Возможно, он не знал нужных слов, не ведал, как выразить обуревающие его чувства, хотя Эльрик, лучше чем кто бы то ни было, сознавал, что именно речь способна помочь ему заслужить уважение тех людей, кого он сам уважал.
И все же достичь своих целей он по-прежнему пытался делами, а не словами. Бездумные поступки и слепая страсть заставили его уничтожить все, что ему было дорого. Он пытался исправить содеянное, поступая так, как советовали другие, сделавшись наемником, подобно многим обнищавшим мелнибонэйцам, - и наемником превосходным. И даже сейчас он шел вперед не по своей воле...
Но в глубине души альбинос начинал сознавать, что вскоре должен будет отыскать иной способ достичь того, на что рассчитывал, когда подверг разграблению Грезящий Город и уничтожил Сияющую Империю Мелнибонэ. До сих пор он большей частью смотрел в прошлое. Но там не было ответов на мучившие его вопросы. Одни лишь примеры, которые едва ли могли его чему-то научить сегодня.
Двое мужчин в глубоком молчании стояли на узкой кромке, взирая на другой край пропасти, на безжизненный пейзаж, где не видать было ни зверька, ни птицы, точно Время, замедлившее бег над Вязким Морем, здесь остановилось насовсем, и даже грохот воды под ногами доносился все глуше - пока наконец не стих совсем, и остался лишь звук их дыхания.
- Я любил ее. - Седоволосый штурман содрогнулся, словно от удара. Вновь повисло молчание; но когда он заговорил вновь, голос его звучал ровно:
- Ее звали Хельва, дочь лорда Несвека, и прекраснее ее не было среди смертных. Ей не было равных по живости ума, добродетели, грации и обаянию, притом она была мила и ничуть не спесива. Сам я был из хорошей семьи, но не столь богат, как ее отец, а тот не раз заявлял, что мужем Хельвы может стать лишь самый достойный человек в глазах Господа. По мнению лорда Несвека, достойных Господь непременно благословлял родовитостью и богатством - что может быть естественнее! Так что я едва ли посмел бы просить руки Хельвы, хотя она сама избрала меня. Тогда мне пришло на ум просить помощи иных сил, и я заключил сделку с троллем. По уговору, тролль должен был выстроить для меня собор - лучший в Северных Землях. Но если к тому времени я не узнаю имени зодчего, он заберет мои глаза и сердце. Мне повезло. Я подслушал колыбельную, что пела своему чаду жена тролля. Она просила его не плакать, потому что скоро Фаин, его отец, вернется и принесет на ужин глаза и сердце человека.
Цель была достигнута. И, конечно, лорд Несвек не посмел отказать жениху, который возвел во имя Господне столь величественную (и дорогостоящую!) церковь.
Бедная жена тролля получила от мужа заслуженную взбучку, а я принялся возводить усадьбу на наших землях недалеко от Каллундборга, где стоял собор, чей шпиль был прекрасно виден из окон дома. Строительство двигалось успешно, даже без помощи тролля; вскоре на приданое Хельвы мы уже выстроили главное здание, флигеля и постройки. И начали обживать новый дом. Все было хорошо. Зимой мы занимались хозяйством, а вечерами наслаждались празднествами, пением и иными развлечениями - пока на наших землях не завелся волк. Огромная тварь, с крупного мужчину ростом, он убивал собак, коров, овец и детей. Даже косточек не оставлял, а те, что мы нашли, оказались выгрызены до мозга, словно зверь кормил еще и волчат. Это было странно в разгаре зимы, хотя мы знали, что волки могут приносить и не один помет в год, особенно после прошлогодней мягкой зимы и ранней весны. Затем волк загрыз беременную жену моего слуги. Мы отыскали следы кровавого пиршества - но тварь бежала, унося останки несчастной. Конечно же, мы бросились в погоню.
Спустя какое-то время наши спутники отстали, и мы со слугой остались вдвоем. Волчий след привел нас в глубокий замерзший овраг, и мы расположились на ночлег. Но ночью зверь, перепрыгнув через костер, загрыз слугу и уволок тело прочь, пройдя прямо сквозь огонь.
Должен признать, принц Эльрик, я едва не сошел с ума от страха! Я стрелял в эту тварь из лука, успел даже ударить мечом... но не причинил ей вреда. Раны мгновенно затягивались. И тогда - только тогда! - я понял, что это не обычный зверь.
...На этом Эсберн Снар прервал рассказ, и путники двинулись дальше по тропе в надежде отыскать подходящее место для ночлега. Но когда они вновь остановились передохнуть, он продолжил:
- Я вновь пошел по следу волка. Тот наверняка был уверен, что никто больше не станет преследовать его. Возможно, именно затем он и убил моего слугу - не потому, что был голоден, а чтобы напугать охотников. Днем позже я наткнулся на тело бедняги, почти нетронутое, и с удивлением увидел, что кто-то снял с того все вещи. Хотя понятия не имел, кому могла понадобиться разодранная, окровавленная одежда.
Гнев мой и жажда мести были столь сильны, что лишили меня сна. Не ведая усталости, я продолжал преследовать тварь и однажды ночью наткнулся на чью-то стоянку. У огня сидела женщина. Я следил за ней из-за деревьев, не решаясь показаться на глаза, но был готов в любой миг броситься ей на помощь, если появится волк. К моему вящему удивлению, с ней были двое детишек, мальчик и девочка, одетые в звериные шкуры и какие-то лохмотья. Малыши с жадностью ели суп из котелка над огнем.
У женщины был изможденный вид, и я решил, что она сбежала от мужа, который, возможно, избивал .ее, или что ее деревню сожгли разбойники - ибо мы были на самой границе восточных земель, где обитают дикари, не ведающие ни христианского милосердия, ни языческой чести. И все же что-то удерживало меня на месте. И наконец я понял, что использую ее как приманку - в надежде, что волк все-таки нападет. Но волк так и не появился. На дереве, у которого они спали, я заметил развешанную волчью шкуру и решил, что это некий оберег против хищника.
Я следил за ними еще один день и одну ночь, идя следом за женщиной на восток, к горам, где жили дикари. Я думал предупредить ее об опасности, но вскоре стало ясно, что в предупреждениях она не нуждается, ибо чувствовала себя в этих местах вполне уверенно, как человек, привыкший жить вдали от мира. Я восхищался ею. Легкость и грация ее движений заставили меня забыть супружеские клятвы. Может быть, я следил за ней еще и поэтому. Так, оставаясь неузнанным, я узнавал ее все больше, и это наполняло меня странным ощущением власти и могущества. Ныне мне ведомо, что этим могуществом я и впрямь обладал, подобно ей самой, - и лишь поэтому она не сумела заметить меня. Будь со мной кто-то еще, она обнаружила бы нас тотчас же.
А в полнолуние я узрел, как она накинула на себя волчью шкуру, завернулась в нее, опустилась на четвереньки, прорычала детям, чтобы не отходили от огня, - и обратилась волчицей. Но меня она не заметила и не учуяла. Я оставался невидим. А она понеслась в сторону гор и к полудню вернулась с добычей - двумя овечками и мальчиком-пастушком, чье тело использовала как сани, чтобы дотащить животных. Человеческие останки она бросила поодаль и, когда вернулась к костру, вновь превратилась в женщину. Ягнятину она приготовила детям, и на ужин те наслаждались густой похлебкой, сама же, вновь обернувшись волком, насладилась человечиной. Я постарался держаться от нее подальше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});