— «Кирпич», — пояснил Антон.
— А зачем он? — спросила Анка.
— Значит, вон туда ехать нельзя,- сказал Пашка.
— А зачем тогда дорога?
Пашка пожал плечами.
— Это же очень старое шоссе, — сказал он.
— Анизотропное шоссе,- заявил Антон. Анка стояла к нему спиной. — Движение только в одну сторону.
— Мудры были предки,- задумчиво сказал Пашка.- Этак едешь-едешь километров двести, вдруг- хлоп!- «кирпич». И ехать дальше нельзя, и спросить не у кого.
— Представляешь,что там может быть за этим знаком!- сказала Анка. Она огляделась. Кругом на много километров был безлюдный лес, и не у кого было спросить,что там может быть за этим знаком.-А вдруг это вовсе и не «кирпич»? — сказала она. — Краска-то вся облупилась…
Тогда Антон тщательно прицелился и выстрелил.Было бы здорово, если бы стрела перебила проволоку и знак упал бы прямо к ногам Анки.Но стрела попала в верхнюю часть знака,пробила ржавую жесть,и вниз посыпалась только высохшая краска.
— Дурак,- сказала Анка, не оборачиваясь.
Это было первое слово, с которым она обратилась к Антону после игры в Вильгельма Телля. Антон криво улыбнулся.
— «And enterprises of great and moment,- произнес он,- with this regard their current turn away and loose name of action».
(«И начинанья,вознесшиеся мощно,сворачивая в сторону свой ход, теряют время действия» (Шекспир, «Гамлет»).
Верный Пашка закричал:
— Ребята, здесь прошла машина! Уже после грозы! Вон трава примята! И вот…
Везет Пашке,подумал Антон. Он стал разглядывать следы на дороге и тоже увидел примятую траву и черную полосу от протекторов в том месте,где автомобиль затормозил перед выбоиной в бетоне.
— Ага! сказал Пашка.- Он выскочил из-под знака.
Это было ясно каждому, но Антон возразил:
— Ничего подобного, он ехал с той стороны.
Пашка поднял на него изумленные глаза.
— Ты что, ослеп?
— Он ехал с той стороны,- упрямо повторил Антон.- Пошли по следу.
— Ерунду ты городишь!- возмутился Пашка.- Во-первых, никакой порядочный водитель не поедет под «кирпич».Во-вторых,смотри: вот выбоина, вот тормозной след… Так откуда он ехал?
— Что мне твои порядочные! Я сам непорядочный, и я пойду под знак.
Пашка взбеленился.
— Иди куда хочешь!- сказал он,слегка заикаясь.- Недоумок. Совсем обалдел от жары!
Антон повернулся и,глядя прямо перед собой, пошел под знак. Ему хотелось только одного:чтобы впереди оказался какой-нибудь взорванный мост и чтобы нужно было прорваться на ту сторону.Какое мне дело до этого порядочного! — думал он.- Пусть идут,куда хотят… со своим Пашенькой. Он вспомнил, как Анка срезала Павла,когда тот назвал ее Анечкой,и ему стало немного легче. Он оглянулся.
Пашку он увидел сразу:Бон Саранча,согнувшись в три погибели, шел по следу таинственной машины. Ржавый диск над дорогой тихонько покачивался, и сквозь дырку мелькало синее небо. А на обочине сидела Анка, уперев локти в голые колени и положив подбородок на сжатые кулаки.
…Они возвращались уже в сумерках.Ребята гребли,а Анка сидела на руле. Над черным лесом поднималась красная луна, неистово вопили лягушки.
— Так здорово все было задумано,- сказала Анка грустно. — Эх, вы!…
Ребята промолчали. Затем Пашка вполголоса спросил:
— Тошка, что там было, под знаком?
— Взорванный мост,- ответил Антон.- И скелет фашиста, прикованный цепями к пулемету. Он подумал и добавил:- Пулемет весь врос в землю…
— Н-да… — сказал Пашка. — Бывает. А я там одному машину помог починить.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Когда Румата миновал могилу святого Мики- седьмую по счету и последнюю на этой дороге,было уже совсем темно.Хваленый хамахарский жеребец,взятый у дона Тамэо за карточный долг, оказался сущим барахлом. Он вспотел, сбил ноги и двигался скверной,вихляющейся рысью.Румата сжимал ему коленями бока, хлестал между ушами перчаткой,но он только уныло мотал головой,не ускоряя шага.Вдоль дороги тянулись кусты,похожие в сумраке на клубы застывшего дыма. Нестерпимо звенели комары. В мутном небе дрожали редкие тусклые звезды. Дул порывами несильный ветер,теплый и холодный одновременно, как всегда осенью в этой приморской стране с душными, пыльными днями и зябкими вечерами.
