— Знаешь, в жизни бывает много разных ссор и обид, — она попыталась выразить свои мысли. — Но это не повод, чтобы разрывать отношения. Я уверена — у вас все будет хорошо!
— Нет. Не будет, — твердо ответил Антон.
— Ты всегда был немного упрямым, Тош. Все можно исправить. — Маша пыталась поддержать его.
— Есть вещи, которые исправить нельзя.
— Например?
— Например, смерть.
— Но твоя девушка ведь не умерла? — немного с опаской поинтересовалась Малиновская.
— Я говорю сейчас не о физической смерти. Дело не в ней, а в утрате доверия. Люди могут многое простить, но только не ложь, — Антон помолчал немного, а потом добавил: — Смерть отношений — это тоже смерть. Больше мы не будем говорить об этом.
Снова наступило молчание; пожалуй, это было самое неуютное молчание, в которое случалось погружаться Малиновской в присутствии Антона. Маша просто стояла и разглядывала его широкую спину, не зная, что ещё можно добавить к этому разговору. Она уже отчасти пожалела, что вообще ввязалась во всё это — понять, так она всё равно ничего не поняла, и её друг явно не собирался рассказывать больше. Потом Антон повернулся и посмотрел на неё.
— Ты на меня рассердился? — грустно, и вместе с тем немного с осторожностью спросила Мария.
— Нет, что ты, я не сержусь. Ты ведь не специально караулила. Просто случайно услышала, — Антон натянуто улыбнулся. — Все в порядке. Я, пожалуй, пойду.
Друзья обнялись, и Антон начал подниматься. Маша посмотрела ему вслед и услышала:
— Спасибо тебе, Мань!
— За что?
— За не безразличие.
Закрывая на замок входную дверь, Малиновская посмотрела в зеркало в прихожей и, усмехнувшись, подмигнула сама себе. Всё-таки она задумала этот разговор не зря. А потом взгляд её упал на часы и она вспомнила, что ужасно опаздывает на работу.
Глава 8. Как пройти в библиотеку?
Лекции, лекции… где же эти чертовы лекции? Куда я могла их запихнуть? Малиновская в растерянности оглядела свою комнату. Непрекращающийся бардак, в котором она всегда довольно неплохо ориентировалась, и который разгрести полностью постоянно, но не очень продуктивно, пыталась её мама, сегодня сыграл с ней злую шутку: до начала очередного экзамена оставался всего час, а она не только не была к нему готова, но даже не могла найти собственные записи, чтобы хоть немного освежить в памяти «преобладающие направления философских течений в эпоху ликвидации европейских колониальных систем» и прочую ерунду.
Вообще, философия нравилась ей на порядок меньше остальных дисциплин, и то, что она вот уже полчаса не могла её найти, выпотрошив содержимое всех ящиков письменного стола, бесило Машу ещё больше. Странно, и почему это Настька ей не звонит? По идее, они с ней должны были выйти ещё пять минут назад. Может, подруга уже уехала в институт без неё? Или сама проспала? Но это было бы свинством с её стороны. Нет, такого просто не может быть!
Наконец, с превеликим трудом, ей удалось найти тугую пачку листов, скрепленных огромной канцелярской скрепкой, в самом дальнем углу нижнего ящика стола. Поверх первого листа ярко-розовым маркером жирно начеркано: «философия». Слава богу! Нашла!
Быстренько нацепив туфли и напоследок ещё разок глянув в зеркало, поправляя прическу, она вышла на лестничную клетку. Блеск для губ, ключи, студенческий — Малиновская мысленно перебирала в голове все, что должна была положить в сумочку, пока жала на кнопку дверного звонка своей лучшей подруги. Она порядком опешила, когда вместо Настасьи дверь ей вдруг открыл высокий темноволосый мужчина и произнес: — Здорово, Маш!
— Ой, здрасьте, дядя Андрей, я вас не узнала! — заулыбалась Машка; она уже успела подзабыть, как выглядит Настин отец. Настасья была очень похожа на своего папу: одинаковый цвет волос, такие же правильные, словно точеные, черты лица и пронзительные карие глаза.
— Ха-ха, значит, богатым буду! — усмехнулся дядя Андрей. — Давай, проходи, чего на пороге топчешься. Как у тебя дела? Как мама?
— Да вроде нормально, — ответила Маша, заходя в квартиру.
— Маш, я сейчас иду! — крикнула ей Настька из своей комнаты, услышав, что она пришла.
— Давай быстрей, каракатица! — в тон ей проворчала Малиновская.
— Да она вечно копается, — махнул рукой отец. — Чего там собираться? Если бы мы так на флоте с утра собирались, нас бы уже давно враг разбил! Он бы не стал ждать, пока вы там глазюки намалюете!
— Ну па-а-па! — Настька выбежала из комнаты, на ходу кинув свою сумку на трюмо, стоящее в тесной прихожей. Несколько баночек с губками для обуви и ещё какая-то мелочь полетели на пол.
— Как с цепи сорвалась, — вздохнул, улыбаясь, дядя Андрей, и начал поднимать с пола упавшие вещи, ставя их обратно на трюмо.
— А вы давно приехали? — спросила у него Маша.
— Да нет, сегодня ночью вернулся, — ответил дядя Андрей. — На две недели. Они хотели на одну отпустить, но я уговорил. Все-таки день рождения у дочки, — он погладил Настьку по голове. — А потом сразу назад поеду.
— Все, папусь, мы побежали, — Настя, окончательно собравшись, чмокнула отца в плохо выбритую щеку.
— Давайте, ни пуха, ни пера! — он помахал им рукой.
— К черту! — одновременно ответили девчонки и рассмеялись.
Пока они ехали на лифте вниз, Настасья беспрестанно тараторила о том, что её отец успел привезти ей из разных стран, где ему по долгу службы довелось побывать.
— Иногда он привозит сувениры разные, а иногда какие-нибудь полезные безделушки, — делилась она с Машкой. — Вот в этот раз они заходили в какой-то норвежский порт, — папа мне говорил, как он называется, но я не запомнила — так вот там он накупил мне разноцветных заколок для волос. Они такие забавные, у меня в комнате лежат. Я их тебе потом покажу, сейчас просто некогда было. Вообще он часто покупает мне всякую детскую мелочь — такое ощущение, что он до сих пор воспринимает меня в возрасте лет десяти.
— Да нет, я думаю, он просто не знает, что именно нужно девчонкам нашего возраста, — слегка улыбнулась Малиновская. — Но это не страшно. Мужчины вообще не забивают голову себе вот такими вещами. Это не значит, конечно, что он тебя не любит.
— Да я понимаю, — согласилась Настя.
Она ещё много чего говорила, и постоянно — об отце. Настасья словно лучилась счастьем как светом, как огнем. Маша не видела её такой уже очень давно — даже после свиданий с Евгеном она не выглядела настолько радостной, как сегодня. Хорошо было бы, если её папа приезжал к ней почаще — подумала Малиновская — тогда она гораздо реже была бы хмурой и неразговорчивой. Настина эйфория каким-то странным образом передалась и ей тоже, и Машка с некоторым удивлением обнаружила, что, несмотря на утро понедельника, у неё прекрасное настроение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});