Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Из всего сказанного тобой, я вывожу заключение, что равного Гарольду нет в Англии… даже Тостиг уступает ему во всех отношениях, – проговорил де-Гравиль задумчиво.
– Где же Тостигу быть равным ему! Он и держится в своем графстве только благодаря влиянию Гарольда. В последнее время он, впрочем, сделал, что мог, чтобы хоть вернуть уважение своих гордых нортумбрийцев, а любовь их он потерял безвозвратно. Он тоже довольно искусен в ведении войны, и сухопутной и морской, и немало помогает Гарольду в этой войне… да, Тостиг далеко не то, что Гарольд, которому мог бы быть равен один Гурт, если бы только он был честолюбивее.
Совершенно удовлетворенный тем, что узнал от почтенного отца, де-Гравиль встал и начал прощаться с ним, но последний задержал его немного, спросив с хитрой улыбкой:
– Как ты думаешь: имеет наш Вильгельм какие-нибудь виды на Англию?
– Конечно, имеет, и, наверное, заветное его желание исполнится, если только он будет действовать поумнее… Лучше всего было бы, если бы ему удалось расположить Гарольда в свою пользу.
– Это все прекрасно, но главное препятствие состоит в том, что англичане чрезвычайно недолюбливают норманнов и будут сопротивляться Вильгельму всеми силами.
– Верю; но война ограничится одним сражением, потому что у англичан нет ни крепостей, но гор, которые позволили бы долго обороняться. Кроме того, скажу тебе, приятель, здесь все гнило. Королевский род вымрет с Эдуардом, останется только ребенок, которого, сколько я слышал, никто не считает за наследника престола; прежнее надменное дворянство также перевелось, и исчезло уважение к древним именам; воинственный пыл саксонцев почти убит подчинением священнослужителям, не храбрым и ученым, как наши, а трусливым и неразвитым… Затем жажда к деньгам уничтожила всякое мужество; владычество датчан приучило народ к иноземным королям, и Вильгельму стоит дать только обещание, что он будет хранить древние законы и обычаи саксонские, чтобы стать так же твердо, как доблестный Канут. Англо-датчане могли бы его несколько потревожить, но мятеж даст этому проницательному политику предлог усеять всю страну крепостями и замками и обратить ее в лагерь… Любезный друг, авось еще придется нам поздравить друг друга: тебя правителем какой-нибудь богатой английской области, а меня бароном обширных английских поместий.
– Пожалуй, что ты и прав, – произнес весело Гиль-ом. – Когда настанет этот день, мне по крайней мере можно будет подраться за нашего благородного повелителя… Да, ты прав, – повторил он, указывая на развалившиеся стены кельи, – все здесь дряхло и сгнило; спасти государство может только Вильгельм, или…
– Или кто?
– Граф Гарольд. Ты отправляешься к нему, и потому скоро будешь иметь возможность судить о нем.
– Постараюсь судить осторожно, – ответил де-Гравиль.
Сказав это, рыцарь обнял друга и снова отправился в путь.
Глава VII
Малье де-Гравиль был человек чрезвычайно ловкий и хитрый, как большая часть норманнов.
Но как он ни старался на пути своем из Лондона в Валлис выведать от Сексвольфа все подробности о Гарольде и его братьях, какие ему были нужны, – все-таки не в силах был сладить с упрямством или осторожностью саксонца. Сексвольф во всем, что касалось Гарольда, имел чутье собаки. Он догадывался, хотя и не мог объяснить себе причины, что норманн имел какие-то виды на графа и чего-то добивался этими простодушными расспросами. Его упрямое молчание или грубые ответы, как только речь касалась Гарольда, представляли резкий контраст с его откровенностью, пока беседа ограничивалась современными происшествиями или особенностями саксонских нравов.
Наконец рыцарь, отраженный со всех сторон, решился отступить и, ВИДЯ, что не извлечь ему больше пользы из саксонца, переменил свою принужденную вежливость на норманнскую спесь к низкому спутнику.
Он поехал впереди саксонца, окидывая взглядом опытного воина характер местности, радуясь, что укрепления, которыми марки охранялись от враждебных кимров, были совершенно ничтожны.
На третий день после свидания с Гильомом рыцарь очутился наконец в диких ущельях Валлиса.
Остановившись в тесном проходе, над которым с обеих сторон повисли серые, угрюмые скалы, сир де-Гравиль позвал свою прислугу, надел кольчугу и сел на боевого коня.
– Ты напрасно облекся в кольчугу, – заметил саксонец, – надевать здесь тяжелое оружие – это значит утомлять себя по пустякам. Я довольно знаком с этой страной и предупреждаю, что тебе скоро придется даже бросить коня и идти пешком.
