Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так что суди сам, есть у тебя шансы пойти путем гения или нет, сказал Социолух. – А если ты подаешься в сферу социальных явлений, то тут к сказанному выше присоединяется ещё одно обстоятельство. Здесь число людей, считающих себя специалистами, больше, чем в любой другой сфере познания. Они воображают, будто нет ничего проще, чем понимание явлений жизни, происходящих на их глазах. На самом же деле они переносят средства обывательского способа мышления на сложные общественные явления, с необходимостью впадая в заблуждения. Им вообще не нужна никакая истина и ясность. Им нужна лишь правдоподобная ложь, запутанность, мутность. Истина в понимании общественных явлений есть удел одиночек. По моим наблюдениям, у тебя есть задатки социального мыслителя. Но чтобы развить их, нужна профессиональная подготовка и долгие годы кропотливой работы по обработке гигантского эмпирического материала. Для этого надо родиться заново. Добавь к сказанному то, что ты – русский гений. Это значит, что у себя дома тебе не дадут проявиться и быть признанным в качестве гения свои русские бездарные и завистливые собратья, а на Западе тебе не пробиться потому, что ты русский. Русскому гению на Западе не позволят быть признанным в качестве такового ни в коем случае. Так что мой тебе дружеский совет: не строй иллюзий и не пытайся даже раскрыть заложенные в тебе потенции.
Диагноз Малова
Осмотрев Юрия, Малов посоветовал ему отдохнуть с месяц где-нибудь в деревенской глуши. Юрий взял очередной отпуск. В месткоме ему дали бесплатную путевку в дом отдыха комбината. Учитывая особенность Юрия, путевку за небольшую плату (со скидкой) дали и его матери. Кормили в доме отдыха сравнительно неплохо. Погода стояла прекрасная – бабье лето. В первое же воскресенье Черновых навестил Малов. Он был трезв и на редкость весел. Рассказывал забавные истории, новые анекдоты. Вечером Юрий проводил его до железнодорожной станции.
– Знаешь, я много лет наблюдаю людей в их психологических крайностях, сказал Малов, когда они ожидали поезда. – Психически больные в некотором роде суть характерные представители своего народа. Я наблюдал тысячи психически больных людей. И не могу отделаться от мысли, что различные народы даже с ума сходят различно. Если бы меня сейчас попросили рассказать, что такое русский народ, я бы мог сделать это, рассказав, что такое русский сумасшедший. Но я сейчас хочу другое сказать. По моим наблюдениям наш народ изначально болен неизлечимой психической болезнью. Сейчас он находится на грани психической катастрофы. Ещё чуть-чуть, и он свихнется окончательно. И тогда у нас начнется такое, чего ещё не было за всю прошлую историю России. Это я говорю как специалист, причем – как хороший специалист. Если бы я был дурак и прохвост, я бы давно был академиком.
– Я Вам верю. Я не специалист, а тоже чувствую, что что-то плохое движется. А что делать, чтобы это остановить?
– Остановить это невозможно. Жаль, что ты не пьешь. Эх, напились бы мы с тобой по этому поводу!!
Чего мы хотим
В другое воскресенье Чернова навестила вся группа Горева. Привезли еду и выпивку. Расположились на высоком берегу реки. Говорили сначала о том о сем. И как всегда перешли к политике.
– Давайте ответим себе с полной откровенностью, чего мы хотим, – сказал Горев. – Хотим мы свергнуть наш социальный строй или нет? Если хотим, можно ли это сделать, не уничтожив миллионы людей и не ввергнув страну в состояние разрухи и хаоса? Как к этому отнесется сам спасаемый народ? Пойдет ли он на это? Что создавать на место свергнутого коммунизма? Капитализм? Годится ли он нам? И возможен ли он теперь у нас? Если же мы не хотим свергать коммунизм, принимаем ли мы его таким, каков он есть у нас? Хотим ли мы его реформировать? Допускаем ли мы возможность его усовершенствования? Если да, какими путями?
