— Мы поклянемся, господин, — с готовностью ткнулся лбом в землю старик.
— Обманут, — тут же прокомментировал купец. — Как только ты с ратью уйдешь, про все обещания забудут.
— Так ведь заложников можно взять, — тут же парировал кормчий.
— Мы не обманем, — ответил от земли старик. — Детьми клянусь, не обманем.
— Так ведь еще узнать надобно, что у него за дети, — тут же заметил Любовод. — Может, померли, али душегубы такие, что зарезать — все родичи лишь спасибо скажут.
— Слушай меня, старик, — подвел итог перебранке ведун. — Вы присягнете на верность мудрому Аркайму, жизнью своей поклянетесь. Вы укажете мне, где находится ваше кладбище и раскопаете могилы мужчин. Вы дадите мне двенадцать повозок, двенадцать возничих на них и припасы на три месяца им в дорогу. Если я прослышу, что вы нарушаете свою клятву, то все они будут немедленно казнены. Вы достанете из своего центрального святилища камень Раджафа и выбросите его из города прочь. Вы дадите нам теплые шкуры для сна, еду на сегодня и завтра…
— И девок красных несколько, чтобы ночью не скучать!
— Отставить девок! — рявкнул Олег на незаметно подкравшегося холопа. — С ума сбрендил, Будута? Какие девки? Мы же их сюда от рабства пришли спасать, а не завоевывать! Ты меня понял, старик? Ступай в свою Киву. Коли жители согласятся на условия, пусть немедля камень вынимают и наружу выбрасывают! А затем выходят все от мала до велика сюда, чтобы клятву принести. Богами своими и детьми клясться будете. Ясно? Все, ступай.
Старик попятился, поднялся с колен, еще пропятился шагов десять, после чего развернулся и торопливо заковылял к селению.
— Стало быть, — обрадовался холоп, — огня можно не разводить?
— Это почему? — не понял Олег.
— Дык… — указал на Киву Будута. — Они ведь снеди принесть обещались.
— Пока они камень свой выволокут… — Валун, служивший жителям одного из городов для сообщения с Раджафом, Середин как-то видел. Тонны две, не менее. — Пока клятву принесут, пока до угощения дойдет — мы два раза с голоду помереть успеем. Так что давай, запаливай. Да мясо на ломти тонкие порежь, чтобы побыстрее зажарилось.
Горожане размышляли над предложением Олега недолго. Через считанные минуты после возвращение старика наверху города появилось с полсотни мужчин, которые принялись раскатывать бревна в центре селения. Где-то с полчаса они потратили на разборку крыши, потом опустили вниз веревки. После этого работа не заладилась: они бегали, суетились, кричали, но ничего не происходило. Так продолжалось часов шесть, и лишь незадолго до сумерек жители Кивы — женщины и дети тоже поднялись наверх — совместными усилиями выволокли наружу каменный шар саженного диаметра, прокатили его по заранее настеленным бревнам и с восторженными криками спустили со склона вниз, аккурат в просвет между вторым и четвертым легионами. Шар прокатился шагов двести, остановился, потом качнулся влево, покатился быстрее, быстрее и вскоре с отчаянным хрустом врезался в ивовые заросли немного ниже дороги, прорубив просеку до скрывающегося в кустарнике ручья.
Отдохнув минут десять и переодевшись, жители Кивы начали выбираться из люков и, в чистых белых одеждах, без обуви и поясов, спускаться на пространство между четвертым легионом и городом. Женщины, дети всех возрастов, мужчины и старики они один за другим опускались на колени и склоняли головы, дожидаясь, пока наружу выйдут все соседи. Не найдя других символов новой власти, Олег извлек из сумки каменный шар Аркаима, обошел четвертый легион, встал перед мертвыми воинами и толпой в белых одеждах, поднял камень над головой.
— Нашему любимому правителю, мудрому Аркаиму, великому и всемогущему, всесильному и вечному, сиянием своим затмевающему солнце, а силою равному полноводным рекам… — опередив его, начал перечислять речитативом тот самый старик, который выходил на переговоры.
Ведун, решив, что у местных имеется своя, ритуальная форма присяги, вмешиваться не стал, а лишь держал камень. Дежал долго, поскольку минут десять шло восхваление мудрого Аркаима и еще столько же перечислялись беды и проклятья, что обрушатся на того, кто отступит от этой великой клятвы. Больше всего Олега пугало, что произносить присягу люди станут по одному. Но, к счастью, со словами: «Клянусь!» горожане все дружно качнулись вперед и поцеловали землю.
— Теперь у вас наконец-то начнется нормальная жизнь, — с облегчением опустил шар Середин. — Вам больше не нужно будет никого бояться, скрывать свои мысли и голодать.
— Сейчас вам принесут угощение и овчины, господин, — подойдя к Олегу, поклонился в пояс старик. — Пожелайте от нас великому и мудрому Аркаиму многих сил и знаний. Двенадцать повозок будут снаряжены к рассвету.
— Хорошо, — кивнул Середин. — Я передам.
Старик попятился, горожане также начали подниматься с колен и уходить в город.
— Не верю, — прошептал Любовод. — Ни единому слову не верю. Врут, никакой преданности они к нашему Аркаиму не испытывают. Мертвецов боятся, и все.
— Какая разница? — пожал плечами Середин. — Пройдет не один месяц, а то и годы, прежде чем они поймут, что попали не в лапы очередного тирана кровопийцы, а стали подданными нормального, заботливого правителя. А пока у нас есть лишние повозки для возможной добычи, двенадцать не очень надежных, но все-таки проводников и столько же заложников.
* * *
Путь на Ламь занял еще два дня. Помощь проводников не понадобилась: дорога между городами была уже достаточно натоптана, чтобы даже слепой не заблудился. Воинских сил противника они по дороге не встретили, и вечером второго дня легионы окружили город плотным кольцом. Селение было небольшим, даже меньше Кивы, так что никакого труда это не составило. Ночью Олег ничего не предпринимал, а на рассвете выбрал среди возничих крепкого опрятного мужика лет тридцати с суровым выражением лица и небольшой, ровно стриженной бородкой.
— Слушай меня, смертный. Я не люблю крови, и вы это уже знаете. Те, кто напал на армию мудрого Аркаима, умерли. Те, кто подчинился его воле и власти — живы и будут жить. Ступай в Ламь и расскажи про это. Мне нужно от них палатку, еду для нас всех на пару дней и клятву верности. И десять возничих. Городок, я вижу, небольшой, так будет справедливо.
— Я передам, господин… — На щеках у мужчины заиграли желваки, но перечить он не посмел, кинул вожжи на облучок возка, обогнул за три шага Олега и, растолкав стоящих в оцеплении зомби, полез вверх по склону.
— Не любят нас, вижу, друже, — высказал мнение Любовод. — За такой взгляд любой князь запорол бы холопа насмерть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});