Читать интересную книгу Сага о драконе - Игорь Смирнов

Сипак в изумлении откинулся на постели.

— Мой, — громко выдохнул он. Послышался чей-то смешок, но, оглядев лазарет, Сипак не смог определить, чей именно. Впрочем, он почти не сомневался, что смеялся Т'зит-Ват. — Можно мне взглянуть на него? — спросил Сипак.

Фларра на несколько мгновений исчезла, вслед за тем появившись с ребенком в руках. На вид младенцу было месяцев восемь, и, немного посчитав, Сипак понял, что примерно столько ему и должно быть. Она вручила его Сипаку и, показав, как правильно держать ребенка, вышла. Это и правда оказался мальчик, с характерной вулканитской внешностью, несмотря на три четверти земной крови. От отца он взял заостренные уши, зеленую кожу и волосы с красноватым отливом. От матери — лицо и голубые глаза.

Пока Сипак баюкал сына, Ставак движением руки выгнал остальных из комнаты. Сипак заглянул в глаза своему ребенку и увидел в них ответный взгляд жены. По его лицу скользнула слеза; безмерное горе охватило его. Пэн придвинулся ближе и протянул лапу коснуться своего напарника. Ставак тоже встал рядом.

— Я почувствовал, что тебе необходимо побыть наедине с самим собой. Знаю, ты не возражал бы при случае улыбнуться или рассмеяться в присутствии кого-нибудь из команды, но слезы… — Ставак покачал головой. — Нет. Вулканиты не плачут… На людях, по крайней мере. — Он повернулся к выходу.

— Сэр? — не понял Сипак.

— Если понадоблюсь, то я буду в соседней комнате. Далеко не отойду. В случае нужды посылай Пэна. — Ставак задержался в дверях. — Я скажу, чтоб тебя на время оставили одного.

— Благодарю вас, сэр. Вы сделали больше необходимого.

— Я сделал то, что надлежало сделать, друг мой. Тебе следует исцелиться умом и сердцем. — Ставак повернулся к ним спиной, но вновь заколебался, когда двери уже начали было закрываться. — Вместе с тобой, Сипак с Вулкана, скорблю я. Ты и дитя твое — в думах моих, и в печали моей.

Сипак ошеломленно уставился на закрывшуюся дверь. Ему и в голову не приходило, что Ставака так заботили настроения своей команды, тем паче — его, Сипака, такого неправедного вулканита. Он закрыл широко разинутый рот и сполз с кровати, не выпуская из рук мальчика. Выбрав место, где мог бы вытянуться Пэн, он соорудил для них троих гнездо из взятых с кроватей одеял. Сипак знал, как вознегодует Фларра, но рассудил, что, будучи начмедом, выкарабкается. Пэн свернулся кольцом, и Сипак привалился к нему, баюкая сына.

— Слушай, ведь ты не сказал, как его зовут.

«Карен назвала его Саулом. Разумеется, она хотела потом посоветоваться с тобой».

— Саул… тот, о котором просили. Сдается мне, тогда мы о нем не просили, но имя звучит великолепно, по-моему.

Сипак уютно устроился, привалившись к дракону, и начал расслабляться и успокаиваться, согретый теплом напарника. Слезы, которые он так долго сдерживал, теперь заструились по его лицу и, незамеченные, падали на детское одеяльце. Ставак был прав. Сипак, несмотря на то, что вырос на Земле, никоим образом не мог плакать при посторонних.

Скоро тело вулканита сотрясали рыдания. Застигнутый врасплох собственным плачем, Сипак едва ли не болезненно переживал выход накопившихся чувств. Он выплакивал чувства потери, гнева, крушения надежд, вызванные смертью Карен. Он полностью принял потерю жены, и поместил ее в такое место среди своих воспоминаний, где она никогда не будет забыта. Они провели вместе не много времени, но с пережитым вместе не могло сравниться ничто. Пэн развернул крылья и укутал ими Сипака с младенцем. Дракон тихонько заворковал; в его глазах закружились красноватые вихри.

«Плачь, Сипак. Карен всегда говорила, что это полезно для души, если больше ничего не остается. Она была землянкой, а ты тоже, по-своему, землянин».

Сипак отдался очистительным рыданиям. Мальчик забулькал в его руках, сумев высвободить из-под одеялец пухлый кулачок. Разогнулась и дотянулась до отцовского лица ручонка. Сипак улыбнулся сквозь стихавшие слезы.

— Ох, дитя мое, ты знаешь больше меня. Нескоро перестану я оплакивать твою мать и свыкнусь с этой болью, но у меня есть ее частичка, которую я буду любить и лелеять.

Сипак нашел более устойчивое положение, вжавшись в тело своего дракона, и накрыл себя и ребенка одеялами. Всех троих сейчас одолевала дремота, а Сипака — особенно. Суровое испытание прошедшего дня и последовавшее за ним высвобождение неизведанных чувств более чем опустошили его. Он использовал все свои силы без остатка, и больше их взять было неоткуда. Уже уплывая в сон, он напоследок сказал Пэну:

— Когда мы проснемся, напомни мне, что надо установить между нами родительскую связь и признать ребенка моим, пока не прошло много времени. Ставаку придется помочь мне — сам я это сделать не в состоянии.

«Он знает и поможет. Он понимает всю твою боль. У тебя хороший друг, Сипак, — Пэн слегка подтолкнул напарника. — А теперь спи. Нас оставят одних, если только не случится чего-то непредвиденного».

— Буду спать.

Но боль и печаль все так же оставались в глубине, и останутся там еще очень долго. Несколько часов спустя вошел Ставак. Он осторожно взял ребенка из рук Сипака и передал его стоявшей на пороге Фларре. Чуть коснувшись лба начмеда, он удостоверился, что тот и впрямь погружен в исцеляющий сон. Подняв взгляд, Ставак встретился со всматривавшимся в него сонным взглядом дракона.

— Все хорошо.

С полуулыбкой на губах он тоже ушел, возвращаясь на корабль, которому предстояло столкнуться со многими переменами. Оставалось лишь надеяться, что перемены эти — к лучшему.

4. ПЭН ЗАВОДИТ ТРЕХ ДРУЗЕЙ

В первый раз я увидела Пэна, когда адмирал Ставак вызвал меня в лазарет. Он просил присоединиться к ним и помочь дракону, внезапно появившемуся из ниоткуда. Я спросила, что происходит. Как только он ввел меня в-курс дела, я поспешила в лазарет.

Появившись там, я увидела маленького бронзового дракона, пытавшегося дотянуться до Сипака, хотя дорогу ему загораживали несколько сестер и другого медперсонала, да еще сам адмирал Ставак. Ставак заметил меня и взмахом руки велел приблизиться к дракону. Я осторожно подошла. Ничего не зная о драконах, опираясь лишь на свойственную мне веру в то, что все животные, птицы и вообще испуганные существа могут улавливать чувства окружающих, я коснулась его плеча над крыльями. Я стала посылать ему все тепло, спокойствие и добро, какое только могла. Он повернул ко мне голову, и цвет его глаз менялся так быстро, что я не успевала уследить за их чередой. Он наклонил голову, будто спрашивая: «Что?»

Я каким-то образом, с превеликим трудом, сумела оттащить его от медиков и довести до одной из комнат отдыха — уже и сама не помню, как именно. Тогда мной владела только одна мысль: как увести Пэна из лазарета. Хорошо еще там, в комнате отдыха, никого не оказалось — не думаю, что смогла бы в ту минуту отвечать на множество вопросов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});