Я проезжал через эту деревню на следующий день и увидел на поляне массу обнаженных трупов. Особенно плотно они лежали в 100–200 метрах от деревни. Некоторые трупы лежали в огородах и даже висели на изгороди. Встретившаяся мне жительница сказала, что раздели убитых жители деревни.
Наступление на Калугу
Если в начале наступления бои шли за деревни, заняв которые солдаты могли обогреться, то позднее таких возможностей становилось все меньше. Бои шли уже не за деревни, а за их пепелища. Ночью горизонт в сторону противника всегда был окрашен огнями пожарищ. А продвигаясь вперед, на месте деревень среди черного снега мы видели печные трубы да изгороди. Солдатам стало еще труднее. Днем – в бою на морозе, но вот противник отошел, бой закончился, и опять оставшиеся в живых всю ночь мерзнут, зарывшись в снежный сугроб. Условия были настолько тяжелые, что живые завидовали погибшим. Но чаще всего, отбив у противника населенный пункт, шли вперед, чтобы не дать ему закрепиться в следующей деревне, и если деревню не брали с ходу, то снова непрерывный бой до взятия деревни.
Официальная пропаганда проклинала немцев за варварство по отношению к мирному населению. Да, варварство было неслыханное. Население деревень – а это были старики, женщины и дети, – в один час лишившись всего самого необходимого для жизни, вынуждено было уходить в другие деревни или леса и, переждав бой, возвращаться на родные пепелища, чтобы жить под печью или в погребе. В тех деревнях, где чудом оставались целыми несколько хат, в них поселялись все жители деревни.
Нетрудно себе представить, каково было им, матерям с маленькими детьми, девушкам и старикам, когда в такую избу вваливались мы, несколько десятков солдат. Привилегированные места на полу занимали мы, а они – все остальное пространство, но только сидя. Даже лечь им негде было. Я все думаю, как они могли терпеть всю ночь без туалета. Мы, для того чтобы выйти по естественным надобностям или перебить у коптилки очень уж расшалившихся вшей, шли по телам спящих, а они этого себе позволить не могли. Так и сидели всю ночь, ожидая, пока нас не позовут вперед.
Некоторым нашим солдатам не давала покоя глупость немцев – сжигать деревни, которые самим бы пригодились, если не для обороны, так хотя бы чтобы подкормиться или обогреться. Мороз их не жаловал так же, как и нас. Политработники и армейская печать объясняли это тем, что немцы боятся партизан, находящих приют у местного населения. А истина для меня и моих товарищей открылась значительно позже, уже летом 1942 года, когда командир отделения радистов старший сержант Подгорный рассказал нам по секрету, как он в команде факельщиков участвовал в выжигании деревень в тылу противника.
Команды во главе с офицером формировали из высоких, рыжих или белобровых солдат. Одевали их в немецкую форму, вооружали немецкими автоматами и забрасывали в тыл противника. В команде один или несколько человек должны были знать хоть несколько немецких слов. Действовали они в глубоком тылу немцев, в зоне, где не было немецких войск. Заходила такая команда в деревню и шла по домам с требованием их покинуть. На сборы обычно давалось минут тридцать. По истечении срока факельщики проходили по деревне, зажигая дом за домом. Во время акции никто не имел права разговаривать на русском языке.
Подгорный рассказывал нам, что в одной из сжигаемых ими деревень жители – мужчины – вооружились вилами и убили одного из его товарищей. Он не сказал, сколько человек, но дал понять, что защитники своих домов были расстреляны.
Таким способом противнику создавались неблагоприятные условия обороны. Ему не за что было уцепиться. Он замерзал. Да и мы мерзли не меньше немцев. Но где же мораль? Почему в этой грязной бойне должны были страдать дети, старики и женщины?
* * *
Наступление на населенные пункты Титово, Кутьково, Градново и другие шло трудно. Противник оказывал упорное сопротивление в каждой деревне, но мы медленно, но уверенно отвоевывали позицию за позицией, продвигаясь по 5–6 км в день в направлении на юго-запад.
23 февраля вышли из боя и двинулись на Калугу. Начальнику разведки дивизиона и мне было приказано выехать вперед для связи с пехотным полком.
Ясная зимняя ночь. Мороз около 40 градусов. Возок скрипел полозьями по хорошо укатанной дороге. Проехали не менее 20 км. На пути ни одной деревни. Мы уже совсем окоченели, как вдруг на пригорке перед нами появилась изба. У избы стояло несколько лошадей, запряженных в возки и дровни. У дверей часовой. Все наши уговоры пустить обогреться остались без внимания. Ответ один: «Изба занята». Пришлось применить силу.
Первая половина дома был полна военными. Во второй расположился генерал. Капитан – думаю, что это был его адъютант, – проверив, кто мы есть, разрешил обогреться. Присели на полу у порога. В тепле моментально стали слипаться глаза. Но спать нельзя, надо двигаться вперед. Да и лошадь могут увести. А ездовому тоже надо дать обогреться.
Догнали полк, который уже вошел в соприкосновение с противником. К утру подошел и наш дивизион. Начались бои на подступах к Оке, юго-западнее Калуги. Наступали в направлении на север, отрезая противнику пути отхода из Калуги. 24 декабря заняли деревню Квань. Наступление развивалось на Ромаданово, санаторий «Анненки» и Жалобино. Противник оказывал упорное сопротивление.
Ночью заняли наблюдательный пункт на северной окраине деревни. Сектор наблюдения справа и слева ограничивал лес. С рассветом пехота поднялась в атаку на позиции противника, прикрывавшие подступы к Оке. Первое время было заметное продвижение. Но через некоторое время пехота начала пятиться назад, а затем и побежала. У немцев из укрытий вышли танки. А под прикрытием танков их пехота перешла в контратаку. У нас же на прямой наводке ничего, кроме полковых орудий, не было. А полковая артиллерия бороться с танками не могла. Началась паника. Бежала пехота, артиллеристы на рысях увозили пушки. Все перемешалось – люди, лошади, сани. И все это на заснеженной равнине, под плотным огнем противника.
Уже и в самой деревне сворачивались штабы и хозяйственные взводы с кухнями, запрягали лошадей. Все уже было готово к движению, как справа послышался ружейно-пулеметный огонь. Из леса во фланг контратакующим немцам вышел наш батальон. Противник не выдержал и повернул обратно. Наша пехота сначала остановилась и залегла, а затем снова, уже ползком, стала продвигаться вперед.
Бой шел до позднего вечера, а ночью противник оставил позиции. К утру мы по льду переправились через Оку и прошли по прекрасному сосновому бору – зоне отдыха калужан. Слева от дороги стояли уцелевшие дачи какого-то дома отдыха или санатория и чернели пепелища сожженных домов. Кое-где лежали трупы немецких солдат. На уже окоченевшую руку одного из трупов, лежавшего на спине так, что рука была поднята вверх, какой-то шутник надел головку швейной машины.