Читать интересную книгу Утилизация (СИ) - Тараканова Тася

Что-то доказывать Арнольду не имело смысла. Он никогда не приходил на помощь в острые моменты, правильно рассудив, что это чревато. Арнольд и на футболе умело перевернул ситуацию в пользу Сабы. Случилось так, как случилось.

Вечерние нежные сумерки сгладили очертания предметов, переплелись с плавной мелодией, закутали вместе с ней в дымку сосны и берёзы, как будто усыпляли мою бдительность. Где Лиза?

Только сейчас я заметила, что в нашей комнате горел свет. Морщась от боли, я потопала в корпус. Хорошо, если Лиза ушла с поляны прежде, чем началась моя импровизация с Сабой. Потребность снять нервное напряжение, успокоить накатившую тревогу заставили меня шевелить ногами. В комнату я вошла уже сильно распалённая фантазией о происках врагов, которые поджидали нас за каждым кустом.

Лиза сидела на кровати, облокотившись на подушку, согнув ноги в коленях, на которых как на подставке лежал лист бумаги. На тумбочке краски, баночка с водой, в руке Лизы незамысловатая кисточка. Оторвавшись от рисования, художница затуманенными глазами посмотрела на меня, улыбнулась, обласкав тёплым взглядом. Узнаю человека, погруженного в творчество. Главное, не отрывать от процесса.

***

— Как они там, танцуют? — спросила Лиза на автомате и тут же вернулась к своему занятию.

— Пока ещё да. Скоро начнутся делиться впечатлениями. Куда кто воспарил и кто откуда сверзился.

Лиза коротко хихикнула.

— А мне с Арнольдом понравилось. Вот подумала, завтра расстанемся. Хочу рисунок тебе подарить. Ещё немного и закончу.

От слов Лизы сдавило грудь. А ведь, и правда, завтра разъедемся. Разбредёмся каждый в свою сторону, через несколько часов забудем сумасшедший тренинг и людей, с которыми столкнулись здесь. И не играет роли, что мы были одной командой. Обстоятельства таковы, что от человека в лучшем случае останется лишь номер в телефоне, который за редким исключением ты никогда не наберёшь.

От мысли, что девушка в картофельном платье перейдёт в разряд истории, и мы никогда не пересечёмся, стало тоскливо. Как я отстранялась от Лизы вначале, так я прилипла, прикипела к ней на пороге окончания тренинга. Пусть останется хотя бы её номер, возможность услышать голос, пусть сохранится иллюзорная связь, я не готова оборвать эту невидимую тоненькую нить.

— Давай обменяемся телефонами.

— Угу.

Вытащив из рюкзака сотовый, я включила его, небольшой заряд ещё оставался.

— Диктуй.

Лиза без запинки назвала цифры своего номера. Я бы набрала её сейчас, чтобы проверить, не ошиблась ли она, но увы….

Стоя около окна, я цеплялась взглядом за ускользающие в сумерки стволы сосен, за тяжёлые ветви, окутанные хвоей. Завтра мне придётся стиснуть зубы, позвонить в роддом, шагнуть в пугающую неизвестность.

Отсутствие связи с миром, пугающие события вырвали меня из контекста моей сумрачной повседневности, выкинули в новую неизведанную локацию. И как бы я не злилась, не психовала, не сопротивлялась, мне пришлось продираться сквозь барьеры, выискивая безопасные зоны.

Скрипнула кровать, Лиза поднялась и тихо приблизилась ко мне. Лист ватмана перекочевал в мои руки.

— Это тебе.

Я приготовилась улыбнуться, поблагодарить, но реальность в очередной раз столкнула меня с рельс.

— Это вроде… мой набросок?

Те же линии стволов, небо, карусель.

— Твой…

Слёзы стали капать прямо на свежую акварель.

— Юля, что случилось?

Мой рисунок – заготовка превратилась в настоящую картину. Поляна в солнечных бликах света, размытые тени от сосен, трава с разными оттенками зелени. И главное, на вертушке – карусели маленькая девочка в розовом платьице с босыми ногами.

— У тебя идея фикс? — проговорила я, чуть задохнувшись. — Хочешь отговорить меня от аборта?

— Прости, — лицо Лизы сморщилось в страдальческой гримасе. — Я понимаю, что это ужасно.

— А если я скажу, что моя девочка лежит в реанимации с воспалением лёгких?

