Усадив Бринн в карету, Лусиан сел рядом, с силой захлопнув за ними дверь. Бринн чувствовала, что он весь кипит от ярости.
- Что вы здесь делаете? - спросила она, размазывая слезы по щекам.
- Как ты думаешь, что я тут делаю? Я приехал за своей женой. За женой! И это я должен задать тебе этот вопрос. О чем ты думала, черт возьми, бросаясь под пули? Тебя могли убить!
- Я не думала…
- Конечно, не думала! Что ты рассчитывала там увидеть? Надеялась позлорадствовать, глядя, как два влюбленных в тебя щенка уничтожают друг друга?
- Нет, конечно, нет. Я пыталась их остановить.
Бринн отвернулась к окну. Она знала, что Лусиан вправе ее осуждать. Узнав о готовящейся дуэли, она пришла в ужас. Помчавшись туда, она думала лишь о том, что должна успеть вмешаться, пока никто не пострадал. Однако все было напрасно. Она все равно не успела.
- Надеюсь, ты удовлетворена, - едва сдерживая гнев, сказал Лусиан. - Скандал обеспечен. Что за спектакль - два дурака пытаются убить друг друга из-за моей жены. - Он задернул экран на окне кареты с ее стороны, потом сделал то же со своим окном, словно желая укрыться от любопытствующих глаз.
- Я не хотела, чтобы это случилось, - пробормотала Бринн.
- Не надо считать меня глупцом. Я прекрасно знаю, что тебе нет дела до того, что теперь я стал посмешищем.
Бринн в отчаянии покачала головой. Лусиан был вправе злиться на нее. Она запятнала его имя и собственную репутацию. Даже если она и не провоцировала этот скандал, она знала о проклятии и могла предположить, к чему все приведет.
Бринн проглотила слезы и, вздернув подбородок, запальчиво сказала:
- Наш брак был ошибкой. Я с самого начала вам об этом говорила, но вы не желали слушать.
- Теперь уже поздно его отменять. И я больше не стану мириться с твоими развратными выходками.
- Я не вела себя как развратница!
- Неужели? Почему тогда все кобели так и норовят залезть под твои юбки?
- Таково действие проклятия.
- А может, все куда проще объясняется? Может, ты наставляешь мне рога? - Лусиан сжал ее предплечье и грубо развернул к себе. - Смотри мне в глаза, Бринн. Я тебя предупреждаю, мой наследник должен походить на меня!
Это было уже слишком. Бринн ошеломленно смотрела на мужа.
- Я бы никогда не нарушила клятвы, что давала у алтаря.
- Вот как? С тебя довольно того, что ты сводишь придурков с ума? А больше - ни-ни?
Бринн стало не по себе от его взгляда. Она и до этого видела Лусиана не в лучшем настроении, но сейчас он ее просто пугал.
Они словно сцепились взглядами. Ее - дерзкий, вызывающий, его - разгоряченный, взгляд охваченного похотью мужчины. Он сжал ее плечи.
- Не прикасайтесь ко мне, - предупредила Бринн, пытаясь отстраниться.
Глаза его потемнели, как море в шторм.
- Ты бросаешь мне вызов, жена?
Она зябко повела плечами, понимая, как рискует, но остановиться уже не могла:
- Что, если так?
Во взгляде его промелькнуло что-то такое, отчего по телу побежали мурашки. Одним ловким движением он задрал ей юбку.
- Не думаю, что вам нужен еще один скандал, - дерзко бросила ему в лицо Бринн.
Взгляд Лусиана был тяжелым и чувственным одновременно. От возбуждения глаза его потемнели. Он медленно сунул руку под ее юбки.
Бринн почувствовала, что задыхается. Реакция собственного тела на его прикосновение ошеломила ее. Ему лишь стоило дотронуться до нее, а она уже изнемогала от желания. Она вся горела, соски стали как острые пики. Она не сомневалась в том, что он чувствует ее готовность, вдыхает ее мускусный запах.
Лусиан собирался взять ее прямо здесь, в карете. Бринн знала об этом, но не хотела его останавливать.
Утонув в синеве его взгляда, она начала дрожать от пронзительного предвкушения. Кровь вскипела. Неизбежность того, что должно было произойти между ними, и пугала и возбуждала ее.
Он схватил ее за плечи и привлек к себе. Он приник к ее губам. Язык его был влажен и обжигающе горяч. Они сошлись для схватки - ее воля против его воли, и от жара этой схватки возник пожар - пожар страсти.
Он нашел вход в ее лоно и погрузил в нее пальцы, повторяя движения языка, раз за разом овладевавшего ее ртом. Если и остались в голове Бринн какие-то мысли, то они улетучились, сгорели в чувственном огне невиданного накала.
С Лусианом происходило то же самое.
Его лихорадило от чувственного жара. От желания разбить в прах ее защитный панцирь холодности, переплавить ее сопротивление в послушный воск, заставить сдаться ему на милость, на милость победителя, заставить ее умолять его о пощаде.
Не думая ни о чем, он приподнял ее и усадил верхом к себе на колени, задрав юбки до талии. Бринн вскрикнула и расширила глаза, когда он медленно опустил ее на себя. Тело ее не сопротивлялось вторжению, гладко принимая его в себя, как чехлом опоясывая его шелковистым огнем.
Мгновение, и они уже целовались с лихорадочной горячностью, словно боялись не успеть. Напряжение, копившееся неделями, сгустилось, перейдя опасный предел, и привело к взрыву. Они оба горели в огне животного, дикарского голода. Ладони его, скользнув по ее спине вверх, сжали ее голову. Пальцы сжимали шелковистые пряди волос, оттягивая ее голову назад. Карета покачивалась и подскакивала на булыжной мостовой…
Язык Лусиана властвовал в глубинах рта Бринн, смакуя ее вкус, и этот вкус сводил его с ума, распалял еще сильнее. Он ожидал борьбы, но вместо сопротивления встретил ярость всепоглощающего желания. Он целовал ее, распаляясь, все сильнее.
Он был в огне, но и в ней бушевал огонь того же накала, если не сильнее. Она вбирала его в себя в ритме, что диктовал ей инстинкт, ускоряя его, увеличивая размах.
Лусиан больше не мог сдерживаться. Но и Бринн не могла более терпеть этот страстный голод. Прервав поцелуй, она откинула голову и закричала. Она была красива - неукротимая и жаркая, и лицо ее раскраснелось от страсти, и губы ее приоткрылись. Мгновение - и Лусиан оказался там же, где и она - у самого края и дальше вниз, в пропасть…
Грудь Лусиана вздымалась и падала. Он жадно глотал воздух, медленно приходя в себя. Бринн, обмякнув, как тряпичная кукла, лежала в его объятиях, прижавшись лицом к его шее. Волны наслаждения все еще продолжали накатывать, заставляя содрогаться тело, мешаясь с волнами эмоций, которые продолжали владеть его душой - нежностью, гневом, страстью.
Его шокировала стремительность, с которой он потерял контроль над собой. Этот взрыв стал кульминацией двух недель телесного неутоленного голода. Катализатором выступила, конечно, ревность. Лусиан понимал, что им двигало желание доказать жене и себе, прежде всего себе, что она принадлежит только ему, что он единовластно владеет ее телом. И все же одно лишь чувство мужского превосходства не могло вызвать этот шквал. Лусиан знал, что было что-то еще. Страх ее потерять.