Читать интересную книгу "Список чужих жизней - Валерий Георгиевич Шарапов"

несколько минут. Тонкая прозрачная пленка – невидимая на лице, стягивала кожу, создавая «очаговые» морщины и асимметрию. Еще один «самоклеющийся» лоскут помещался в районе скулы, усиливая эффект постинсультного состояния. Кепка натянута на голову – волосы под ней были практически сострижены и окрашены хной; блеклые усы постаревшего кота Базилио. Образ пожилого человека дополняла сильная сутулость и тросточка, плюс одежда – выцветшая, но добротная кофта, немаркий заношенный костюм из качественного твида. На вешалке висела куртка, дополняющая образ пожилого путешественника из Эльзаса, прибывшего в Брюгге поклониться старым костям. Главное в этом маскараде было – не попасться, накладывать грим быстро и правильно – и только на нужное место. Образ придумала одна миловидная женщина среднего возраста, много лет проработавшая гримершей на «Мосфильме». Она знала свою профессию от и до – и охотно передавала будущему шпиону накопленный опыт. Работали в сжатые сроки, многое предстояло успеть, но будущий шпион был способным учеником. Реквизит хранился в жестяной коробочке от леденцов, его, разумеется, никто не проверял. Все осталось в прошлом: изготовление двух комплектов паспортов, натаскивание по «предметам», выбор безопасного маршрута…

Из зеркала смотрело что-то невразумительное, но не вызывающее вопросов в этой части света. «Этот грим можете вообще не снимать, – поучала миловидная гримерша. – Неприятно, согласна, но в некоторых ситуациях можете не успеть его наложить. Либо отточите свои действия до автоматизма, тогда будете укладываться в две минуты».

Находясь один, он снимал с себя эту липкую гадость, всматривался в свое обычное лицо. Никита вышел из оцепенения, взял тросточку, заковылял на кухню. Сплюнул, опомнившись, бросил трость на тахту, нормальным шагом двинулся на кухню, поставил чайник на электроплиту. Время до встречи оставалось. Квартира была небольшой, находилась на втором этаже старого трехэтажного дома в районе Вальде. Дом причудливо загибался, втягивался в глубь квартала. Район был старый, деревья росли бесконтрольно, неподалеку протекал канал – отнюдь не из тех, что показывают туристам. Большинство квартир в доме сдавались внаем, проживали здесь не самые обеспеченные лица города, в основном одинокие пожилые люди. И полиция, соответственно, сюда не наведывалась.

Комнаты были меблированы. Дизайн не потрясал воображение, но много ли надо одинокому пожилому мужчине? Конфорка неторопливо нагревалась, Никита мерил шагами квартиру, поскрипывал пол. Коврики на полу давно выцвели, опасно накренился старинный «славянский» шкаф. Балконы в этом доме отсутствовали, считалось, что жителям они ни к чему. Кривились облетевшие деревья, за ними просматривались приземистые постройки вдоль канала. Заканчивался октябрь. На исторической родине, особенно в Сибири, уже падал снег, кое-где установился снежный покров, здесь же столбик термометра не опускался ниже плюс двенадцати, снег зимой отсутствовал в принципе. Но дули ветра, почти не показывалось солнце. Несколько минут новоявленный пенсионер стоял у окна, ориентировал себя в пространстве. На юго-западе Франция, по российским меркам – совсем рядом; на северо-востоке Голландия, или как там ее… Нидерланды. На севере, в семнадцати километрах, – Северное море, к нему ведут каналы, поэтому Брюгге считается морским портом; на юго-востоке – Брюссель…

Три дня он находился в этом городе – никому не нужный, никому не интересный. Гулял с палочкой по запутанным улицам, вдоль каналов, которых здесь было множество, таращился на здания, хранящие облик Средневековья. Кажется, начинал ориентироваться в хитросплетениях здешних артерий, познавал магазины, торговые лавочки, кафе и закусочные. В городе было много туристов, они блуждали поодиночке и группами, звучала разноязычная речь. Русский язык, к сожалению, не звучал. Туристы посещали в основном достопримечательности – центральные улицы и площади, величественные соборы, дозорную башню Белфорт – символ Брюгге, Будевейнканал, с которого открывались интересные виды на город, в частности на башню церкви Богоматери. Квартал в сторону – и там уже не было туристов, прохожие попадались редко. Казалось, что попал во вчерашний день, из которого все переселились в сегодняшний…

В дверь постучали. Никита вздрогнул: кого нелегкая принесла? Сотрудников бельгийской Общей службы информации и безопасности, у которых виноватые лица? Помявшись, он отправился открывать – грим на лице, хорошо, что наложил. Хоть действительно не снимай! Спохватился, повернул к тахте за тростью и остаток пути до двери двигался, как и положено пожилому инвалиду. На узкой лестничной клетке стояла женщина в годах – невысокая, щуплая, с корзинкой. В облике осталась канувшая в лету привлекательность, в глазах – былое озорство. Но это было так давно! Аккуратная старушка, в седых волосах серебрилась ленточка. Никита уже видел ее, гражданка проживала здесь же, возможно, этажом ниже. Она смущенно улыбнулась, что-то произнесла по-голландски. На этом языке говорила половина Брюгге – последствие перехода города из рук в руки. Это не значило, что они не знали французского – государственного языка Бельгии.

– Не понимаю, – улыбнулся Никита.

– О, простите. – Старушка перешла на французский. – Вы же месье Видаль? Кажется, Шарль Видаль, если не ошибаюсь? Про вас говорил месье Антуан, наш управляющий. Вы сняли квартиру на неопределенный срок. Мы с вами виделись пару раз, вы так любезно здоровались… – Женщина смотрела пристально, новый сосед вызывал интерес. – Я живу под вами, – продолжала она. – Габриэлла Якобс, можно просто Габри. Мой муж скончался много лет назад, дети живут в Канаде, я переехала в этот жилой комплекс в семидесятом году, здесь сравнительно низкая стоимость аренды…

– Рад вас видеть, Габри. – Никита приветливо заулыбался. Учитывая грим на лице, это выглядело, должно быть, не совсем привлекательно. Но соседку не отпугивало. – У вас какое-то дело? Хотите войти? Проходите, прошу вас, только вынужден предупредить, что я уже собрался уходить…

– О, нет, спасибо, тогда в другой раз. – Соседка решительно замотала головой. В отличие от многих жителей этой страны, у нее имелось чувство такта. – Вот, возьмите, прошу вас. – Она протянула корзинку, в ней что-то лежало, укрытое салфеткой. – Я испекла сегодня пирог с миндалем и ванилью, немного принесла вам. Мы же теперь соседи, не так ли? Должны поддерживать добрососедские отношения.

– О, Габри, не надо было. Но огромное спасибо. Просто обожаю бельгийский пирог. Точно не хотите зайти? – Он был просто воплощением любезности.

– Нет, вы же спешите по своим делам. Рада, что угодила, Шарль. У вас необычный акцент, нет?

– Да, пожалуй, Габри, многие так говорят. Я родом из Эльзаса, в роду имелись немецкие корни, покойная супруга была дочерью офицера, чья семья сбежала из России в Турцию, спасаясь от большевиков. И от меня она требовала говорить только по-русски, что, между нами говоря, было совершеннейшей пыткой…

– О, вы тоже вдовец, – посочувствовала Габри, и в глазах, обведенных морщинами, усилился интерес.

«Так, с личной жизнью проблем не будет», – тоскливо подумал Платов.

– Мне тоже жаль,