Читать интересную книгу Доченька - Дюпюи Мари-Бернадетт

Пьер смутился. Потом, решив, что лучшая защита — это все-таки нападение, он сказал, повысив голос почти до крика:

— Не знал, что твой отец теперь следит за мной! Браво! Вот это семейка! Ну все, мое терпение кончилось! А ты, ты думаешь только о дочке либо строишь из себя разгневанную мещанку!

Мари отшатнулась, прижав руки к груди. Она ожидала, что Пьер вспыхнет, и решила держать себя в руках:

— Не оскорбляй меня, Пьер! Не надо. Меня интересует только один вопрос. Когда Леони уехала, ты сильно изменился. Ты пытался увидеться с ней в Лиможе? Мне нужен честный ответ!

Мари не могла не пожалеть супруга. Пьер лежал на спине, сжав губы, и смотрел в потолок. Он никогда не умел жонглировать словами, поэтому сейчас, должно быть, мучительно выстраивал фразу, которая могла бы послужить оправданием.

Мари добавила:

— Пьер, я говорю это не случайно, сомнения появились давно. Леони, прощаясь со мной, выглядела очень расстроенной. Она обнимала меня снова и снова, и в глазах у нее стояли слезы. И что самое удивительное — с тех пор она ни разу не приехала в «Бори», хотя обожает этот дом! Сегодня папа сказал, что Леони съехала с квартиры в Лиможе и не оставила адреса. Хочешь знать мое мнение? Леони сбежала от тебя, потому что ты пытаешься добиться от нее того, чего никогда не получишь…

Муж не отвечал. Взяв с прикроватного столика табак, он сделал себе самокрутку.

Мари вышла из спальни. Часы в вестибюле пробили одиннадцать. Она спустилась на первый этаж и какое-то время стояла, наблюдая за движениями маятника.

— Мне нужно на воздух! Не могу здесь оставаться!

В ее истерзанном сердце проснулось детское желание увидеться с Нанетт, прижаться к ее мягкой груди. На Мари была ночная сорочка. Она сняла с вешалки какую-то куртку и, как была, в тапочках, вышла из дома.

— Может, Нан еще не легла… Только бы она не легла!

Очень скоро молодая женщина оказалась перед дверью фермерского дома. Каким облегчением для нее было увидеть, что сквозь ставни пробивается желтоватый свет! Она дважды стукнула в дверь.

Послышался звук отодвигаемого стула, потом обеспокоенный голос спросил:

— Кто там?

— Нан, это я, Мари!

Через мгновение Мари уже рыдала в объятиях Нанетт, которая похлопывала ее по спине:

— Входи в дом, моя крошка, там нам будет уютнее! Жак давным-давно спит!

Женщины сели на скамейку у стены. Нанетт заговорила приглушенным голосом:

— Даже не стану спрашивать у тебя, что случилось! Готова поспорить, мой сын снова тебя расстроил.

— Ты почти угадала, — пробормотала в ответ молодая женщина.

— Что ж, у парня с детства крутой нрав… А потом еще эта война, ампутация… Он сказал, что протез больно давит на колено. Думаю, поэтому он часто злится без повода.

Мари, всхлипнув, спросила удивленно:

— Но почему он мне об этом не говорит?

— Потому что он гордый, дурачок! Он ни с кем не говорит о своем увечье. Но я мать, а матери можно сказать все… Взять хотя бы его помешательство на лошадях — целыми днями в седле, хочет что-то себе доказать… На платочек, вытри слезы. Мне больно смотреть, как ты плачешь. Я уже не раз тебе говорила… Сначала война, потом малыш, который умер, только появившись на свет. Мужчины устроены не так, как мы, женщины, они не умеют мириться с неизбежным. Вот и Пьер до сих пор ищет виноватых. Мой Жак, когда мы похоронили нашу дочку, просто с ума сходил от гнева. Целый год он орал на меня по пустякам, перестал спать по ночам…

Мари понемногу успокаивалась. Слова Нанетт были полны здравого смысла. Но оставалось еще ужасное подозрение, связанное с Леони… Она и раньше не решалась заговорить об этом со свекровью. Такие вещи не касаются никого, кроме супругов.

— Прости меня, милая Нан, что я пришла к тебе с моей печалью, — сказала она уже спокойнее. — Думаю, ты права, я делаю из мухи слона. А еще, знаешь, я стала беспокоиться об отце. У него нет аппетита, и спит он плохо. Малышка с каждым днем требует все больше внимания. Ах да! Чуть не забыла: сегодня она сама встала на ножки!

