Читать интересную книгу Схватка с оборотнем - Яков Наумов

— Не знаю. Просил эти семь томов.

Луганов позвал Миронова:

— Иди-ка сюда.

Они договаривались открывать тома там, где они легко открываются. Это случается на тех страницах, на которых книга была долго открыта. Проверили все семь томов.

У Луганова вышло: «Свердлов» — окончание статьи, начало — «Свердловск», затем «Иркутск» и «Владивосток». У Миронова — «Челябинск», «Омск», «Хабаров», «Находка».

— Понял? — поднял голову от книг Миронов. — На восток ушел. Хабаров — это так, для исторического обзора. Хабаровск ему был нужен наверняка.

Затем Луганов обнаружил карту Министерства путей сообщений.

— Часто он ее рассматривал? — спросил он, показывая карту Юреневой.

— Часто, — ответила она.

— А вам он ничего об отъезде не говорил? — спросил Миронов.

— Нет. Он вообще мало говорил. Больше смотрел. И ехать, кажется, никуда не собирался.

— У вас карта не вызывала подозрений?

— У меня ничего не вызывало подозрений.

— И вы никогда о ней не спрашивали?

— Спросила раз… Он сказал, что в его профессию входит знать все туристические маршруты страны.

— Ясно, — сказал Миронов. — Татьяна Николаевна, вы напрасно расстраиваетесь. Лучше будет, если вы сейчас проверите, все ли ваши вещи целы.

Послушно, как автомат, Юренева стала копаться в старом комоде, в шкафу, потом сказала:

— Нет, все цело.

— А золотые вещи у вас есть?

Юренева опять открыла шкаф, что-то там долго переворачивала, потом повернулась к ним и растерянно сказала:

— Пропали…

— Что? — в один голос спросили Миронов и Луганов.

— Кольца и монисто. Бабушка мне подарила лет пять назад…

— Золотые? — Да.

— Ну что я вам говорил? — Миронов подвел женщину к столу: — Пишите подробное описание вещей. Самое подробное. Очень важно, чтобы там были приметы. Есть они?

— На одном кольце выбито: «Елене». Это отец когда-то матери подарил.

— Отлично.

— Татьяна Николаевна, — сказал Луганов, — мы понимаем, что вам сейчас нелегко. У нас к вам последняя просьба: если Дорохов возникнет, оповестите нас, хорошо?

Юренева кивнула.

Миронов встал, последним взглядом окинул комнату, простился с Юреневой и вышел. Скоро вышел и Луганов.

— Какова, а? — рассерженно буркнул Миронов.

Луганов взял его под руку.

— Андрей, она здесь ни при чем. Дело в другом. Надо немедленно все проанализировать.

Миронов молча кивнул головой. Он и сам понимал, что не прав, сердясь на женщину. Не ее вина, что опять ушел ловкий и изощренный враг, опять обвел их вокруг пальца.

На следующий день в Москве состоялся разговор с генералом Васильевым.

— К вам лично у меня претензий нет. Работали быстро и четко, — говорил генерал, — и все-таки задание не выполнено. Оборотень ушел. Причем ушел так, что у нас пока нет никаких ориентиров, где его искать. Поэтому продолжайте работу по спецлагерю. Где-то у него есть дружки, на которых он может опереться.

— Товарищ генерал, — обратился Миронов, — а Спиридонов… Может быть, мы из него еще не все вытянули?

— Спиридонов будет допрошен еще, — обещал генерал, — но вы, товарищи, помните: главное сейчас — это спецлагерь. Все узелки там. По нашим данным ясно, что кадры у него старые, новых завербовать не удалось. Впрочем, об этом пока говорить рано. Есть у нас в запасе один козырь. — Генерал улыбнулся. — Ярцев вот-вот начнет давать показания. Доктора сделали чудо.

Из кабинета Васильева офицеры вышли в хорошем настроении. За последнее время это было первое известие, которое их порадовало.

На следующий день приступили к просмотру архивов. Работали с утра до вечера. Иногда Миронов приглашал Луганова к себе, иногда ходили в театр. Но и в театре и дома они возвращались к мысли об Оборотне. Нервы у обоих были натянуты. Миронов понимал, что предстоит долгий и трудный поиск и силы надо беречь, отдыхать.

Через четыре дня их опять вызвали к генералу.

— Вот какое дело, товарищи, — сказал Васильев. — Спиридонов сообщил, что точно знает о переводе одного заключенного, имевшего дела с Соколовым, из их спецлагеря в обычный лагерь военнопленных. Фамилию его он не помнит, но внешность может припомнить, если найдут фотографии. С этим человеком он общался. Сообщить о нем может только следующее: родом он из Ленинграда и имел какое-то отношение к музыке. Не то служил в армии в музыкальной роте, не то в мирное время играл в оркестре. Вам предстоит отыскать его среди пленных, освобожденных под Львовом.