По мере дискуссии определились такие позиции. Позиция Горева, которую поддержал Слепой, свелась к следующему. Социальный строй не выбирают подобно тому, как выбирают представителей власти на Западе. Это – результат большой истории, явление эпохальное. Нам социальный строй уже дан историей, причем -дан на века. Мы лишь в начале новой исторической эпохи – эпохи коммунизма. Конечно, со временем встанет вопрос о его свержении, а именно – тогда, когда он исчерпает свои потенции. Но альтернативой ему будет не социальный строй прошлого, а что-то другое. Появятся новые критерии, новые потребности. Наши потомки вряд ли будут сражаться за возврат в дореволюционное прошлое и за капитализм. Мы принимаем нашу социальную структуру в целом, организацию наших деловых коллективов, структуру власти и основы образа жизни вообще. Мы признаем даже неизбежность социальной иерархии и различия в уровне потребления. Но мы за справедливость в рамках нашего общественного строя, мы за то, чтобы повысился уровень жизни (зарплата, жилье, одежда, еда, отдых), чтобы не были такими огромными различия в распределении материальных благ, чтобы не было бюрократизма, коррупции и прочих мерзостей. Мы за то, чтобы тот, кто лучше работает и кто способнее других, получал больше материальных благ. Мы за то, чтобы вся наша жизнь была лучше организована в рамках тех возможностей, которые нам предоставляет наш социальный строй. Как этого добиться? Чтобы выработать реалистическую программу Преобразований, необходимо изучить наше общество на уровне серьезной науки, а не довольствоваться дилетантскими соображениями.
Позиция Солдата и Остряка. Мы не Академия наук, чтобы истины открывать. От знания того, что рабство было исторически обусловлено, рабам не было легче. Они все-таки восставали, заранее зная, что обречены на поражение. Ну, а что если у нас вызывает протест сам объективный ход эволюции человечества со всеми его неумолимыми и железными законами? Опыт истории учит, что борьбу против недостатков начинают всегда дилетанты. Они не обдумывают свои поступки и их последствия. И не имеют ясных целей. Они выражают общественное недовольство, и все. Если бы люди всегда заранее знали, что возможно и что нет, что разумно и что нет, они так и остались бы в самом начале эволюции. Люди пытаются сделать что-то такое, что невозможно с научной точки зрения, и добиваются какого-то неожиданного успеха. Надо бунтовать против язв нашего общества! Мы не рабы, в конце концов!
Позиция Фюрера. Я отвергаю иррациональный бунт в духе Солдата и Остряка. И не принимаю позицию исторического терпения Горева и Григорьева. Ждать столетия?! Люди хотят улучшений условий жизни сейчас, для себя, а не для отдаленных потомков. Для этого нужны радикальные перемены в стране. Нужна новая революция, причем сверху, по инициативе высшего руководства. Нужны такие реформы, чтобы народ перестал ждать подачек сверху, чтобы он был вынужден работать так, как работают на Западе.
– Ты предлагаешь капитализм?
– Чушь! Это – идеологическая сказка, будто Запад есть капитализм. Запад – это плюрализм, демократия, индустриальное общество.
– Что, там уж и капитализма больше нет?
– Есть. Но это – совсем не то, о чем нам прожужжали уши. И роль его не та.
– Ты можешь привести пример твоих радикальных реформ?
– Сколько угодно. Например – безжалостно закрывать экономически нерентабельные предприятия.
– А что это будет означать на деле для миллионов людей? Безработицу, принудительную высылку в места, где люди не хотят добровольно жить. На словах твоя реформа выглядит хорошо, а на деле она есть покушение на самое фундаментальное завоевание нашей истории – на гарантированную работу. Народ это понимает своей шкурой. И, естественно, будет протестовать по-своему.
– Позиция народа реакционна. Надо его заставить в принудительном порядке начать жить по-новому.
– А как сочетать это насилие над народом с демократией?
– А я и не настаиваю на демократии. Я за разумную диктатуру.
– Наш народ по горло сыт этой разумной диктатурой. Он стремится разрушить её.
–Сейчас в стране назрели огромные разрушительные силы, – сказал Горев. – Сейчас как проповедь иррационального бунта снизу, так и попытки радикальных реформ сверху могут иметь один и тот же результат, а именно разруху, хаос, смуту, деградацию, катастрофу. Сейчас настоящий борец за блага народа и страны не тот, кто призывает к восстанию или к преобразованиям, а тот, кто стремится удержать страну от этого. Надо думать не о том, чтобы приобрести что-то новое, а о том, чтобы сохранить, осознать и оценить то хорошее, что мы уже имеем.
– А что хорошего мы имеем?
– Хотя бы эту прекрасную природу!
– Я должен вас разочаровать. Эта прекрасная природа испорчена навечно. Здесь – зона повышенной радиации.
Чернов не хотел произносить эти слова, чтобы не портить настроение. Они вырвались непроизвольно. Ночь он не спал. Ему не давала уснуть мысль: почему самые простые элементы человеческого бытия оказались самыми труднодоступными и самыми уязвимыми для мирового зла?! Оправдан ли прогресс вообще?!
- Мой спутник - Максим Горький - Русская классическая проза
- Адаптация - Клара Дюпон-Моно - Русская классическая проза
- Без памяти - Вероника Фокс - Русская классическая проза
- Дом номер тринадцать. Ведьма по соседству - Айгуль Малахова - Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- снарк снарк: Чагинск. Книга 1 - Эдуард Николаевич Веркин - Русская классическая проза