Читать интересную книгу Операция "Кондор" - Евгений Белогорский

У уводимого Силаевым капитана была огромная надежда, что Засорин проявит офицерскую солидарность и тоже откажется выполнять комдива, но этого не случилось. Засорину было достаточно одного взгляда в прищуренные глаза комдива, чтобы понять, что тот не остановиться ни перед чем и если будет нужно, поставит во главе дивизиона, старшину, сержанта или даже рядового. Потом он, конечно, ответит за свои действия, но это будет потом, а пока следовало выполнять полученные приказы.

— Так точно, товарищ подполковник — вытянулся перед командиром во весь рост офицер.

— Тогда, я вас не задерживаю. В вашем распоряжении ровно тридцать минут на развертку дивизиона. Письменный приказ о применении спецсредств вы получите перед началом обстрела. Идите, время пошло — приказал Петров, и лейтенант вылетел на крыльях из штаба батальона.

Залп реактивных минометов БМ-31 накрыл Буйценау точно в указанное комбатом время. С протяжным гулом летели огромные снаряды по направлению старинной крепости, круша и уничтожая её каменные стены, зубцы и башни, а за одно и убивая засевших там поляков.

Двести восемьдесят снарядов не только превратили тевтонский оплот в руины, но ещё и подожгли его. В спецснарядах вместо взрывчатки находился напалм, который огненным дождем разлетался во все стороны. Упав на камни, дерево или землю он не только поджигал все вокруг себя. Он выжигал сам воздух и те, кто оказался вблизи дьявольского огня не мог дышать.

Охваченная огнем крепость выла, гудела, стонала. Казалось, что это был живое существо, бьющееся в смертельных конвульсиях и судорогах. Огромные клубы гари вперемешку с пылью и ещё бог знает чем, поднимались к небу густыми волнами. Иногда порывы ветра на мгновения относили их в сторону, и тогда можно было разглядеть флагшток с чудом, уцелевшим красно-белым знаменем.

Позже, когда подполковника Петрова спрашивали, почему он настоял на применении спецсредств, тогда как можно было попытаться сломить сопротивление врага обычными снарядами, он неизменно отвечал: — Они помогли мне сломить боевой дух свыше двух с половиной тысяч немцев сложить оружие. Без вида горящего Буйценау они бы попытались прорваться за Эльбу. А, так получив по зубам под Лауэнбургом, попав под обстрел гаубиц Полупанова, они быстро сдались в плен при первом нажиме полков Минина и Рахимова. Чистая тактика и ничего иного.

Было ранее утро 8 июля, когда передовые соединения дивизии Петрова вышли к предместьям Гамбурга и вступили в них. Танкисты генерал-лейтенанта Панфилова успешно наступали на Неймюнстер и Бюзум, позволяя комдиву удачно завершить свой «бег к морю». По-прежнему опережая разрозненные подразделения отступающих немцев на один день, дивизия Петрова заняла последние переправы через Эльбу.

В основательно разрушенном союзной авиацией Гамбурге не были ни немецких, ни английских войск. Подразделения британской военной полиции, что представляли в городе оккупационную власть, благоразумно покинули Гамбург за два часа до появления русских войск.

Получив сообщения о приближении противника, англичане дали стрекоча, успев вывезти содержимое местного отделения рейхсбанка. Стратегически же важные мосты через Эльбу остались нетронутыми, несмотря на специальный приказ генерала Демпси об их уничтожении.

Кроме гамбургских мостов, англичане позабыли ещё об одном, по их мнению, важном объекте, а вернее человеке. Это был пленный немецкий фельдмаршал Эрих Манштейн. Он с самого начала дал согласие на сотрудничество с оккупационными властями, но англичане решили прибегнуть к его услугам в самый последний момент.

Доставленный в Гамбург вечером 6 июля, он должен был сменить Шернера на посту командующего северной части немецких войск, но не успел этого сделать. Целый день англичанам было не до него, а утром 8 июля он оказался уже не нужным.

Возможно, что русские не узнали бы о существовании фельдмаршала и, воспользовавшись суматохой, ему удалось бы покинуть Гамбург, но известный военный стал жертвой банального предательства. О его присутствии в городе, русским сообщил портье гостиницы «Бристоль», где все эти дни проживал Манштейн.

Не каждый день выпадает возможность взять в плен целого фельдмаршала, а уж тем более, такого зубра как Манштейн. За время пребывания в Германии советские военные контрразведчики уже привыкли к особенностям местного доносительства и среагировали моментально. Фельдмаршал ещё только складывал чемоданы, а в дверях его уже ждала охрана для сопровождения.