Слёзы уже потоком текли по лицу, я отодвинула от себя лист ватмана, чтобы не испортить рисунок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Юля, прости, прости меня. Ты всё время молчала.Я чувствовала, у тебя какая-то трагедия. Мне казалось, ты делаешь какой-то выбор, борешьсясама с собой.

Чувство вины перед дочерью было сокрушительное. Оно лишило меня сил, уничтожило волю, сломало меня. Единственная мысль, которую я пыталась не допустить в голову – мысль о смерти моей малышки. Я боролась с ней в приступах отчаяния, гнала её от себя любыми способами, я готова была умереть, лишь бы не дать предательской мысли свить гнездо в голове. Я корчилась и страдала, даже не предполагая, что ужас, не дающий мне нормально дышать, легко идентифицирует Лиза.

— Юля, почему ты здесь? Как же грудное вскармливание?

— Её кормят через трубочку…в носу. Она недоношенная, у неё ещё не было сосательного рефлекса.

— А когда ты родила?

— Двадцать девятого мая.

— А ты сцеживалась?

— Начала вроде, потом… молоко пропало.

Тяжёлый разговор, от которого мне вдруг стало легче, как будто часть неимоверного груза я переложила на чужие плечи.

— Ей уже лучше?

— Не знаю. Давно не звонила.

— Юля, девочки живучие. Бабушка соседка рассказывала, семимесячная родилась, в подушках её выхаживали. По ней и не видно, что в детстве было — крепкая бабуся. Огород и скотина на ней. Сын редко приезжает.

Попытка Лизы успокоить меня достигла цели. Слёзы закончились, я, не прикасаясь, обвела контуры моей малышки.

— Как назвала?

— Маша.

— Ох, я обожаю это имя. Когда сестра родила дочку, они с мужем долго не могли её назвать. Священник сказал моей сестре, когда она пришла за советом. Если не можете выбрать, назовите самым простым христианским именем. Так что у меня есть племянница Маша.

Я с любовью рассматривала девочку на карусели. Моя доченька. Это знак. Мы скоро встретимся, мама придёт за тобой, Машенька.

У меня никогда не получалось нарисовать людей, только домик с окнами, берёзку, солнце и облака. Даже собачку около крыльца не смогла бы изобразить. Я вздохнула, тихо радуясь за Лизу.

-- Не бросай рисование.

Глава 18. Перегрузка

Рисунок Лизы как рубильником бахнул по моей нервной системе, напряжение в сети упало, накатила смертельная усталость. Я переоделась в пижаму, улеглась в кровать и накрылась одеялом. Завтра утром я помчусь к первому катеру, явлюсь в роддом, если надо буду ночевать под порогом, но добьюсь свидания с дочерью. Это всё будет завтра, а сегодня… ни на что нет сил.

Через пелену дрёмы я слышала шаги, шорохи, голоса, скрип двери. Разгорячённые танцами девчонки, видимо, не могли успокоиться. Они шепотом смаковали подробности: бродили к умывальнику, туалету, покурить, подышать, «полюбоваться звёздами», посплетничать от души. Их смешки и шепотки стали для меня просто интершумом на заднем плане, никакая сила не могла выдернуть меня из тёмного колодца забвения. Тело требовало покоя, отключения от всех внешних источников. Свет погас внутри и снаружи, наступила тишина.

Проснулась я по зову организма, срочно требовалось в туалет. Жаль было выкарабкиваться из целительного небытия, но встать необходимо. С закрытыми глазами я села, пошарила ногами кроссовки, смяв пятки влезла в них, кое-как поднялась с кровати, пошатываясь побрела к двери, остановилась, чуть сильнее приоткрыв глаза, чтобы нашарить замок, и замерла.

Что-то было не так.

Странная немая тишина за спиной.

Протерев один глаз, я медленно обернулась. В мрачном ночном свете, пробирающимся из окон, я увидела пустые кровати. Сколько времени? Где все? Может зрение обманывает, и я что-то путаю? Шагнув вперёд, я потеряла кроссовок, следом сбросила второй, пошла на цыпочках в носках. Дойдя до своей кровати, подняла с тумбочки телефон, включила фонарик, обвела комнату направленным лучом. Никого нет. Два четырнадцать ночи.

Вот так же ночью пропала группа миллионеров. От ужасной мысли тело вмиг покрылось потом. Что с девчонками? Где их искать? Как им помочь? Что мне делать?