Читать интересную книгу Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра - Кирилл Резников

Последний большой историк дореволюционной России, С.Ф. Платонов, считал деятельность Шуйского несчастьем для страны. По его мнению, успех заговора князя Василия изменил характер смуты — из дворцовой, боярской, она стала народным движением: «Воцарение Шуйского может считаться поворотным пунктом в истории нашей смуты: с этого момента из смуты в высшем классе она окончательно принимает характер смуты народной, которая побеждает и Шуйского, и олигархию».

Михаил Скопин в истории и литературе XIX в. Из историков XIX в. первый писал о Михаиле Скопине Карамзин. О Скопине он пишет восторженно, восхищается его мужеством и благородством, называет «героем-юношей» и видит в нём несостоявшегося спасителя Российского государства. Оценка Карамзина получила широкое распространение. В 1835 г. одновременно выходит из печати роман О.П. Шишкиной «Князь Скопин-Шуйский, или Россия в начале XVII столетия» и ставится пьеса Н.В. Кукольника «Князь Михайло Васильевич Скопин-Шуйский». Олимпиада Шишкина написала о Скопине роман, следуя представлениям Карамзина о «герое-юноше» (с Карамзиным она была близко знакома) и дополнив их интригой о любви прекрасной польки к русскому витязю. Роман, написанный хорошим языком и одобренный В.М. Жуковским, был забыт уже во второй половине XIX в. Канула в Лету и пьеса Нестора Кукольника, долго не сходившая со сцены после ее постановки в Александрийском театре.

Свою драму Кукольник первоначально назвал «Ляпунов». Под этим именем о ней пессимистически отозвался Пушкин, записавший в дневнике 2 апреля 1834 г.: «Кукольник пишет "Ляпунова", Хомяков тоже. Ни тот ни другой не напишут хорошей трагедии». Пушкин был вообще низкого мнения о Кукольнике и считал его успех драматурга следствием угождения господствующим вкусам. В драме Кукольник прославляет принцип легитимизма: князь Михаил отказывается от соблазна занять русский престол, несмотря на уговоры Ляпунова и войска. Николаю I и многим монархистам пьеса понравилась, но люди с развитым вкусом её не приняли. После просмотра пьесы Лермонтов написал эпиграмму:

В Большом театре я сидел,Давали «Скопина»: я слушал и смотрел.Когда же занавес при плесках опустился,Тогда сказал знакомый мне один:«Что, братец! жаль! — Вот умер и Скопин!..Ну, право, лучше б не родился».

Историки второй половины XIX в. не однозначны в оценках Скопина. По мнению Соловьёва, народную любовь к нему породили не заслуги, а общее желание найти «точку опоры», около которой можно «сосредоточиться». Народ увидел «точку опоры» в князе Михаиле: «В один год приобрёл он себе славу, которую другие полководцы снискивали подвигами жизни многолетней, и что ещё важнее, приобрел любовь всех добрых граждан, всех земских людей, желавших земле успокоения от смут, от буйства бездомников... все это Скопин приобрёл, не ознаменовав себя ни одним блистательным подвигом, ни одною из тех побед, что так поражают воображение народа, так долго остаются в памяти». Гибель Скопина, как пишет Соловьёв, «была самым тяжелым, решительным ударом для Шуйского». С его смертью «порвана была связь русских людей с Шуйским».

Костомаров посвятил Скопину главу в «Русской истории в жизнеописаниях важнейших ее деятелей». Демократ-народник и украинофил, Костомаров не любил Московскую Русь и к большинству ее героев относился с предубеждением, если не с неприязнью. Скопин представляет редкий случай, когда Костомаров пишет о «москале» с симпатией: «Личность эта быстро промелькнула в нашей истории, но с блеском и славою, оставила по себе поэтические, печальные воспоминания. Характер этого человека, к большому сожалению, по скудости источников остаётся недостаточно ясным; несомненно только то, что это был человек необыкновенных способностей».

Ключевский и Платонов в подробности о Скопине не вдавались. Ключевский лишь отметил, что «молодой даровитый воевода был желанным в народе преемником старого бездетного дяди». Немногословен и Платонов. Он сожалеет, что недостаток сведений не позволяет восстановить личность князя Михаила, но добавляет, что современники были о нём высокого мнения: «Говорят, что это был очень умный, зрелый не по летам человек, осторожный полководец, ловкий дипломат. Но эту замечательную личность рано унесла смерть... народная молва приписала вину в этом Шуйским, хотя, может быть, и несправедливо».

Михаилу Скопину были также посвящены монографии B.C. Иконникова «Кн. Михаил Вас. Скопин-Шуйский» («Древняя и Новая Россия», 1875) и Г. Воробьева «Боярин и воевода князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский» («Русский Архив», 1889). В 1910 г. был опубликован роман Ф.Е. Зарина «Скопин-Шуйский». Последним дореволюционным произведением о Скопине стала пьеса А.А. Навроцкого «Князь Михаил Скопин-Шуйский» (1913). Пьеса эта не увидела сцены — помешала война и новая Смута, перетряхнувшая Россию.

