— Я принимаю корону, — пересохшими от волнения губами прошептал он.
Тогда же он станцевал свой первый Танец. Со старой магичкой, которая была так смела и благородна, что готова была пожертвовать своей жизнью, чтобы помочь юному Короналю взойти на трон, исполнив его обязанности.
Первый Танец был ритуалом посвящения. Никто не умел его танцевать так, как должно, и Эллиан исключением не был. Но он не выпустил свою партнершу, когда было очень сложно. Один из немногих Короналей, среди которых были и храбрецы, и силачи, он сумел сохранить ее жизнь.
— …Ты изменился, мой мальчик. Теперь ты красив, носишь шелковые одежды… Ты стал избалованным и капризным.
Корональ сам не заметил, как вылил всю, до капли магию, помешивая зеркальную муть, и оттуда, из зеркала, на него глянули старые, уставшие глаза Понтифика.
— Зачем ты меня тревожишь? — казалось, Понтифик поддразнивает юного Короналя. Эллиан сурово сдвинул брови, сжал кулаки.
— Я стал капризен? — переспросил он яростно. — А может, это ты стал слеп и равнодушен, Мудрейший?!
Понтифик тихо рассмеялся; то, что сейчас говорил Эллиан, было неслыханной дерзостью. Ни один Корональ не осмелился бы это сказать, боясь потерять корону и власть, и уж тем более на это не отважился бы простой смертный, боясь потерять жизнь.
— Где твоя корона, мальчик мой? — поинтересовался Понтифик. Корональ оглядел зеркало; как бы много магии он туда не влил, а светлое пятно, в котором виднелось лицо Понтифика, стремительно уменьшалось, и Корональ понял, что спрашивать нужно только о самом важном. Буквально один вопрос. А хотелось поговорить долго, расспросить обо многом!
И о Прекрасной с той девчонкой, которую утащил Пустотник — в том числе. Что-то не давало покоя Эллиану, что-то беспокоило его. Ему отчего-то казалось, что он выпускает из своих рук свое счастье, но выбор был очень трудным: либо своя выгода, либо государственные интересы. И Эллиан, чуть не до крови закусив губу, выбрал не себя. Не свое счастье.
— Я не ношу ее, Отец, — грубовато ответил Эллиан. — С меня достаточно ленты — чтобы я никогда не забывал о том, кем я рожден, откуда вышел. Но я заплатил дорогую цену не для того, чтобы обсуждать свои личные проблемы. В шелках или без них — я тот, кто и прежде. Я не перестану их носить, как бы ты меня не стыдил. Меня делают мои поступки. И вот сегодня отдал тебе все, что у меня было, всю до капли магию, чтобы сказать тебе в лицо — твои слуги, Пустотники, слишком много позволяют себе!
— Пустотники? — голос Понтифика стихал, и Корональ заторопился, стараясь высказать свою мысль как можно более сжато.
— Его Пустейшество велел станцевать мне три круга вместо двух. Третий круг он использовал в личных целях — в частности, дал мне взятку. Пустотники предоставлены сами себе. Ты слишком им доверяешь, он творят бесчинства, прикрываясь своим именем! Они угрожают, запугивают и шантажируют, уверяя, что на все имеют твое разрешение! И если Корональ им не указ, — яростно выкрикнул Эллиан, — то что говорить о простых людях?! Они могут отнять все, прикрываясь твоим именем! Все!
— Что такого отнял у тебя Пустотник, что ты зол на него? — быстро спросил Понтифик. Дрема, казалось, покинула его тусклые глаза, он придвинулся ближе — совсем как тогда, перед коронацией, и Эллиан растерялся.
— Я не знаю, — растерянно ответил он, потирая лоб рукой.
— Он вынудил тебя взять у него магию, он вернул тебе лишний круг, сделанный тобой, он заплатил тебе огромным богатством, — с хитрой улыбкой произнес Понтифик. — Так чем ты недоволен? Что он взял у тебя?
— Нову!
Писклявый голос разнесся по пустому залу, прокатился из угла в угол, и на раму вскарабкался взъершенный маленький Бон.
— Ах ты, пустоголовый болван, — верещал крысенок, сжимая крохотные лапки в кулачки, — он насильно утащил Нову! А она не хотела ехать с ним! После всего того, что у вас было!
— Нечисть! — выругался Эллиан отпрянув от зеркала. Выглядело это смешно — так, словно непобедимый Корональ, не опускающий взгляда перед Понтификом боялся крыс. — Грязная мышь!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Сам ты мы-ышь! — гневно заверещал Бон, разъяряясь еще сильнее. — Подлый предатель! Гладенький глупый красавчик! Ты пустой, пустой, как вытекшее яйцо! А она — она подарила тебе свою жизнь!
