— Майор Пронькин. Документы можете предъявить?
Борис полез в карман и достал бумажник. Протянул служивому паспорт и удостоверение помощника депутата Государственной думы. Майор взял под козырек.
— Извините, что потревожил, Борис Игоревич. Но обязаны были проверить. Хоть звонок был и анонимный, но дом ваш больно богатый на криминальные события. За ним глаз да глаз.
— Да уж, прошу вас, присмотрите. У нас тут всякое возможно. Но в данном случае все в полном порядке. Эти милейшие люди оказывают мне помощь в моей временной беспомощности.
Полицейские, вновь извинившись, удалились. Борис умиленно посмотрел на чету Газизде. Скупая мужская слеза блеснула на его примятой подушкой щеке.
— Где, где были мои глаза! — воскликнул он. — Я был слеп, слеп как крот! Как я мог противостоять вам? Святые, святые люди! Какое истинное, христианское милосердие! А я, я совершеннейшее ничтожество, не достоин вашего гостеприимства. Мне следует подняться и уйти прочь, как жаль, что я слаб и не в состоянии самостоятельно передвигаться. Но я могу пасть к вашим ногам, отдать себя на милость победителей!
И, перевалившись через край дивана, Иванько рухнул к домашним тапочкам Сан Саныча, едва не придавив его больную ногу.
— Борис, прекратите, вам нельзя впадать в сильные эмоции. Вы опять сорветесь, — забеспокоилась Нина Вольфовна. — Давайте примем ложечку новопассита. Это натуральный, безвредный препарат.
— Не надо, Нина Вольфовна. Вы — мое лучшее успокоительное. Можно я обнаглею и попрошусь сегодня переночевать тут у вас на диванчике? А завтра прилетит жена, и меня от вас заберет.
— Ну уж нет, — возразил Сан Саныч. — Пусть ночует у Лора.
— Санечка, пусть он уже переночует, — разжалобилась Нина Вольфовна. — Лор же сегодня собрался с тобой на ночное дежурство.
— Да, это верно, чуть не забыл. Тогда надо позвонить ему, сказать, чтоб поторопился. Так, говоришь, ружье в боевой готовности?
— Вон, в углу стоит. Ты с ним поаккуратнее, не в тайге ведь.
— Ладно, не учи ученого. А ужин у нас сегодня будет?
— Конечно, дорогой, конечно. Оттого мы с Аркадием Бориса сюда перенесли, чтобы я могла одновременно отслеживать все процессы. Вы, Борис, не вставайте. Я вам сюда принесу.
И супруги удалились, притушив свет. Борис устало откинулся на подушки и закрыл глаза. На ближайшие двенадцать часов он был в безопасности.
14 апреля, 19 час. 40 мин
Беженцы Лиммер
Отец и сын Лиммеры битый час колдовали вокруг горбатого «москвича» дедушки Федора, пытаясь привести его в чувство. В свете последних лучей заходящего солнца Миша вслух зачитывал видавшую виды инструкцию, а папа Лиммер близоруко ощупывал разные части мотора в поисках причины неполадки. Проселочная дорога, на которой они заглохли, была пустынна. Мама Лиммер сидела в машине и крутила ручку радиоприемника, пытаясь выловить последние новости, связанные с событиями в «Куполах».
Из Москвы они выехали в два часа дня, провозившись все утро с подъемом лежавшей на боку машины, спешно собирая предметы первой необходимости, а именно учебные пособия по английскому языку; потом тихо, стараясь не привлекать лишнего внимания, покинули «Купола». Они заехали в МГУ, где мама подсунула под дверь кабинета декана заявление об увольнении, а потом в папин институт на Вавилова, где папа оставил на вахте заявление на имя директора института с просьбой предоставить ему бессрочный творческий отпуск.
План был следующий: некоторое время попартизанить на Брянщине, пока не будет продана квартира в «Куполах», одновременно всем троим послать резюме во все возможные университеты всех континентов, претендуя на позицию профессора-экономиста, специалиста по нестабильной экономике, и срочно освежать английский язык.
Миша вел машину, а папа Лиммер вел по телефону переговоры с риелторами. Упрямая пружина из дедушкиного сиденья по-прежнему впивалась Мише в ягодицу. Он стонал, но про себя. Машина и так была наполнена шумами. В папины переговоры вклинивались надсадный гул мотора и пулеметная очередь текстов, произносимая ведущими новостных программ. Папе эта очередь мешала, но мама запрещала ее выключить, дабы не пропустить чего-нибудь судьбоносного как для жизни семьи Лиммер в целом, так и для отдельных ее представителей. Все были на нервах, и когда папа Лиммер не вел переговоров по телефону, громко и одновременно обвиняли друг друга в выпавших на их долю злоключениях.
