Читать интересную книгу Роман И.А. Гончарова «Обломов»: Путеводитель по тексту - Валентин Недзвецкий

Поселение Штольцев на юге Крыма внешне мотивировано деловыми интересами Андрея Ивановича в Одессе (от Крыма она недалеко) и здоровьем Ольги Сергеевны, «расстроенным после родов» их дочери (с. 347). По существу же крымский «образ жизни» Штольцев — олицетворение искомого Гончаровым человеческого счастья в четырех его составляющих: нормальной (т. е. гармонической) семьи, такой же деятельности и такого же жилища, наконец, его оптимального природно-географического местоположения.

В устройстве своих супружеских взаимоотношений Штольц и Ольга вполне согласились бы с Обломовым: «страсть надо ограничить, задушить в женитьбе…» (с. 160). Вовсе не чуждые в развитии их взаимной любви, как мы видели, и моментов страстного «поединка», Штольц и Ольга тем не менее изжили его в браке и полноценной семье, поскольку плодом их женитьбы вскоре стал первый ребенок. Здесь Гончаров солидарен с такими русскими писателями-современниками, как Л. Толстой, Ф. Достоевский, А. Писемский, видевшими смысл и оправдание любви прежде всего в детях, без которых самый нежный эротический союз мужчины и женщины грозит превратиться в «эгоизм двух» (А. Герцен). Как создатели семьи, отвечающей ее гончаровскому идеалу, Штольцы не копируют существующие российские и европейские семьи. «Штольц, — говорит романист, — смотрел на любовь и на женитьбу может быть <…> преувеличенно, но во всяком случае самостоятельно. И здесь он пошел свободным и простым путем; но какую трудную школу наблюдения, терпения, труда выдержал он, пока научился делать эти „простые шаги“» (с. 348). Разделяемая Ольгой семейная «норма» Штольца, как и натура этого героя, — результат синтеза плодотворных начал разнонациональных семей: «От своего отца он (Андрей Иванович. — В.Н.) перенял смотреть на все в жизни, даже на мелочи не шутя, перенял бы <…> и педантическую строгость, которою немцы сопровождают <…> каждый шаг в жизни, в том числе и супружество. <…> Но мать, своими песнями и своим шепотом, потом княжеский разнохарактерный дом, далее университет, книги и свет — все это отводило Андрея от <…> начертанной отцом колеи: русская жизнь рисовала свои невидимые узоры и из бесцветной таблицы делала яркую, широкую картину» (с. 348).

«Трудную школу» размышлений и наблюдений над «нормой» «отношений обоих полов между собою» (6, с. 455) Штольц И Ольга не оставляют и после своего бракосочетания — в этом вторая важная особенность их семьи на фоне семей традиционных. «Глядел он (Андрей Иванович. — В.Н.), — сказано романистом, — на браки, на мужей и в их отношениях всегда видел сфинкса с его загадкой, все как будто непонятное, недосказанное: а между тем эти мужья не задумываются над мудреными вопросами, идут по брачной дороге таким ровным <…> шагом, как будто нечего им решать и искать» (с. 349). И в деле своего супружества Штольцы, напротив, отрицают всякую самоуспокоенность, стремясь, в частности, гармонически разрешить вечное противоречие между начальной пылкой нежностью мужа и жены и их позднейшим взаимным охлаждением, а также между физической и духовной близостью (или отчуждением) их друг с другом (с. 349).

Третьим залогом счастливого семейства стало добровольное и желанное для Ольги стремление находить в муже того интеллектуального и нравственного руководителя, которого она напрасно ждала увидеть в Обломове. Андрей Иванович стал для героини таким руководителем в силу и своей разносторонней образованности (он помимо окончания Московского университета два года провел в немецких, постоянно читает все замечательное на всех европейских языках), житейской опытности и той «мыслительной заботы», которую он издавна «посвятил сердцу и его мудреным законам» (с. 348). «Задумывалась она, — говорит повествователь романа, — над явлением, он спешил вручить ей ключ к нему» (с. 351). К мужу же обратится Ольга и за разъяснением причин своей «тоски» в восьмой главе четвертой части «Обломова».

