Читать интересную книгу Дорога в Омаху - Роберт Ладлэм

— Нет, не так. Особенно если учесть все то, что известно нам о твоих делах... Мне только что звонил Винсент Манжи... Манга... ну, словом, тот малый, что ведает ЦРУ...

— В те далекие дни, когда я был еще молодым прокурором, господин президент, мы звали его Винни Бам-Бам.

— Без дураков?

— Разве придумать мне такое прозвище, сэр?

— Думаю, ты прав... Похоже, черт возьми, его оксфордская степень не так уж много и стоит.

— О какой степени вы говорите?

— Не важно, Рибок. Но что это, чистая случайность, что ты упомянул сейчас о начале своей прокурорской деятельности?..

— О, так то была пора моей юности, господин президент! — боязливо заметил председатель Верховного суда.

— Винсент это понимает. Он даже заметил, что, вероятно, было бы неправильно подходить к тебе с мерками того времени: ведь прошло столько лет! И все же всем нам необходимо сделать все от нас зависящее, чтобы прикрыть наши тылы, поскольку, судя по всему, дело племени уопотами может стать предметом обсуждения на общенациональном уровне. Оно же выходит за рамки привычного!

— Боюсь, это ваша проблема, господин президент. Ну и если точнее, она касается в первую очередь и исполнительной и законодательной власти. — Помолчав немного, председатель Верховного суда добавил с плохо скрытым смешком: — Как говорится, тебе и карты в руки, крошка... Апчхи!

— Рибок, старо все это!

— Простите, сэр, но у меня в носу какое-то насекомое... Я имел в виду лишь, что наш суд тут мало что может сделать. Мы не принимаем законы, мы только следим за тем, чтобы они соблюдались в строгом соответствии с великими традициями конструктивизма. Как вам известно, некоторые члены суда всерьез полагают, что дело племени уопотами может быть рассмотрено на твердой конституционной основе, хотя, конечно, они еще не приняли окончательного решения, — и лучше бы и не принимали его. В любом случае для того, чтобы провести закрытое слушание, придется весьма вольно, в духе этих поганых либералов, интерпретировать исковое заявление и прилагаемые к нему документы, скрыв при этом истинную подоплеку рассматриваемой тяжбы.

— Знаю, — произнес президент, плаксиво растягивая слова. — Это-то и расстроило Винсента. Все ваши частные мнения будут изучаться учеными, а редакторы газет, и репортеры, и черт знает кто еще станут гадить нам как только смогут. Тебя же, Рибок, ждут большие неприятности.

— Меня?.. Да, я вовсе не на стороне истца! Мои реалистически мыслящие коллеги и я будем отстаивать свою позицию до тех пор, пока не положим на обе лопатки этих идиотов и ханжей, сующих нам под нос всякую чушь об «общественной совести». Мы скорее выпрем их всех из суда, чем уступим, и они это знают! Надеюсь, вы не думаете, что эти аборигены, стрелки из лука, хоть что-то значат для меня? Да они и никеля не стоят! Они ничем не лучше негров!

— Выходит, Винсент прав.

— В чем именно?

— Кажется, когда ты занимал пост помощника прокурора, наблюдалась определенная тенденция в твоих обвинительных заключениях и дела ты возбуждал практически лишь против...

— Я действовал так во имя долга!

— Черных и латиноамериканцев, — закончил президент.

— Что правда, то правда! Они творят мыслимое и немыслимое, вы ведь это знаете!

— Все они?

— Конечно, можно и так поставить вопрос... Скажу только, что я руководствовался исключительно интересами родины: если за ними числились правонарушения, они лишались права участвовать в выборах.

— Винсент так и думал!

— К чему вы клоните, господин президент?

— Откровенно говоря, Винсент пытается тебя выгородить. С тем чтобы ты остался в истории.

— Что?

— Хотя ты и самый что ни на есть ярый приверженец неукоснительного соблюдения конституционных норм, тем не менее уопотами не симпатизируешь и, как доложили мне, даже не стал заслушивать их искового заявления. Не потому ли, что они, по-твоему, «ничем не лучше негров»? И не боишься ли ты остаться в анналах истории как занимавший пост верховного судьи расист, отбрасывавший всяческие свидетельства лишь из-за не понравившегося ему цвета кожи истцов, что и нашло отражение в окончательном решении Верховного суда?

— Кому придет такое в голову? — произнес несколько сбитый с толку защитник конституционного права. — Мои вопросы будут проникнуты состраданием, хотя победят в конце концов соображения практического характера, в чем я твердо уверен: мы одержим верх с перевесом не менее чем в три голоса. Страна нас поймет. Слушания должны быть публичными.

