой надо взять! Так – пропади она пропадом, но ведь Горденя! Ноги же! Правда, еще не поздно. Может, она ночью опять придет! – с надеждой воскликнула Дивина, и все прочие посмотрели на нее как на сумасшедшую. Они-то надеялись, что белая тварь не придет больше никогда.
– Ничего не понимаю, – честно сказал Зимобор.
– Ведь Горденя же! – втолковывала ему Дивина. – И Зорница с Чистеней! Они же не встанут без этого!
Окинув взглядом изумленные лица, Дивина с усилием взяла себя в руки и объяснила по порядку:
– Если кого оборотень ранит, то не поможет ему никакое лекарство, никакое зелье, а только кровь того самого оборотня! Иначе ему никак не вылечиться. Белая свинья Горденю покусала, теперь лечить его можно только кровью белой свиньи! Ее крови надо! Иначе Горденя всю жизнь так и пролежит!
Дивина хмурилась, в глазах ее были яростная решимость и отчаяние, как будто она видит перед собой целое вражеское войско, но намерена сражаться до конца. Зимобор смотрел на нее, забыв даже про волхид: ни в одной девушке, считая и сестру Избрану, он не видел такого сильного и пылкого воинского духа, как в дочери простой зелейницы из глухого лесного городишка. Родись она мужчиной, из нее бы вышел воевода.
– Или… Если матушка ничего не придумает… Я тогда к Деду пойду, – сказала она.
Обе подруги охнули, старуха покачала головой. Зимобор хотел спросить, далеко ли живет этот загадочный дед, но посмотрел на изменившиеся лица девушек и сообразил. Этот дед – не из такой родни, к которой ходят в гости по доброй воле.
* * *
Весь день Дивина ходила сумрачная и неразговорчивая, обдумывая поимку белой свиньи. Наступившей ночью уже никто не сторожил поля. Третьим утром Елага, в третий раз обрызгав поля наговоренной водой, наконец-то срезала залом и положила его в ступицу сломанного колеса, нарочно для этого принесенного из города. Помогали ей только Дивина и Крепениха, мать Гордени, мудрая и надежная женщина. Сейчас глаза у нее были красны и выглядела она осунувшейся. Старшего ее сына перенесли домой, и она день и ночь сидела возле него. От боли он почти не спал, ничего не ел и так изменился, что все, кто его видел, ужасались. Все соседи уже верили, что ему осталось жить недолго.
Уложив залом на колесо, Елага подожгла его и нараспев заговорила, держа руки ладонями к пламени:
– Залом, залом, взвейся над огнем, рассыпься пеплом по земле, не делай вреда никому! Огонь очищает, беду прогоняет!
– Еще опахать бы поле, да и город еще бы лучше! – заметила Крепениха, когда пепел от сожженного залома был собран и высыпан в реку.
– Хорошо бы, да сейчас не время! – Елага покачала головой. – На заре перед Купалой – вот тогда польза будет самая большая. Это вы уж без меня. Справитесь?
Елага собиралась на Дивью гору, священную гору, куда на солнцеворот зимой и на Купалу летом собирались все волхвы и чародеи западных кривичей. Ей еще на днях следовало пуститься в путь, но она задержалась из-за залома. Однако больше медлить было нельзя, и в тот же день зелейница ушла. Проводив ее до Выдреницы, Дивина вернулась. Теперь трое раненых, не считая Доморада, остались у нее на руках.
– Старый залом срезали, наверняка сегодня ночью придут новый делать, – сказала она Зимобору. – Я тетку Орачиху попросила прийти с парнями посидеть, поможет тебе, если что.
– А ты куда собралась? – Зимобор поднял брови. Время было не для хороводов.
– Пойду поле сторожить.
– Сторожили уже. Может, хватит? Тебя-то кто перевязывать будет – тетка Орачиха?
– Ну, меня так просто не возьмешь, я ведь не на осиновый кол полагаюсь.
– Может, у них в запасе есть чудо еще похлеще той свиньи!
– Ну, хоть узнаю, что это за тварь. У меня теперь Волотова голова[31] есть.
– Где же взяла? – Зимобор удивился.
– У Деда попросила. Сестры принесли.
Зимобор не стал спрашивать, что это за сестры, но они, видимо, не числились в жителях ни Радегоща, ни соседних сел.
– Тогда и я пойду. Вон, – он кивнул на рогатину, которую успел как следует наточить, – не Волотова голова, но свинье не понравится, хоть она будет белая, хоть сивая в яблоках.
– А не боишься? – Дивина с намеком наклонила голову.
– Боюсь, а что делать? – Зимобор пожал плечами. – Ты же все равно пойдешь, а я, если тебя одну отпущу, от страха тут вообще о… Короче, плохо мне будет.
– С белой свиньей и Горденя не справился, – напомнила Дивина.
– А я справился с Горденей, – в свою очередь напомнил Зимобор.
Дивина посмотрела на его пояс, где многозначительно блестели серебряные бляшки, обозначавшие количество битв. Она наморщила лоб, будто что-то вспоминая, потом протянула руку и нерешительно коснулась пальцами жесткого ремня.
– Значит, наконечник и пряжку в младшей дружине отроки получают, – пробормотала она, словно пересказывала полузабытый сон. – Кмети получают бляшки на сам пояс… А ложный хвостовик носят…
Она вопросительно посмотрела на Зимобора, словно просила напомнить.
– В нашей дружине было – начиная с десятника, – подсказал Зимобор. – И сколько бляшек на хвостовике – значит, столько битв.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});