Читать интересную книгу Алан. Скажи, что ты моя 2 - Иман Кальби

меня было задание, связанное с гидроэлектростанцией. Это стратегический объект, людям в посольстве Франции, особенным людям, нужна была по нему особая информация. Ты и сам понимаешь, в посольстве ведь сидят далеко не только милые дипломатики в очках, читающие утренние газеты и ходящие по приемам. Реальная работа – в поле. Разведка, сбор информации.

Я закладывал себе не более двух недель на то, чтобы сделать все, что от меня требовалось, под предлогом франко-российского сотрудничества в сфере обмена данными по охране безопасности на стратегических объектах. А в итоге задержался там на месяц.

Мы встретились с ней случайно. Увидел ее – и что-то внутри перемкнуло сразу. Моя первая жена умерла на тот момент как десять лет назад. Красивая была девушка, милая. Автокатастрофа. Мы тогда только поженились. Я сильно переживал. После этого не заводил серьезных отношений, да и постоянные разъезды по миру не предполагали никакой стабильности на личном фронте.

Наша встреча с Айзой стала для меня ледяным душем. Никогда не думал, что бывают такие чувства, сносящие голову, словно бы заставляющие вылететь из тела и посмотреть на свою жизнь со стороны. Наши эмоции были взаимны. Когда я был с ней, мне казалось, что мне снова двадцать лет, что я молодой, счастливый, беззаботный пацан, беззастенчиво и безнадежно влюбленный в самую красивую девушку на свете. На третью неделю я уже не сомневался, что должен увезти ее с собой. Мне казалось, что в этом нет никаких проблем. В их поселке жизнь была настолько паршивой и серой, что для нее, должно быть, стало бы счастьем вырваться наружу, к свету. Увидеть мир, пожить жизнью в достатке. Вот только было одно существенное «но». Это ее сестра-близняшка и мать. Но если мать Айза еще худо-бедно была готова оставить, так как они не были близки, то вот с сестрой была засада моя девочка – очень привязана к ней.

Я любил, Алан, поэтому подумал, что готов забрать даже их двоих. А что? Айзе так было бы легче. Вместе бы продолжили учебу, вместе бы встраивались в новую реальность, адаптировались. Раз моей Айзе это было нужно, я был готов и на это. С этими мыслями я уехал в Москву на пару дней – отчитаться о работе, финализировать дела, сдать документы и уже вернуться в республику в частном качестве. Чтобы забрать девчонок. Айза пообещала на тот момент поговорить с сестрой, подготовить ее, убедить. И собрать вещи.

Я вернулся, как обусловились. Вот только… Вместо того, чтобы надеть ей на палец кольцо, я стоял в двухстах метрах от ее будущей могилы. Смотрел на то, как ее скромный гроб засовывают в землю. Смотрел и не верил, что такое возможно. Щипал себя и уверял, что это злая шутка, игра такая…

Я не уехал из республики тогда. Ушел в запой на неделю, пытался как-то склеить себя… Как это всегда бывает в горе, после острой фазы наступает психологическая тяга заполнить вакуум, найти анальгетик, утешение. Я нашел спасение в том, что умел делать, – выяснять. Конечно, я не верил в абсурдную теорию о том, что она могла себя убить. Зачем? Мы были счастливы, она строила светлые планы на будущее… Какой суицид?!

Мне не составило труда через взятки и подкуп получить доступ к материалам следствия – протоколам допросов, дознания и даже вскрытия. Думал, сердце остановится, когда узнал, что она была в положении… Моя Айза была беременна от меня. Я потерял не только любовь своей жизни, но и будущего ребенка, Алан. Ты даже не представляешь, какая это боль. Выворачивающая, изощренная. Боль отчаяния. Боль обреченности. Ты думаешь, тебе было больно, когда Бэлла ушла от тебя? Что ты знаешь о боли, парень?..

Я слушал его, затаив дыхание. Мне было жаль его и не жаль одновременно. Эгоист во мне орал, что это его трагедия, не моя и не Бэллы… Так почему же мы должны были страдать? Но я тактично молчал, дав ему право высказать то, что он столько лет держал на сердце, ни с кем не делясь.

– Я думаю, ты сам прекрасно знаешь, что семья Бэллы была, мягко говоря, не очень благополучная. Мать-одиночка, копеечный доход. Конечно, никто и не думал заниматься их делом всерьез. Всем было гораздо легче поверить в то, что непутевая девчонка-безотцовщина по своей глупости влезла в отношения, залетела и утопилась. Дело закрыли чуть ли не сразу, как ее похоронили. А ведь когда я рылся в архивах, то нашел свидетельские показания одной из жительниц, которая видела, как Айза вечером накануне разговаривала с каким-то незнакомым, явно неместным, как сказала всезнающая старушка, парнем недалеко от входа на гидроузел. Для следаков этот факт стал очередным доказательством того, что получившая отворот-поворот девчонка побежала себя убивать, дабы избежать позора. Для меня – единственной зацепкой. На гидроузле есть камеры. В сущности, именно налаживанием их работы я, якобы, и приезжал заниматься. Я поднял записи с регистраторов. Съемку общения Айзы с парнем найти не удалось, они разговаривали в районе вне зоны наблюдения. Зато мое внимание привлекла странная машина на стоянке неподалеку, где камеры как раз были. Номера у нее были московские, а не местные. Ты ж понимаешь, в такой дыре подобный автомобиль просто так оказаться не может. Конечно, я цеплялся за фантомы. Если бы сам был в меньшем отчаянии, наверняка бы сказал, что просто трачу время, но… В тот момент я мог жить только этим расследованием. Только это отделяло меня от того, чтобы следом за Айзой прыгнуть в пропасть.

Я начал пробивать номер авто. И даже нашел владельца. Вернее, данные о нем нашел. Вот только незадача – машина пропала. Не было ее несколько месяцев нигде, не всплывала. Ни в республике, ни в Москве, ни на федеральных трассах в других субъектах. Соответственно, и парнишка этот не всплывал. Как будто испарился, без вести пропал. От отчаяния я продолжал рыть. Что еще оставалось? И я рыл. Много всего интересного тогда нашел. Ты даже не представляешь, что можно сделать через подкуп и шантаж в вашей стране, какие только скелеты ни повытаскивать из шкафов. Вот я и повытаскивал. У самого волосы на голове дыбом встали, когда пазл сложился.

К тому времени я вернулся в Москву, продолжал работать с французами, скорее так, ради прикрытия. Мои мысли и сердце были в этом деле. Я жаждал справедливости, правда, тогда уже и сам не понимал, в чем справедливость. И есть ли у этой жуткой истории единая правда.