Глубокому духовно-нравственному и физическому единению Ольги и Штольца, при котором «два существования, ее и Андрея, слились в одно русло; разгула диким страстям быть не могло», и «все у них было гармония и тишина» (с. 351), содействует их обоюдный, часто и совместный, труд — деятельность ума и души, занятых «неумолкающей, волканической работой» (с. 353), в особенности отличающей Ольгу, но приносящей равное творческое удовлетворение обоим. И если «снаружи и у них делалось все, как у других» («Вставали они хотя не с зарей, но рано; любили долго сидеть за чаем, иногда даже как будто лениво молчали, потом расходились по своим углам или работали вместе, обедали, ездили в поля, занимались музыкой… как все, как мечтал и Обломов…». — С. 351), то не было в их жизни ни «сладкой», ни даже «поэтической» лени, в неразлучной связи с которой виделся Илье Ильичу и в первой части романа и в начале второй его жизненный идеал (с. 62, 147). Самые «гармония и тишина» бытия Штольцев исключали духовный застой и ничем «невозмутимый покой» (с. 367).

Гармоническому семейству Штольцев и их постоянному духовно-интеллектуальному труду подстать их жилище, в свой черед не похожее на дома (квартиры) как других персонажей «Обломова», так и на традиционные жилища россиян и западных европейцев. «Скромный и невеликий дом» Штольцев, во-первых, находится в Крыму — перекрестке и синтезе многих историко-культурных цивилизаций в единстве их жизнеспособных элементов, одолевших сопротивление времени. Во-вторых, южный берег Крыма — это гармоническая «норма» в самой природе, равно чуждая природно-климатических крайностей и морозного Севера, и знойного тропического Юга. В-третьих, южный Крым сочетает в себе горы как символ духовных устремлений человека и море как поэтический образ открытой и «свободной» (А. Пушкин) стихии, одинаково дорогих положительным героям «Обломова» (вспомним, что Штольц был чуть ли не одержим путешествиями, Ольга даже в Петербурге жила «в Морской улице», а любовь этих персонажей развивается в Швейцарии, стране гор и озер). В-четвертых, с «галереи» дома Штольцев была видна «дорога в город» как знак не изоляции его обитателей от жизни и многотрудных задач огромного человеческого мира (от него всячески прятались обитатели «чудного края» Обломовки, затем в своей квартире на Гороховой улице и в доме Пшеницыной и Илья Ильич Обломов), а живой связи с ними. В целом крымское жилище Штольцев — это материализованное единство природы, человека и лучших достижений цивилизации.

Местоположению «коттеджа» Штольцев соответствует его наружность, «украшенная» «сетью из винограда, плющей и мирта», покрывших коттедж «сверху донизу» (с. 347). И интерьер, где помимо «океана книг и нот» присутствует мебель разных стилей, «ветхие картины, статуи с обломанными руками и ногами», «раздражающие ум и эстетическое чувство» жильцов и свидетельствующие об их отзывчивости на шедевры многих веков и народов, начиная с греко-римской античности (с. 347). Дом Штольцев, таким образом, отнюдь не замкнуто-эгоистический «филистерский раек»[133], каким его пытался представить критик Н. Ахшарумов, а, напротив, своего рода маленькая Вселенная, по крайней мере в ее земном средоточии. Чрезвычайно показательно, что некоторые из особо значимых примет крымского жилища Штольцев «унаследует» от него и то дворянское имени Ольги Ильинской, в котором после Крыма поселятся положительные герои «Обломова». «Оно, — говорит Ольге хлопотавший о его возвращении героине барон фон Лангваген, — невелико, но местоположение — чудо! Вы будете довольны. Какой дом! Сад! Там есть один павильон, на горе: вы его полюбите. Вид на реку…» (с. 268).

Достигнув в крымском быте, казалось бы, вершины счастья, возможного в земном существовании человека, Ольга, а тем самым и Штольц, однако, неожиданно сталкиваются с запросом и вопросом иного — высшего рода и значения. «Ольга, — сообщает романист, — чутко прислушивалась, пытала себя <…>, но не могла добиться, чего по времени просит, чего ищет душа, а только просит и ищет чего-то, даже будто <…> тоскует, будто ей мало было счастливой жизни, будто она уставала от нее и требовала еще новых, небывалых явлений, заглядывала дальше, вперед…» (с. 354). Ольгины «симптомы грусти», действительно, не свойственны людям, вынужденным все силы и время тратить на решение материальных и практически-бытовых проблем жизни или на противостояние их суровой жизненной судьбе. В отличие не только от природы робкого и уступчивого Ильи Ильича, но и волевого, мужественного Штольца, верующая христианка Ольга не смиряется перед той всемогущей силой, которую древние люди именовали Роком, Фатумом, а нехристианин Тургенев назвал в своих повестях 50-х годов («Фауст», «Ася» и др.) Неведомым. «Суеверный» в этом случае совет Штольца «Смотри, чтоб судьба не подслушала твоего ропота… Она не любит, когда не ценят ее даров» (с. 358–359) не для Ольги.