— Да я даже не помню этой девушки! — яростно взревел Корональ.
— Не помнишь?! Как ты можешь забыть ее, мерзавец! Ты кусал ее за шкирку, подлый соблазнитель! Ты кусал мою Нову! Я убью тебя!..
И Бон, с отчаянным визгом напрыгнул на Короналя. Он вцепился в светлый шелк его одежды, быстро-быстро вскарабкался вверх, как бы тот ни отбивался от серого комка шерсти. Нырнув в рукав, крысенок промчался по руке и, скатившись в ладонь, что есть силы вонзил в палец Эллиана свои острые зубы.
— Я убью тебя, Корональ!
Корональ завопил и затряс рукой, на которой, словно прищепка, висел крысенок. Впрочем, пары хороших встрясок хватило, чтоб зверек отлетел — и от греха подальше скрылся в щели, дрыгая жирными окорочками изо всех сил и пропихивая тельце меж камнями. Но дело было сделано.
Рука Эллиана была окровавлена, яркая струйка крови текла ему по ладони — и капли королевской крови растворялись в зеркале. Одна за другою в волшебной глади вспыхивали картинки, и изумленный Эллиан видел свое детство, свою юность в пажах — и прекрасную Нову, которая из заносчивой девчонки на его глазах расцветала в прелестную девушку.
Касаясь окровавленной ладонью зеркала, Эллиан раскручивал его гладь — и заново переживал то, что видел в нем. Сотни мельчайших оттенков чувств прорастали заново в его омертвевшем, отравленном забвением сердце, и Эллиан ощущал все больше, что жив — и огромную тяжесть своей потери он ощущал тоже.
Словно громом поразило Эллиана, когда он увидел сферу с запертой в нем последней девственницей, и забытые чувства роем взвились в его душе. Ноги отказались его держать, и Эллиан упал перед зеркалом со стоном, словно невидимая рука вонзила в его сердце оружие. Непобедимого Короналя повергла на колени любовь, вспыхнувшая в его сердце с прежней силой звезда. Сейчас, когда не перед кем было скрывать свои чувства и притворяться, он отчетливо понял, что был влюблен в эту девушку, что любил ее так же, как любят жизнь, и хитрый Пустотник просто обокрал его.
— Похоже, он взял у тебя девушку, — заметил Понтифик, рассматривая сплетение тел за колышущимися занавесями. Корональ, даже не глядя в зеркало, в мельчайших подробностях вспомнил ту жаркую, страстную ночь — и вкус поцелуев на своих губах.
— Он забрал мою любовь, — глухо ответил Корональ.
Понтифик молчал.
Если б Корональ был чуть постарше и помудрее, он бы наверняка знал, что это — и многое, многое другое, — Понтифику было известно заранее. Он видел это в своих снах, и он это предсказывал, и не вмешивался никогда потому, что люди сами были должны сделать свой выбор.
— Все идет так, как должно идти, — задумчиво продолжил Понтифик, разглядывая, как подаренная девушкой жизнь распадается на мельчайшие частицы. — Ах, какая глупая, какая трогательная и прекрасная верность! Какой щедрый жест! Мальчик мой… вы удивительная пара. Удивительная.
Корональ медленно поднялся. Ему все еще было нестерпимо больно, но он восстанавливался, быстро, как и от всех прочих ран и ударов.
— Чем же мы удивительны? — тихо произнес он.
— Вы любите друг друга, — с большой симпатией ответил Понтифик. — Ты — Вода, она — Огонь. Маги таких разных стихий никогда не пленялись друг другом настолько сильно итак честно. Ты не задумывался об этом? Запретов никаких нет, нет предрассудков, но никогда… А у вас получилось. Получилось преодолеть этот невидимый барьер. Я так долго ждал, когда вы, наконец, перестанете дуться друг на друга, как обиженные дети. Но вы…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Понтифик всплесну сухими руками, на лице его выписалось разочарование.
— Я правлю этим миром со времен его сотворения, — произнес он, — но даже я не могу и не умею возвращать жизни. Еще немного, и эта девушка умрет, а Пустотник, достигнув своих владений, просто потеряется среди прочих Пустотников. Нет, конечно, я смогу тебе его отловить и отдать, но, боюсь, спросить с него и удовлетворить свой гнев и свою боль ты не сможешь. Он потеряет память, и будет смотреть на тебя ничего не понимающим взглядом. Так что…