Читать интересную книгу Вечная полночь - Джерри Стал

— Наконец, — Сибилла рассмеялась сиплым неженственным хохотом, который заставил бы вас пойти за ней куда угодно, — Марлон просто растерялся. Он встает, берет вино и говорит: «Не знаю, что это за девка, но если она прям сейчас не заткнется, я ей бутылкой в морду двину!»

Еще одна история из жизни нашей изысканной индустрии, именно после которой я прикипел к этой якобы стервозной королеве ТВ, чтобы про нее ни болтали. Она срать хотела, что там про нее думают. Раз мы не предоставили ей желаемые сведения, она не собиралась портить уже начавшийся ланч каким-нибудь злобным шипением. Она безостановочно говорила, развлекая саму себя и обезоруживая остальных. Занятая по уши, она даже не стала высмеивать мой блестящий лакейский костюм. За что я ей на всю жизнь благодарен.

А тем временем мое злоупотребление, подогреваемое астрономическими суммами, кои я еженедельно притаскивал домой, довело меня до стадии безостановочных широк. Мне уже не хватало вмазаться с утра, догнаться сперва после постмакдональдовского мероприятия по усадке, затем еще раз на Фоксе, и я более или менее продолжал свои суровые гонки от заката до рассвета и обратно.

Одним замечательным утром после того, как я зарядил штук шесть дил-дилов и растекся лужей потного благодушия за своим письменным столом, в дверь постучал Томми с ксерокса — я, сами понимаете, не часто принимал визитеров; большинство штатных с подозрительным уважением считали меня неким квазимодо, с тем отличием, что я живу в маленьком офисе, а не на колокольне — и ввалился внутрь с искренне недоумевающим вздохом.

— Не понимаю я Скипа. Знаешь, мы с ним знакомы с прошлого сезона, в смысле, когда он был рядовым автором, так? До того, как его сделали главным! В смысле, он не строил из себя типа что называется своего парня. Похож на Джорджа Буша, вечно изображает «своего парня», но неубедительно. Я имею в виду, он из Коннектикута… Но это не напрягало. Хотя бы не был полным мудозвоном. Теперь — сливайте воду! Он словно совсем другой человек. Теперь он начальник, сечешь? Всем известно, что его взяли, поскольку Рондо отказался, ну и что? Теперь он отправляет назад ланч, если на сэндвиче слишком много майонеза. Меня бесит таскать ему завтраки. Типа он делает мне одолжение и разрешает сходить принести ему покушать. Типа мы раньше друг друга не знали. Заморочка в том, что он мне по большому счету симпатичен…

Я никогда не пускал возможность изобразить псевдосочувствие и произнес банальное: «Возможно, он не очень уверен в себе…»

Томми поднял голову, спрятанную между ладонями, словно отгоняя образ мира денежных текстов, отравлявшего его существование.

— Ну, у тебя раньше не было такой работы, так ведь? В смысле, ты сильно изменился по сравнению с тем, каким был раньше?

— Я другое дело, — ответил я. — Я с самого начала был полным отстоем. Теперь я всего-навсего отстой при бабле. Отстой, у которого стобаксовые купюры из кармана сыплются.

— Бог ты мой, — сказал он, рассматривая меня одновременно с жалостью и недоумением, которое обычно вызывают подобные сентенции. — Джерри, бог ты мой, зачем ты всегда говоришь такое говно? Ты, блядь, не отстой. Тебя же просто заебало по самое не могу, когда ты пришел сюда с такой хреновней. Но все же, ты же никогда не требовал, чтобы я тебе завтраки таскал…

В памяти у меня осталось в основном то, как выглядит окружающий мир сразу после укола, как я нажимаю поршень, когда иногда приход наступает так быстро, что я не успеваю извлечь иглу из вены. Я просто разваливаюсь на стуле, голова болтается на плечах, как воздушный шарик на ниточке, и все — стены, ковер, диванные подушки, мои собственные руки — рассыпается на кружащиеся молекулы, рассеянные среди миллиона других предметов, и пляшут у меня перед глазами, а потом складываются обратно в вещи реального мира. Бесконечный круг, танец молекул и их возвращение в нечто твердое выжимал из меня все соки, будто я облетел вокруг солнца на венах вместо крыльев.

* * *

Однажды утром я вывалился из своего офиса, закинутый тридцатимиллиграммовыми колесами морфина. Когда я открыл дверь, за ней стояла она, воплощенное Дарование. Театральная примадонна Коллин Дьюхарст в бесформенном домашнем платье и стоптанных коричневых туфлях без каблуков, и стояла она с таким видом, будто недавно овдовела. Ее волосы были туго зачесаны назад. Без макияжа, морщины выдавали оставшиеся позади годы. Но ее «гусиные лапки» в уголках глаз показались мне несказанно прекрасными. Что-то вроде почетной тяжести. Наличия духа.