– Знай, приятель, – возразил де-Гравиль, – что я пришел сюда не для того, чтобы учиться военному искусству с азбуки… Знай также, что норманнский рыцарь скорее простится с жизнью, чем с добрым конем.
– Вы, заморцы-французы, охотники похвастать и пускать громкие слова. Предупреждаю тебя, что ты можешь наговорить их еще с три короба, потому что мы идем по следам Гарольда, а он не оставит врага за спиной: ты здесь так же безопасен, как в храме Ведена.
– О вежливых твоих шутках – ни слова, – сказал де-Гравиль, – но прошу тебя не называть меня французом. Я приписываю это не твоему желанию обидеть меня, а только твоему незнанию приличий и воинской вежливости. Хотя мать моя была француженка… знай, что норманн презирает француза почти так же, как и жида.
– Прошу прощения! Я полагал, что все заморцы родня между собой, одной крови и одного племени.
– Авось придет день, когда ты это узнаешь лучше… Иди же вперед, Сексвольф.
Узкий проход, расширяясь мало-помалу, вывел на пространную, дикую площадку, на которой не было даже травинки. Сексвольф, поравнявшись с рыцарем, указал ему камень, на котором было написано: «Hie victor fuit Haroldus» («Здесь победил Гарольд»).
– Никакой валлон не решится показаться в виду этого камня, – заметил Сексвольф.
– Простой, классический памятник, а много говорит, – сказал норманн с удовольствием. – Мне приятно видеть, что твой граф знает по-латыни.
– Кто тебе сказал, что он знает этот язык? – спросил осторожный саксонец, опасаясь, что сведение, радовавшее сколько-нибудь норманна, не могло быть благоприятно Гарольду. – Поезжай с Богом на своем коне, пока дорога позволяет, – добавил он насмешливо.
На границе карнавонской области отряд остановился в деревушке, обведенной недавно вырытым окопом и рогаткой. Внутри рогатки было множество ратников, из которых одни сидели на земле, другие играли в кости, или пили; по одежде их, кожаным платьям и по знамени с изображением тигровых голов герб Гарольда – легко можно было догадаться, что это саксонцы.
– Здесь мы узнаем, что граф намерен делать, – сказал Сексвольф. Здесь конец моего похода, как я полагаю.
– Стало быть, это главная квартира графа?.. Ни замка, хоть бы деревянного… ни стен, только ров рогатки? – спросил рыцарь с удивлением.
– Норманн, здесь и крепкий замок, хотя ты его не можешь видеть, и стены: замок этот – имя Гарольда, а стены – груды тел, лежащие по всем окрестным долинам.
Сказав это, саксонец протрубил в рог, на который ему ответили из стана, и потом повел отряд к доске, перекинутой через ров.
– Ни даже подъемного моста! – пробормотал рыцарь.
– Граф двинулся с войском в Снудон, – доложил Сексвольф, обменявшись несколькими словами с начальником отряда, отдыхавшего на краю рва. Говорят, что кровожадный Гриффит заперт там со всех сторон. Гарольд оставил приказ, чтобы я со своим отрядом как можно скорее примкнул к нему, вместе с этим начальником, с которым я сейчас говорил. Теперь, пожалуй что, и не совсем безопасно: хотя Гриффит и заперт в горах, а все-таки очень может быть, что тут где-нибудь спрятаны валлийцы, которые не задумаются напасть на нас. Здешние дороги недоступны для верхового, и так как тебе нет особенной нужды подвергаться различным неприятностям, то я посоветовал бы тебе остаться здесь с больными и пленными.
– Прелестная компания – нечего сказать! – заметил рыцарь. – А я скажу тебе, что путешествую для того, чтобы обогатиться новыми сведениями; к тому же мне очень хотелось бы посмотреть, как вы будете бить и рубить этих горцев… Прежде всего я попрошу тебя дать мне чего-нибудь попить и поесть, потому что у меня осталось очень мало провизии… Когда мы встретимся с врагом, то ты увидишь, противоречат ли слова норманна его делам.
– Лучше сказано, чем я мог ожидать, – откровенничал Сексвольф.
Де-Гравиль пошел бродить по деревне, которая находилась в самом плачевном виде: повсюду виднелись груды развалин и пепла, простреленные и наполовину сгоревшие дома. Маленькая, убогая церковь хоть и была пощажена войной, но выглядела печально и уныло, а на свежих могилах убитых воинов отдыхали худые, истощенные овцы.