Миронов и Луганов приступили к розыскам.

Сопоставить все документы по концлагерям и этим путем выявить тех, кто был переведен в лагеря летом сорок четвертого года, оказалось делом невозможным. Часть документации была уничтожена гитлеровцами, а часть утеряна в первые дни наступления. Однако и Миронов и Луганов работали день за днем. Так же напряженно трудились и другие сотрудники их группы. Через их руки проходили горы личных дел пленных, фотографий, архивных справок… Было установлено несколько десятков лиц, которые до того, как попали в плен, числились в музыкальных командах или были музыкантами до военной службы. Однако Спиридонов, которому показывали их фотографии, сначала опознавал кого-нибудь, потом начинал сомневаться. И этот путь поиска уже начинал казаться бесперспективным.

Тем не менее работа продолжалась. Как-то утром один из сотрудников положил перед Мироновым несколько личных дел.

— Что это? — спросил Миронов.

— Это, товарищ майор, лица, переведенные в лагерь сто восемьдесят восемь из других концлагерей.

— Но не из спецлагеря?

— Документов, откуда они переведены, не сохранилось. В графах стоит, что переведены, и только.

Миронов попросил передать материалы генералу Васильеву. На следующий день Миронов и Луганов слушали сообщение генерала.

— Спиридонов опознал человека, о котором он говорил, — докладывал генерал. — Это некий Нахабин. Но среди сотен Нахабиных мы не нашли этого. Следовательно, он или сменил фамилию, или Спиридонов что-то напутал. Так или иначе, вашу работу надо продолжать. Посмотрим, не обнаружит ли Спиридонов кого-либо еще. Это я сообщил в качестве информации. Могу добавить следующее: здоровье Ярцева заметно улучшается. Доктора считают, что через неделю ему уже можно будет давать показания.

…В этот день Луганов и Миронов бродили по Москве. Разговор не вязался.

— Оборотистый этот Оборотень, — говорил Миронов, — ишь как затаился.

— Да. Противник опасный, — подтвердил Луганов. — А как ты думаешь, не начать ли проверку Нахабина с другой стороны, с его музыкального прошлого?

— Мало в Советском Союзе музыкантов?

— Но не все побывали на войне. Круг суживается. Не все сидели в лагерях военнопленных…

— А ты думаешь, он сменил фамилию, но не сменил специальность?

— Да, это возможно… Но все-таки…

Через два дня их опять вызвали к генералу.

— Товарищи, как будто найден след Оборотня, — сообщил генерал. — В Челябинске в комиссионном магазине появились вещи Озеровой, которые взял у нее Оборотень. Конечно, это, может быть, уже перепродажа. И трудно найти того, кто первым пустил их в оборот. Но так или иначе, а наши товарищи там работают. Милиция и другие органы приступили к поискам Нахабина. Думаю, под какой бы фамилией он ни скрывался, данные о нем скоро поступят. О том, что происходит в Челябинске, буду вас информировать. Будьте готовы к отъезду.

После этого сообщения Миронов позвонил домой и попросил, чтобы ему приготовили вещи для дороги. Луганов охладил его:

— Не спеши, Андрей, пока ничего не известно.

Прошло двое суток. Они снова в кабинете генерала Васильева читали отчет о происшествии в Челябинске. Генерал ходил по кабинету и комментировал:

— Итак, нашли след. Ясно одно — Оборотень идет все дальше на восток. Сначала Калуга, потом Владимир, теперь Челябинск. Однако в любую минуту он может сменить свой маршрут. Конечно, в поездах и на самолетах ему будет неуютно, но пока Оборотень мог пробираться в нужные ему пункты, не оставляя следов. Только вот челябинский случай спутал ему карты.

* * *

В Челябинске, не переставая, шел дождь. Под его мерный шум в течение двух дней допрашивали одного азербайджанца. Когда его уличали, он легко отказывался от своих слов.

— Так вы говорите, что вам продали эти вещи на толкучке? — спрашивал следователь.

— На толкучке, дорогой, на толкучке. Подходит один, говорит: хочешь золотой вещи? Я посмотрел — купил.

— Но вчера вы говорили, что вам их продал знакомый.

— Знакомий? Какой знакомий? Совсем не знакомий. Перьвий раз вижу. Такой високий.

— Во вчерашних ваших показаниях записано: «Подошел знакомый земляк и сказал, чтобы я купил эти вещи, потому что вещи стоящие».

— Нет, нет! Так не было. Не подходил.

— Кто же подходил?

— Земляк не подходил. Другой подходил.

— Вы же говорили вчера, земляк подходил.