Румата плотнее закутался в плащ и бросил поводья.Торопиться не имело смысла. До полуночи оставался час, а Икающий лес уже выступил над горизонтом черной зубчатой кромкой.По сторонам тянулись распаханные поля, мерцали под звездами болота,воняющие неживой ржавчиной,темнели курганы и сгнившие частоколы времен Вторжения. Далеко слева вспыхивало и гасло угрюмое зарево: должно быть,горела деревушка,одна из бесчисленных однообразных Мертвожорок, Висельников, Ограбиловок, недавно переименованных по августейшему указу в Желанные, Благодатные и Ангельские. На сотни миль- от берегов Пролива и до сайвы Икающего леса- простиралась эта страна,накрытая одеялом комариных туч, раздираемая оврагами, затопляемая болотами, пораженная лихорадками, морами и зловонным насморком.
У поворота дороги от кустов отделилась темная фигура. Жеребец шарахнулся, задирая голову. Румата подхватил поводья, привычно поддернул на правой руке кружева и положил ладонь на рукоятку меча,всматриваясь.Человек у дороги снял шляпу.
— Добрый вечер, благородный дон,- тихо сказал он. — Прошу извинения.
— В чем дело?- осведомился Румата, прислушиваясь.
Бесшумных засад не бывает.Разбойников выдает скрип тетивы, серые штурмовички неудержимо рыгают от скверного пива,баронские дружинники алчно сопят и гремят железом,а монахи- охотники за рабами- шумно чешутся. Но в кустах было тихо.Видимо,этот человек не был наводчиком. Да он и не был похож на наводчика — маленький плотный горожанин в небогатом плаще.
— Разрешите мне бежать рядом с вами? — сказал он, кланяясь.
— Изволь,- сказал Румата, шевельнув поводьями.- Можешь взяться за стремя.
Горожанин пошел рядом. Он держал шляпу в руке, и на его темени светлела изрядная лысина.Приказчик,подумал Румата.Ходит по баронам и прасолам,скупает лен или пеньку.Смелый приказчик, однако… А может быть, и не приказчик. Может быть, книгочей. Беглец. Изгой. Сейчас их много на ночных дорогах, больше чем приказчиков… А может быть, шпион.
— Кто ты такой и откуда?- спросил Румата.
— Меня зовут Киун,- печально сказал горожанин. — Я иду из Арканара.
— Бежишь из Арканара,- сказал Румата, наклонившись.
— Бегу,- печально согласился горожанин.
Чудак какой-то,подумал Румата.Или все-таки шпион?Надо проверить… А почему, собственно,надо? Кому надо? Кто я такой, чтобы его проверять? Да не желаю я его проверять!Почему бы мне просто не поверить? Вот идет горожанин, явный книгочей, бежит,спасая жизнь… Ему одиноко, ему страшно, он слаб, он ищет защиты… Встретился ему аристократ.Аристократы по глупости и из спеси в политике не разбираются,а мечи у них длинные,и серых они не любят. Почему бы горожанину Киуну не найти бескорыстную защиту у глупого и спесивого аристократа? И все. Не буду я его проверять. Незачем мне его проверять. Поговорим, скоротаем время, расстанемся друзьями…
— Киун…- произнес он.- Я знавал одного Киуна. Продавец снадобий и алхимик с Жестяной улицы. Ты его родственник?
— Увы, да,- сказал Киун.- Правда, дальний родственник, но им все равно… до двенадцатого потомка.
— И куда же ты бежишь, Киун?
— Куда-нибудь… Подальше. Многие бегут в Ирукан. Попробую и я в Ирукан.
— Так-так,- произнес Румата.- И ты вообразил, что благородный дон проведет тебя через заставу?
Киун промолчал.
— Или, может быть, ты думаешь, что благородный дон не знает, кто такой алхимик Киун с Жестяной улицы?
Киун молчал.Что-то я не то говорю,подумал Румата. Он привстал на стременах и прокричал, подражая глашатаю на Королевской площади:
— Обвиняется и повинен в ужасных, непрощаемых преступлениях против бога, короны и спокойствия!