О Шуйском и Скопине в советский и постсоветский период. Советских историков Василий Шуйский интересовал лишь в связи с «крестьянской войной» Болотникова и закрепощением крестьян. Оценку ему давали резко отрицательную — боярский царь, крепостник, душитель народного восстания. Ещё меньше внимания уделяли Скопину, участнику разгрома Болотникова и «пособнику» шведских интервентов. Из писателей лишь А. Соколов в романе «И поднялся народ» (1966) и В.А. Шамшурин, автор «Каленой соли» (1990), дали краткие портреты царя Василия и Скопина. В постсоветский период появились статьи А.П. Богданова о Михаиле Скопине-Шуйском (1996,1998) и Е.М. Морозовой о Василии Шуйском (2000). В.В. Каргалов опубликовал биографию Скопина в книгах «Московские воеводы XVI—XVII вв.» (2002) и «Исторические портреты: Святослав, Дмитрий Донской, Михаил Скопин-Шуйский» (2004). Был опубликован роман С.П. Масияша «Скопин-Шуйский: Похищение престола» (2001).

В книге историка Р.Г. Скрынникова «Василий Шуйский» (2004) использованы предшествующие работы автора, но есть добавления, в частности, оценка царя Василия, как правителя. Скрынников считает, что Василий мог быть неплохим царем в спокойной России, но править страной, находившейся в состоянии смуты, ему оказалось не по силам. Гораздо дальше, чем Скрынников, идёт в оправдании Шуйского В.В. Куклин в романе «Великая Смута» (2004—2009). В сжатом виде его отношение к Шуйскому изложено в статье «Великая Смута — война гражданская или отечественная?» (2008). Куклин — конспиролог, он верит в заговор тайно принявших католичество бояр, в том числе, Романовых, против царского дома и православной Руси. Отрепьев — всего лишь католический ставленник, без собственного лица. В Шуйском Куклин видит спасителя страны:

«Приход Василия Шуйского и впрямь обернулся — с первым же днем нового царствования — восстановлением сугубо русских порядков на Руси, разрывом всех соглашательских и предательских в отношении народа и православной церкви договоров Лжедмитрия с Западом, восстановлением почтения русского народа к церкви, смещением Патриарха-самозванца и заменой его на священнослужителя из народа истинного — на Гермогена... То есть Русь вновь возглавил царь-патриот и Патриарх русский».

Даже нарушение Шуйским клятвы сохранить свободу Болотникову Куклин ставит в плюс: «удивительно...то, что Болотникову царь...сохранил жизнь и отправил в ссылку в места самые наидальние, спокойные, где мог тот и отдохнуть от ратных дел, отъесться, найти способ связаться с римскими шпионами». Он излагает невероятную версию, что иезуитский генерал Болотников «благополучно отбыл из Каргополя под крылышко папы римского», а записи о его казни «вставлены по требованию Филарета в воспоминания князя Хворостинина и других мемуаристов». Зато к Скопину Куклин относится без уважения. Все победы на пути от Новгорода к Москве он приписывает гению Делагарди. Смерть князя Михаила случилась якобы «из-за неумеренных возлияний и бесконечных пиров, которые пришлось перенести неокрепшему в пьянстве организму юного воителя». Случай с Куклиным — пример тому, как русскую славу умаляет писатель, проповедующий патриотизм.

Куклин — не единственный, кто принижает князя Михаила. В романе Елены Арсеньевой «Сбывшееся проклятье» (2009) в основе сюжета лежит страсть Скопина к Марине Мнишек, что приводит его к участию в заговоре Василия Шуйского и нарушению присяги Великого мечника хранить государев меч и защищать его. В день мятежа у царя Дмитрия не оказалось ни меча, ни мечника. Царь проклял Иуду и предрек ему страшную смерть. Много позже, во время осады Дмитрова, Скопин увидел на стене Марину и услышал слова проклятия, обращенные к нему. Умирая в муках после выпитой чарки, поднесенной дорогой кумой Катериной Григорьевной, князь Михаил вспомнил эти слова.

Царь Василий и Михаил Скопин для нашей истории. Василий Шуйский не был ничтожным царем, как считал Костомаров и ныне Бушков, но не был героем-мучеником, каким его сейчас рисует Куклин и ранее Карамзин. Ближе к реальности умеренная оценка Скрынниковым, считавшим Василия дееспособным царем. Он трезво оценивал ситуацию, правильно реагировал на угрозы, проявлял незаурядную твердость и не склонялся при неудачах. Скрынников указал и на его слабость — он был никакой полководец, и что хуже, доверял войско бездарным братьям, что в конечном итоге его погубило. Чего не доказал Скрынников, это отравления Василия и Дмитрия Шуйских по приказу Сигизмунда. Устранение Шуйских в октябре 1612 г. могло казаться важным для избавления королевича Владислава от соперников на московский престол (Михаила Романова избрали царем лишь в марте 1613 г.), но нет прямых доказательств отравления. Химический анализ останков царя Василия представляется возможным и желательным.