не работала.
— Сколько было переломов у того ребенка, когда он родился?
— Десять.
Впервые за сутки Шарлотта улыбнулась:
— У моего ребенка всего семь. Значит, это уже лучше?
Доктор Дель Соль замешкалась.
— Тот ребенок, — сказала она, — не выжил.
Как-то утром, когда машина Шарлотты была в сервисе, я отвез тебя на физиотерапию. Очень приятная девушка с щербинкой между зубами, которую звали Молли или Мэри (я все время забывал), заставляла тебя балансировать на большом красном шаре, что тебе нравилось, а еще делать приседания, что тебе совсем не нравилось. Каждый раз, когда ты перекатывалась на сторону заживающей лопатки, то поджимала губы, а из уголков глаз текли слезы. Думаю, ты даже не знала, что плачешь, но, посмотрев на это десять минут, я не выдержал. Тогда я сказал Молли / Мэри, что у нас еще одна запись (наглая ложь), а потом усадил тебя в инвалидное кресло.
Ты ненавидела кресло, и я тебя не винил. Хорошее педиатрическое кресло лучше подходило, когда оно было хорошо настроено, потому что обеспечивало комфорт, безопасность и подвижность. Но такое стоило свыше двух тысяч восьмисот долларов, а страховка выплачивалась на него раз в пять лет. Кресло, в котором ты передвигалась сейчас, настроили под тебя, когда тебе было два, а с тех пор ты сильно выросла. Я даже представить себе не мог, как ты будешь ездить на нем в семь лет.
На спинке я нарисовал розовое сердце и слова «ОБРАЩАТЬСЯ ОСТОРОЖНО». Я подвез тебя к машине и пересадил в автомобильное кресло, потом сложил инвалидное и поместил в багажник фургона. Когда я устроился за рулем и взглянул на тебя в зеркало заднего вида, ты баюкала свою больную руку.
— Папочка, — сказала ты, — я не хочу сюда возвращаться.
— Знаю, милая.
И тут я понял, что должен сделать. Проехал мимо нашего поворота на шоссе к отелю «Комфорт инн» в Довере, заплатил шестьдесят девять долларов за номер, которым не собирался воспользоваться, и повез тебя на инвалидном кресле к крытому бассейну.
Утром во вторник тут было пустынно. В помещении стоял запах хлорки, тут и там в различных позициях стояли шесть шезлонгов. От дневного света по воде разбегались сверкающие блики. На скамье лежала стопка бело-зеленых полотенец, а на стене значилась надпись: «ПЛАВАЙТЕ НА СВОЙ СТРАХ И РИСК».
— Уиллс, — сказал я, — мы с тобой идем плавать.
Ты удивленно посмотрела на меня:
— Мама сказала, что я не могу, пока плечо не…
— Мамы здесь нет, и она не узнает, хорошо?
На твоем лице расцвела улыбка.
— А как же купальник?
— Это важный пункт нашего плана. Если мы заедем домой за купальником, мама узнает, что мы что-то затеваем, понимаешь? — Я снял футболку и кроссовки, оставшись перед тобой в выцветших шортах. — Я готов.
Ты засмеялась и попыталась снять футболку через голову, но не могла достаточно высоко поднять руку. Я помог тебе, потом спустил шорты по ногам, и ты осталась сидеть в инвалидном кресле в трусах. Спереди было написано «ЧЕТВЕРГ», хотя был вторник. На задней части улыбалась желтая рожица.
После четырех месяцев, проведенных в «ортопедических штанах», твои ноги стали худыми и белыми, слишком тонкими, чтобы удерживать тебя. Но я помогал, взяв тебя за подмышки, пока ты шла к воде, потом посадил на ступеньки. Из корзины у дальней стены я достал детский спасательный жилет и застегнул на тебе. Перенес тебя на руках в середину бассейна.
— Рыба может плыть шестьдесят восемь миль в час, — сказала ты, вцепившись мне в плечи.
— Впечатляет.
— Самое распространенное имя для золотой рыбки — Челюсти. — Ты стиснула мою шею смертельной хваткой. — Банка диетической колы плавает в бассейне. Обычно кола начинает тонуть…
— Уиллоу? — позвал я. — Знаю, что ты волнуешься. Но если ты не закроешь рот, то туда попадет вода.
И я отпустил тебя.
Конечно, ты запаниковала. Стала размахивать руками и ногами и от этих усилий запрокинулась на спину, где продолжала плескаться и смотреть в потолок.
— Папа! Папа! Я тону!
— Ты не тонешь. — Я перевел тебя в вертикальное положение. — Это все из-за мышц живота, над которыми ты не хотела работать сегодня на физиотерапии. Представь, что двигаешься медленно и остаешься в вертикальном положении.
На этот раз я отпустил тебя более плавно.
Ты перевернулась, рот скрылся под водой. Я тут же бросился к тебе, но ты выпрямилась сама.
— Я могу, — сказала ты мне, а может, себе самой, провела рукой по воде, потом другой, не забывая про сломанное плечо. Ногами ты словно крутила педали велосипеда и постепенно добралась до меня. — Папочка! — прокричала ты, хотя я стоял всего в двух футах от тебя. — Папочка! Посмотри на меня!
Я следил за тем, как ты продвигаешься вперед.
— Ты только посмотри на себя, — сказал я, когда ты стала грести самостоятельно. — Только посмотри на себя.
— Шон, — сказала той ночью Шарлотта, когда я уже думал, что она спит, — сегодня звонила Марин Гейтс.
Лежа на боку, я пялился в стену. Я знал, почему адвокат позвонила Шарлотте: я не ответил на шесть сообщений, которые она оставила на моем мобильнике, спрашивая, переслал я подписанные бумаги, чтобы подать иск о неправомерном рождении, или они потерялись на почте.
Я прекрасно знал, где лежали те бумаги: в бардачке моей машины, куда я кинул их месяц назад, когда получил от Шарлотты.
— Я перезвоню, — сказал я.
Жена положила ладонь мне на плечо:
— Шон…
Я перекатился набок.
— Помнишь Эда Гатвика? — спросил я.
— Эда?
— Да. Парня, с которым я вместе выпускался из академии. Он еще работал в Нашуа. На прошлой неделе я ездил по вызову насчет подозрительной деятельности соседа в частной собственности. Он сказал своему партнеру, что у него плохое предчувствие, но зашел внутрь, и в этот момент взорвалась лаборатория метана на кухне.
— Какой ужас…
— Я лишь о том, — перебил я, — что надо всегда прислушиваться к своему чутью.
— Я так и делаю, — сказала Шарлотта. — Делала всегда. Ты слышал, что сказала Марин. Большинство таких исков выигрывают. Это деньги. Деньги, которые мы можем потратить во благо Уиллоу.
— Да, а Пайпер становится жертвенным барашком.
Шарлотта притихла:
— Она застрахована от врачебной ошибки.
— Вряд ли страховка защитит от удара в спину, который нанесет лучшая подруга.
Шарлотта замоталась в простыню, садясь на кровати.
— Она бы точно так поступила, будь это ее дочь.
Я внимательно посмотрел на нее:
— Не думаю. Большинство людей вряд ли поступят так.
— Мне не важно, что считают другие. Меня волнует лишь мнение Уиллоу.
Я понял, что именно поэтому не подписал