— Мама скоро придет с работы, — растерянно сказал Миша. — У нее сегодня короткие рейсы… А тут… А вы…
Аппарат начал наступление на Мишину память в третий раз. Аппарат содрогался и вибрировал. Войдя с ним в резонанс, тихонечко стали позванивать хрустальные спортивные кубки и медали, завоеванные Мишей на различных соревнованиях. Цвет аппарата шерристян менялся теперь уже с неописуемой быстротой. Сферические колпаки вертелись вокруг Миши, тоже все время взвинчивая свою скорость. И наконец аппарат умолк в третий раз, и все колпаки втянулись в него и скрылись за створками.
— Трудно поддающийся обработке, — повторил голос в Мишиной голове. — Все стереть невозможно. Некоторые воспоминания останутся.
Невидимый взгляд продолжал рассматривать Мишу Стерженькова. Во взгляде этом Миша все явственнее ощущал скрытое уважение. Возможно, впрочем, что все это ему казалось, потому что опять в Мишиной голове был полный сумбур и хаос. Ему было обидно, очень обидно, что он не оправдал доверия братьев по разуму, ему казалось, что во всем виноват только он один. И хотелось, чтобы все это, вся эта история немедленно началась снова, с самого начала — снова став шерристянином, теперь-то уж он постарается, ой как еще постарается подавлять в себе остаточные проявления сознания землянина! Не знает еще, каким образом, но будет, обязательно будет, чтобы второй этап исследований шерристян на Земле прошел гладко.
Но никому не дано возвращаться к истокам каких-то событий и переживать их вновь, хотя часто, очень часто ничего не желает человек так сильно, как этого. Не дано… Второй и третьей попыток, как это заведено в некоторых видах спорта, не положено, к сожалению, в обычной жизни.
— Землянин, прощай! — сказал голос в Мишиной голове.
Аппарат шерристян стал медленно растворяться в воздухе. И на какое-то мгновение Мише Стерженькову показалось еще, что голос хочет сказать ему сверх этого и что-то другое, с теми же очень дружескими, очень теплыми интонациями, с какими прозвучали слова прощания; и он кинулся к тому углу комнаты, где стоял аппарат, но поздно — лишь легкая дымка осталась в воздухе, и вот и она растворилась бесследно. Навсегда.
Миша Стерженьков сел на стул и встал снова. Потом он прошелся по комнате из угла в угол и снова сел. Из соседней комнаты доносилась песня о разноцветных кибитках…
И тут же в коридоре послышался шум открываемой двери, звонко щелкнул замок, прошли по коридору шаги, и мама, Алевтина Игоревна, в шоферском комбинезоне, пропахшем ветром дальних рейсов и бензином, появилась на пороге Мишиной комнаты.
— Ну, — начала мама голосом строгого воспитателя, — как этот зачет?… По технике теории… нет, по теории толкания?… Короче, сейчас переоденусь, возьму учебник и проверю, как ты к нему готов…
ЭПИЛОГ
В последний раз с Мишей Стерженьковым я встретился вчера. Хроника чрезвычайных событий из жизни юного спортсмена была уже почти закончена мной, и оставалось лишь уточнить некоторые подробности. Условившись встретиться у входа в спортивный комплекс техникума, оба мы пришли точно в назначенное время — он подошел справа, а я слева, и возле гипсовой статуи игрока в крокет мы обменялись крепким рукопожатием.
Все тот же спортивный загар, ничуть не потускневший за прошедшее время, лежал на его открытом, мужественном лице. Сошла с него только печать озабоченности, которая сразу же бросилась мне в глаза в первые мгновения нашего знакомства на «чертовом колесе». Рукопожатие юного спортсмена оказалось таким энергичным, что я даже поморщился.
Но Миша Стерженьков помрачнел, едва я стал задавать свои вопросы. Возвращаться к чрезвычайным событиям из своей жизни, чувствовалось, он больше не хотел. Воспоминания эти не были ему особенно приятны; но он справился с собой усилием воли как раз в тот момент, когда я уже стал упрекать себя за свою настойчивость.
Вместе мы вошли на территорию стадиона. Здесь было уютно и тихо. Большие деревья по краям аллей, проложенных между разнообразными спортивными площадками, медленно и величаво отряхали желтые листья. Но это спокойствие оказалось обманчивым. Пронеслись мимо нас несколько юных велосипедистов в пестрых майках. Потом высоко над нашими головами пронизало воздух копье, посланное сильной рукой невидимого метателя. В открытом бассейне с искусственным льдом в проруби купалось много студентов.
Напряженный тренировочный матч шел и на площадке для игры в лякросс. Мы с Мишей Стерженьковым забрались на верхний ряд пустых трибун, и здесь он закончил рассказ об интересовавших меня подробностях необыкновенных событии, происшедших с ним. Некоторое время после этого мы молчали. Миша отдыхал после воспоминаний, потребовавших напряжения душевных сил, я следил за быстрыми перемещениями по полю двадцати четырех атлетически сложенных юношей. Вратари, защищавшие непривычной для глаз треугольной формы ворота, отражали яростный натиск нападающих. Атлетически сложенные юные нападающие организовывали одну атаку за другой.
Пораженный вдруг внезапной мыслью, я даже чуть было не подскочил на своей месте.
— Миша! — воскликнул я. — Миша! А вы ведь ни разу мне не сказали, как выглядят шерристяне! Ну, какие они были из себя? Ощущая себя шерристянином, вы должны были бы знать. Чем они отличались от нас? А может, были похожи?…
Протяжный, тяжелый вздох последовал в ответ.
— Я все ждал, — сказал Миша Стерженьков, — ждал, когда вы спросите. Нет, этого я не помню. Это как раз им удалось стереть у меня из памяти. Знаю только, что заметно они отличались от людей, а вот чем…
Он вздохнул еще раз.
— И звезду эту, Па-Теюк, тоже никак больше не могу найти на небе. Раньше, когда был шерристянином, легко находил, в любое время, а теперь не могу. Теперь это уже навсегда, никогда я ее больше не увижу… А если б мог, большая польза для нашей науки. Может, когда, в будущем, и сами бы полетели, если известно, куда лететь… Словом… Да что тут говорить! — Взмахнув рукой, он посмотрел на меня в упор: — Не справился я, словом. Не сумел оправдать доверие братьев по разуму. Теперь жди Контакта… после такого…
— Ну при чем же здесь вы, Миша? — сказал я мягко. — Он же ведь сам… то есть вы, когда были им… значит, он сам… то есть… Из-за этого прервали…
Миша Стерженьков тяжело вздохнул в третий раз.
— Да нет, это я виноват, — сказал он глухо. — Вы меня, пожалуйста, не утешайте. Может, это только у меня на всей Земле сознание оказалось таким, что они его не смогли трансформировать до конца. Может, на моем месте кто другой и справился бы. А я, я натворил дел! Чего только не натворил! Я ведь исправлял разные недостатки, вы заметили? И зачем я только вот так проявлял остаточные действия своего сознания?! Ведь, наверное, где надо, можно было и по-нашему, по-земному… Теперь жди Контакта с разумной цивилизацией! Не представится больше такой возможности… из-за меня!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});