Я ничего о ней не знал. Однако немедленно ощутил нечто общее. Словно ее присутствие само по себе доказывало, что человек способен выжить и обрести благородную чистоту, раз уж не довелось с ней родиться.

Глаза актрисы выглядели наполовину налитыми кровью, наполовину вываренными в арахисовом масле. Но настолько пронзительными, настолько за ними чувствовался весь ее жизненный опыт, все что ей довелось пережить… Встретившись с моими, они застыли на лишнюю секунду, и я испытал странное ощущение узнавания. Она побывала там, где сейчас я… Она знает…

Не в смысле, что у нее на лбу было это написано. Она разговаривала со Скипом. Его не особо удивило, что я на нее уставился. Они обсуждали ее участие как второй ведущей актрисы. «Мне кажется, вам очень понравится роль, — блеял он. — Остроумно, но без зауми. Очень выгодная…»

Рассказывая, он плясал вокруг нее, словно выпрашивающий печенье терьер. Если бы он еще и затявкал, по-моему, никто бы не удивился.

Когда я наконец улизнул в сортир, я понял, что показавшееся мне духовным родством вполне может оказаться чем-то иным. Г-жа Дьюхарст пристально меня изучала, это так. Но оглядев себя перед пыльным туалетным зеркалом, я понял, что могло ее заинтересовать.

Целую минуту я стоял и таращился на себя точно так же, как несколько секунд назад стоял и таращился на нее. Меня пришибло от страшной догадки, что вполне вероятно она смотрела не мне в глаза. Скорее всего она заметила расцветающий алый цветок на локтевом сгибе рукавов. В тот день я не планировал шмыгаться и не стал надевать свою обычную черную рубашку. На мне была бледно-голубая «джерси», не настолько темная, чтобы спрятать улики.

Когда я покидал мужскую комнату, то снова столкнулся с ней. На сей раз легенда заговорила первой.

— Мальчик мой, чем вы тут занимаетесь? — ее голос звучал с размеренностью потягивания виски, словно тихая мелодия саксофона, сочащаяся через гравий.

— Я тут работаю, — пролепетал я. — Сценарист.

— Знаю, знаю, — проговорила она, — Вы, мой мальчик, зарабатываете здесь деньги. Но вы тут чужой.

— Ну знаете, как получается…

— О, про это я знаю, — снова ее глаза впились в меня. Они, казалось, говорили о том, что она тоже кое-что повидала. Будто ей тоже пришлось некогда побороться. Даже когда она произносила слова, ее взгляд говорил другое: «Я знаю тебя, сынок Джим. Я знаю, где ты живешь…»

— Надо быть поаккуратнее с тем, что ты делаешь, — произнесла она с самой усталой на свете улыбкой. — Вы понимаете, о чем я?

— Ну да.

И я, по-моему, понял. Странные вещи случаются на приходе. Натыкаешься на людей, вступаешь в беседы и даже не уверен, что они настоящие. Не уверен, что кажущееся тебе происходит на самом деле. И хотя от ее слов мне почему-то стало неловко, в ее глазах я увидел удивившую меня поддержку. Может, в этом и состоял истинный талант актрисы. Говорить на скользкие темы на двух уровнях одновременно. Произносить убедительные слова и без слов доносить их до сердца.

Прежде чем отвернуться и начать медленно спускаться по лестнице, она протянула свою старческую руку и пожала мне запястье. То, как она посмотрела на меня на темном лестничном пролете, вселило в меня и дрожь, и надежду.

Что-то должно было случиться.

Вот так я узнал новость. Суббота как суббота. Я захожу в комнату после вмазки, а Сандра вскакивает с дивана, размахивая голубой тестовой трубкой в руке. Она кричит: «Смотри! Смотри!» Но я не понимаю, что это такое. Даже не глядя в ее сторону, я думаю про себя: «Блин, она нашла очередной шприц!» Мучимый чувством вины, своим извечным ощущением вселенского позора, я бросаюсь в объяснения, даже не выслушав ее.

— Послушай, — начинаю я, уже составив четкий план. Джанки врут, как остальные люди дышат. Даже не думаешь, что сказать. — Я, наверно, как-то давно его там оставил. Убирался и забыл выбросить…

— Джерри!

— Подожди! Меня что-то прихватило. По-моему диарея или что-то в этом роде…

— Джерри, я купила этот самый тест. Он положительный!

— Еб твою мать, Сандра! — Я остановился и обернулся в ее сторону. Она тихо стояла, мне пришлось дать задний ход. — Ладно, молчу. Что за тест?

— Я беременна, — произнесла она почти шепотом.