Нанетт улыбнулась и трижды звонко поцеловала невестку — в лоб и в обе щеки.

— Возвращайся к себе, доченька! Достаточно тебе забот с отцом и Лизон. А с Пьером я поговорю. Это не дело — расстраивать беременную жену. Да смотри, чтобы он не завел себе зазнобу! Отсутствие ноги этому делу не помеха!

Эти грубоватые слова свекрови не шокировали Мари, наоборот, они ее немного успокоили. Нанетт сказала чистую правду. Быть может, Пьер стал увиваться за Леони потому, что почувствовал себя покинутым, ведь все внимание Мари теперь достается ребенку…

— Спасибо, Нан! Ты так добра ко мне! У меня камень с души свалился!

Мари пошла вверх по дороге, на которой знала каждый камешек. Странное ощущение радости охватило ее — так приятно было оказаться одной в ночи… Это ощущение свободы, как в юности, — когда она его утратила? Причиняющий боль ответ пришел незамедлительно — после замужества, точнее, после возвращения Пьера.

Молодая женщина замерла на месте, испугавшись этой мысли. Мари вспомнила начало своей преподавательской деятельности, когда она с огромной радостью открывала класс по утрам, ожидала учениц, здоровалась с ними. В полдень девочки, живущие за пределами городка, обедали в школе. Вечерами Мари задерживалась на работе, чтобы проверить тетради, а потом по этой самой дороге возвращалась в «Бори».

Иногда отец выходил ей навстречу. Он издалека начинал улыбаться, а она все ускоряла шаг, чтобы побыстрее броситься ему на шею. Весело болтая и смеясь, они поднимались к Большому дому. Это были моменты счастья, украденные у страха за будущее, — дань, которую война наложила на всех, кто не был на фронте. Мари произнесла со вздохом:

— Ну почему у Пьера такой плохой характер? Он часто бывает жестоким и раздражительным…

Она снова пошла по дороге, ускоряя шаг. Бесполезно терзать себя такими вопросами. У нее есть Элиза, скоро родится второй ребенок, может быть, сын, которому Пьер очень обрадуется.

— Не так уж я несчастна, — прошептала она с улыбкой на губах. — Если я стану любить Пьера еще сильнее, может, он снова поверит в себя, поверит в нас?

В парк усадьбы Мари вошла через открытую калитку. Кто-то неровной походкой шел ей навстречу по усыпанной гравием аллее. Пьер… Мари вдруг захотелось побежать к нему, ощутить снова невинное влечение, которое так волновало ее душу, когда она была юной девушкой… Ну зачем, зачем они так терзают друг друга?

Пьер был полностью одет и надел протез — значит, собирался идти ее искать. Этот поступок вернул Мари надежду, и она, наделенная способностью легко прощать обиды, подбежала к нему с восклицанием:

— Пьер! Я была у твоей матери!

Муж обнял ее за плечи. Выражение его лица в лунном свете показалось молодой женщине странным. Она немного отстранилась и спросила с беспокойством:

— Что-то случилось? Не молчи, Пьер! С Лизон все хорошо?

Он заговорил на повышенных тонах:

— С Лизон ничего не случилось! Но я испугался за тебя. Ты никогда не убегала из дома посреди ночи…

Мари пожала плечами и лукаво улыбнулась:

— А ты подумал, что я побежала на свидание к сердечному другу?

Пьер прижал ее к себе.

— Я не знал, что и думать! Испугался, что могу тебя потерять. Глупо, правда? Послушай, я подумал, что откровенный разговор — это лучше, чем изводить друг друга. То, что ты сказала про Леони, — это и правда, и нет!

Мари увлекла мужа к высокой ели. Там они сели на каменную скамейку. Ночь, безмолвная и теплая, располагала к откровенности. Мари старалась говорить твердо, но без излишней резкости:

— Прошу, объясни мне! Ты прав, откровенность — это лучше всего. Когда я вспоминаю о браке моего отца с Амели Кюзенак, построенном на лжи, я понимаю, что лучше принять горькую правду…

— Я не считаю, что поступаю хорошо, Мари, но мужчина есть мужчина… Для тебя теперь самое главное в жизни — Лизон. Ты кормила ее грудью, жила только ради ребенка! Я думал, что так и должно быть. Но я чувствовал себя лишним, ты перестала смотреть на меня, как раньше, перестала целовать…