Так, переругиваясь, они одолели трассу до Брянска и свернули на финишную раздолбанную грузовиками прямую. И надо же было этой колымаге заглохнуть! Сначала они надеялись, что как-нибудь рассосется, и просто ждали, пока остынет мотор. Потом попытались его завести при помощи ворота, но не помогло. Потом полезли под днище, но ничего там не обнаружили, кроме полувековой ржавчины. Наконец взяли инструкцию и залезли под капот, где и застряли ментально. Инженерная специальность была чужда семье Лиммеров.
До партизанской землянки бабушки Акулины Тихоновны оставалось каких-то пять километров. В крайнем случае, можно было бы дойти пешком, но уже вечерело и холодало. Где-то в отдалении послышался первый волчий вой. Пешком идти совсем расхотелось. Хотелось залезть в машину и ждать утра, несмотря на голод и холод.
Услышав волчий вой повторно, папа Лиммер с грохотом закрыл капот и ретировался в машину. Миша тоже запрыгнул, но под бочок к маме, на заднее сидение: хоть там и было тесно, но провести всю ночь на злобной пружине водительского сиденья он категорически не хотел. Все семейство молча сидело и смотрело, как солнце садится за вершины деревьев. У них не осталось сил даже на выяснение отношений.
Древний приемник с шипением и свистом транслировал репортаж «Уха Москвы» с Васильевского спуска, где в эти минуты начиналась сатурналия. Девушка-репортер живо описывала козлов с серебряными копытцами, русалок с чешуйчатыми хвостами, замшелых леших, косматых домовых, тощих кащеев, горбатых бабок-ёжек и прочую фольклорную нечисть, до отказа наполнившую отведенную для празднования территорию. В серии блиц-интервью участники дружно благодарили Партию любителей козлов и московское правительство за предоставление площадки для самовыражения приверженцам исконно русских языческих культов, истинных верований древних предков, забытых под натиском насажденной огнем и мечем иноземной веры.
Возмущенная неблагодарностью языческих поганцев Надежда Федоровна потребовала переключить приемник на другую станцию. Папа Лиммер не стал спорить и переключил на радио «Маячок». На «Маячке» тоже шел репортаж, но из другого места — от входа в Храм Христа Спасителя, где усиливали меры безопасности в связи с запланированным посещением пасхальной службы Президентом-Премьером, членами правительства и Государственной думы. Мама Лиммер сделала нетерпеливый жест, и папа Лиммер опять переключил. Но Надежду Федоровну не устроило ни «Недетское радио», ни «Радио Минимум», ни «Радио Халтура». Тогда папа Лиммер предложил послушать тишину.
В тишине послышался громкий лай и радостное ржание. Папа Лиммер включил фары. В свете фар нарисовался Гнедой, тягловый мерин дедушки Федора, и Барбос, преданный пес. Лиммеры вздохнули с облегчением и выскочили из машины навстречу спасению. Дедушка Федор обнял свою необъятную дочь Надю, старый Барбос облапил друга детства Мишу, Григорию досталось лишь внимание Гнедого, который косил на него карим глазом и демонстрировал лошадиный оскал.
Дедушка погладил своего старичка «москвича» по горбатой спине, потрогал вмятины от падения на правой стойке, заглянул под капот, а потом щупом для масла замерил уровень топлива в бензобаке. Щуп был сух.
— Эх, горе вы мое! Ум свой недюжинный, поди, весь вывернули, неполадки искали. Неужто не понимаете, что каждой скотинке вовремя корма надо задать?!
— Так как же это понять? — парировал зять. — Индикатор уровня топлива у вас не функционирует.
— Зато чуйка у меня отлично фунциклирует, Гриша. Сижу вот на крылечке, слышу: Барбос вдруг завыл. Думаю — неспроста. А он ко мне подошел и за штанину тянет. Думаю — куда тянет на ночь глядя? А чуйка мне подсказывает: запрягай Гнедого и поллитру самогона не забудь, езжай гостей дорогих встречать.
— Федор Иннокентьевич, вы же знаете, я самогона не пью.
— А я тебе и не предлагаю, это порция для горбатенького.
— Для автомобиля?!
— Ну да, он у меня непривередливый, всеядный.
— И что, по сторонам его от такой дозы не мотает?
— Ну, может, самую малость. Но так, чтобы в кювет перевернуться — такого не бывало.
Дедушка залил горючей жидкости в бак и велел внуку Мише заводить машину. Как ни странно, машина завелась. Дед сел на подводу, взял в руки поводья, чмокнул губами — и Гнедой затрусил в сторону дома. «Москвич» поплелся за хозяином, удовлетворенно урча и временами попукивая выхлопными газами.