— Этот осел из ЦРУ возражает против открытых слушаний, поскольку, как показывают твои прежние дела, еще будучи помощником прокурора, ты проявлял непомерное рвение, выступая с обвинениями против темнокожих представителей национальных меньшинств. Судя по протокольным записям, общественные защитники подбирались тобою, как правило, из людей неопытных, редко имевших на своем счету хотя бы один процесс.

— Боже мой, неужто эти записи могут всплыть?

— Не обязательно, если только ты дашь Винсенту время уничтожить их. Понятно, в интересах национальной безопасности.

— Он действительно смог бы сделать это?

— Говорит, что да.

— Но вот как со временем?.. Не знаю, что скажут мои коллеги, если я буду до бесконечности откладывать слушания. Одно ясно: я не должен производить впечатления человека упрямого и несговорчивого, чтобы не вызвать — Боже храни! — подозрения.

— Винсент и это учел. Он знает, что кое-кто из членов суда также не выносит твоих красавчиков-цветных, этих подрумяненных на солнце абрикосов... Думаю, я правильно воспроизвел этот уничижительный термин, Рибок?

— Выходит, я скомпрометирован тем, что поступал правильно!

— Не забывай, что за твоими поступками крылись предосудительные мотивы, господин председатель Верховного суда, чем и не преминул воспользоваться Винсент. Итак, что же мне ему передать?

— Сколько времени потребуется, чтобы... устранить это недоразумение?.. Ну, изъять материалы, которые могли бы привести к ошибочным выводам?

— По его словам, на то, чтобы проделать эту работу основательно, — не меньше года.

— Но мои коллеги не пойдут на это!

— Он постарается уладить все в течение недели.

— Хотелось бы верить вам.

— Он справится с этим делом.

* * *

Манджекавалло, откинувшись на стуле, снова закурил сигару «Монте-Кристо». Пока что вроде бы все шло как надо. В отличие от других, включая и Хайми Урагана, замечавших только плотные черные тучи неразберихи, он уже различал свет. Пусть эти кретины в Верховном суде, склонявшиеся, возможно, на сторону презренных дикарей уопотами, и оказались чисты, словно агнцы, и неподкупны, но он сумел выиграть время, дабы схватить этого вождя. Повелителя Грома, — самозваного, надо заметить, а затем или изрешетить его пулями так, чтобы и живого места на нем не осталось, или морочить ему голову до тех пор, пока он и сам не захочет отозвать из суда свое заявление, назвав его тем, чем оно и является, надувательством. Так что Бог с ними, с пятью или шестью подозрительными типами из Верховного суда, и займемся самим психопатом. Все это байки, будто этого фашиста волнует судьба уопотами. Он не знает к ним сострадания, а это значит, что у него не сердце, а камень. Да и чего еще ждать от человека со столь извращенным мышлением? Возможно, и следовала бы кое-кому разобраться во всем этом.

Впереди у них еще одна неделя, и это практически все, на что могли они рассчитывать, учитывая популярность чертова идиота среди его соратников. Впрочем, и этого времени хватит, потому что Маленький Джо Саван загнал уже в угол пресловутого генерала из Восьмого отдела вместе со всеми его свисающими до пояса перьями племени уопотами. Он выследил его в Бостоне, где, как общеизвестно, несчастные случаи происходят прискорбно часто. Правда, не так, как в славном трио из Нью-Йорка, Лос-Анджелеса и Майами, но и дней у них в запасе еще достаточно. Манджекавалло выпустил три исключительно точных по исполнению колечка дыма и взглянул на украшенные бриллиантами часы. До разговора с Саваном оставалось не более двух минут, если, конечно, он позвонит точно в назначенное ему время.

Как только загудел потайной телефон ЦРУ, директор открыл нижний правый ящик письменного стола, где был спрятан аппарат, и взял трубку:

— Да?

— Это Маленький Джо, Вин.

— Ты всегда звонишь в последнюю секунду. В десять, как известно тебе, я провожу совещание на высшем уровне, а ты заставляешь меня так нервничать. Представляешь, что было бы, если бы телефон зазвонил вдруг в присутствии всех этих парней в костюмах и при галстуках?

— Так ты сказал бы им, что ошиблись номером.

— Дурья башка, они же и не подозревают о существовании этого телефона!

— Они что, слепые, твои шпионы, Винни? Зачем ты берешь на работу таких?

— Баста! У тебя есть что-нибудь? Давай быстрее!