Об удачном захвате матерого гитлеровца, телеграмма в Москву ушла сразу после удостоверения личности пленного, а до получения ответа Манштейна привезли в штаб дивизии полковника Петрова. Приказ о присвоении нового звания пришел сразу после рапорта о занятии Гамбурга. Соединив все прежние и нынешние заслуги Георгия Владимировича перед Отечеством, маршал Рокоссовский отдал распоряжение по фронту.

Появление коротко стриженного черноволосого человека в мундире полковника Красной армии сильно удивило Манштейна. В его понимании командир советской дивизии должен был выглядеть несколько иначе.

Ещё больше его удивило, что пришедший к нему на допрос русский не прибег к услугам переводчика, а заговорил с ним по-немецки. Произношение было конечно далеко не идеальное, но в целом правильное и понятное. Не даром полковник два года учил язык вероятного противника в академии, а затем четыре года предавался практики.

Предложив сесть и удостоверившись, что перед ним действительно знаменитый Эрих Манштейн, Петров удивил фельдмаршала в третий раз.

— А ведь мы с вами уже дважды встречались господин фельдмаршал — сказал полковник, пристально рассматривая сидящего перед ним немца.

— Да? Простите, не припомню, господин, господин… советский офицер — Манштейна очень уязвил тот факт, что допрос столь важного и известного как он пленного ведет не генерал. К тому же, отправляясь на допрос пленного, Петров не успел сменить погоны.

— Мое звание полковник Красной армии — с достоинством произнес Петров.

— Мы вряд ли могли ранее встречаться, господин полковник. У меня хорошая память на лица, тем более столь специфические.

— Вполне вас понимаю, господин фельдмаршал, — легко согласился с собеседником комдив — все помнят только одержанные победы, а вот о полученных поражениях не вспоминать.

— У меня нет ни одного поражения! Тем более от людей вашего звания господин полковник — с рыцарским достоинством отчеканил Манштейн.

— Конечно, такого оглушительного разгрома как у фельдмаршала Паулюса или Буша у вас конечно не было. Здесь вы правы. У вас, как и у большинства генералов вермахта, как это принято говорить на высоком языке генералитета, были тактические неудачи и непредвиденные обстоятельства, порожденные безграмотными приказами фюрера. Я угадал?

Язвительный выпад Петрова попал точно в цель. Лицо Манштейна покрылось пятнами, взгляд стал злым и он в одно мгновение из величественного гения военной мысли превратился в провинциального фельдфебеля уличенного начальством в неисполнении приказа.

— Позвольте узнать господин полковник, о каких поражениях идет речь? О Сталинграде, Курске, Харькове, Киеве или Ровно? — сварливо поинтересовался фельдмаршал, перечисляя этапы своего отступления с советской территории.

— Первый раз мы с вами встретились под Сольцами в июле сорок первого года. Тогда, мы наконец-то со времени отступления от границы смогли нанести контрудар и взять в окружение одну из ваших дивизий. Помните?

— Ах, Сольцы — презрительно скривился Манштейн, — у вас богатая фантазия, господин полковник. Это была всего лишь временная неудача, с которой мы справились за несколько дней.

— У майора Мозера, которого я допрашивал под Сольцами, было совершенно иное мнение.

— Видение майора и генерала существенно различаются из-за разницы положения. Из окопа всегда видится совсем иначе, чем из штаба, где и куется победа. Так было всегда во всех армиях мира. Или в Красной армии иначе? — с издевкой осведомился немец.

— Ну, что вы, господин Манштейн. В окопе всегда опаснее находится, чем в штабе, кто с этим спорит. Просто майор Мозер был первым немецким офицером, попавшим к нам в плен с начала войны. Другим офицерам, знаете ли, здорово не везло. В пылу боя наши солдаты убивали их, несмотря на поднятые вверх руки и брошенное оружие. Особенно летчиков, сильно недолюбливали, забивали касками и кулаками. Так вот, этот майор был очень сильно потрясен, что попал в плен к армии, которая по вашим собственным утверждениям начала войну «обутой в один сапог». Никак не мог поверить, что после Двины, Риги, Пскова и Острова разгромленные большевики вдруг нанесли контрудар и взяли его в плен.

— Повторяю ещё раз. Это была временная неудача и только. Попавшая в окружение дивизия была освобождена и затем продолжила свое наступление до самого Петербурга. Надеюсь, этот факт вы не будете отрицать.