— Фрэнк сказал, Грейнджер недоволен состоянием Флайта, — сказала она, подойдя к Эмме. — Мне не кажется, что он стал чувствовать себя хуже, а тебе, Фрэнк?
— Ваш бесценный мистер Грейнджер, должно быть, изрядный паникер, и, скорее всего, просто готовит почву для серии хорошо оплачиваемых визитов, — сказал Доусон. — К тому же, думаю, он решил воспользоваться возможностью испортить настроение Простушке Пенни, по одному ему известной причине. Пенни, дорогая, у тебя вид очень официальный и осуждающий.
— Думаю, что дело будет нешуточное, если здоровье Флайта ухудшилось из-за моей оплошности, — сказала Эмма и опасливо посмотрела на Мэриан, ожидая ехидного упрека в нерадивости, но то ли Доусон не удосужился передать ей обвинение, выдвинутое Максом, то ли она не придала ему значения, во всяком случае, Мэриан ответила:
— Что за глупости, дорогая! У тебя, конечно, бывают ошибки, но в небрежном отношении к работе тебя никто не может упрекнуть, даже если я и пошумела тогда в Уилчестере, а уж Флайта ты любишь так, что ни о какой небрежности и речи быть не может. Пойдем с нами в дом, выпей что-нибудь. Я хочу услышать твое мнение о суке, которую купил для меня Фрэнк.
Доусон ободряюще подмигнул Эмме, и она пошла с ними, радуясь, что они так уверены в том, что волноваться не о чем, и начиная думать, что замечания Макса были скорее продиктованы причинами личного характера. Надо будет завтра сделать все возможное, чтобы Мэриан присутствовала при осмотре, и, поскольку Доусон к этому времени уже уедет, у Макса не будет никаких причин продолжать оставаться таким грубияном.
Однако облегчение было недолгим, поскольку вечером, разнося собакам еду, она обнаружила, что Флайт стал вялым и отказался есть; к ночи температура у него подскочила, и пес даже не попытался ее приветствовать.
Айрин уже уехала домой, Мэриан с Доусоном тоже куда-то отбыли, лечебница закрылась, поэтому Эмма позвонила в Плоуверс-Фарм, моля Бога, чтобы Макс оказался дома, и, когда он наконец поднял трубку, едва смогла говорить, с трудом сдерживая слезы.
— Я немедленно приеду. Успокойтесь, Эмма Пенелопа, все не так плохо, как кажется, — сказал он, и ей показалось, что это снова тот самый Макс, которого она узнала и помимо воли полюбила. Она заплакала. Но когда Грейнджер приехал десятью минутами позже, глаза ее высохли, Эмма была собранной и четко выполняла все его указания.
— Придется его оперировать. Возможно, повреждение больше, чем мне показалось на первый взгляд, и к тому же может развиться гангрена, если не дренировать рану. Выше нос, Эмма. Ликвидируем источник заражения, и дальше все будет в порядке. Нам, пожалуй, лучше поторопиться.
Он взял собаку на руки, отнес в свою машину и осторожно устроил на заднем сиденье, попросив Эмму сесть рядом с псом, чтобы беречь его лапу от толчков во время их короткого пути.
Эмма выполняла все его указания, стерилизовала инструменты, готовила повязки, а потом наблюдала, как Макс быстро и умело оперирует, и думала, какие у него уверенные руки — уверенные, добрые и такие надежные…
Закончив, он выпрямился и, увидев ее бледное, взволнованное лицо, улыбнулся ей.
— Ну, вот все и кончилось, можете отдохнуть, — сказал он. — Вы были прекрасной ассистенткой, Эмма, спасибо.
Щеки Эммы слегка порозовели от этой похвалы, и ей снова захотелось малодушно расплакаться, чтобы ее поддержали, успокоили и сказали, что ей не в чем винить себя.
— Это на самом деле моя вина, Макс? Я должна была понять, в чем дело, раньше? — спросила Эмма, когда Макс стащил с рук резиновые перчатки, подошел к раковине и принялся мыть руки.
— Нет, — сказал он. — Боюсь, это у меня голова была занята другим. Мне надо было приехать раньше и самому посмотреть. Ну а теперь, пока этот малый спит после наркоза, я налью вам капельку бренди, а потом отвезу вас обоих домой.
Эмма уже была готова к отъезду и ожидала, не понадобится ли ее помощь, чтобы отнести Флайта в машину. Макс вдруг взял ее холодные руки в свои, задумчиво повертел их и, согревая, потер.
— Холодные руки, горячее сердце, — пробормотал он. — Вы когда-нибудь слышали об этом, Эмма Пенелопа?
— Конечно, но вряд ли это правда, — уклончиво ответила она, а он удивленно на нее посмотрел.
— Время покажет, — ответил он в своей обычной манере быстро уходить от малозначительных вопросов. — А теперь, пожалуйста, откройте мне дверь, чтобы я смог перенести нашего пациента в машину. Сперва устроим на ночлег его, а потом и вас.
Однако, когда Флайта уложили в вольере и накрыли одеялом, в ответ на предложение Макса проводить ее в дом Эмма упрямо заявила, что у нее есть свое мнение относительно того, как ей расположиться на ночлег.
— Никуда я не пойду! — сказала она, снова становясь самой собой. — Я лягу спать на собачьей кухне, чтобы быть рядом с ним. Вдруг он проснется после наркоза, начнет искать меня и порвет швы.
— Хорошо, но сначала я хочу удостовериться, что вам есть где спать, — сказал Макс. Он сам устроил ей постель, постелил одеяла и даже раздобыл где-то грелку и вскипятил чайник воды.
— До чего же вы непредсказуемый человек, — сказала Эмма, с удивлением следя за его манипуляциями. — Никогда не знаешь, чего от вас ожидать, — то вы меня третируете, то вдруг становитесь излишне предупредительным.
— Отчего же излишне?
— Оттого что так оно и есть. Мне, при моей работе, может быть, и приходится время от времени мириться с проявлениями внимания разного рода, но заботиться о себе я привыкла сама.
Он налил в грелку воды, а потом вдруг резко шлепнул по ней, отчего грелка издала булькающий звук. Положил грелку под одеяло, повернулся и взял девушку за плечи.
— Если вы намекаете на мое поведение по дороге из Уилчестера, то, может быть, вспомните, что никаких других проявлений внимания не было. Впрочем, возможно, именно это вас и разочаровало. — Это было сказано так резко, что она сжалась у него в руках.
— Извините, — пробормотала она. — Я не хотела сказать…
— Не хотели? А по-моему, именно этого вы и хотели. Что бы вы ни думали о моих намерениях, я вовсе не хочу, чтобы меня ставили в один ряд с Доусоном, а возможно, и прочими волокитами из числа ваших знакомых.
— Ну, знаете! — выдохнула она, с трудом удержавшись от резкого ответа, который уже готов был слететь у нее с языка, но он еще больше смутил девушку, отпустив ее плечи и сказав совершенно нормальным тоном:
— Вам, похоже, очень хочется снова влепить мне пощечину, так что лучше вас больше не провоцировать. Спокойной ночи, точнее — доброго утра. Я заеду около двенадцати взглянуть на пациента.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});