петля, с разрушительной энергией хлещущая по коже между большим и указательным пальцем штурмовика, отличающегося от своих собратьев.
Он вооружен и подготовлен для боя с джедаем.
Но это его не спасает.
Он умирает раньше, чем видит стремительно приближающийся к нему бело-голубой клинок.
Смерч лихо закрученного сальто над головами двух сражающихся бок о бок воинов… и их беспомощное падение, когда световой меч одним ударом рассекает основания их шей и отрубает конечности…
Изумленное мигание глаз уже другого воина Содружества, когда энергетическое острие вонзается в его открытый рот, прожигая твердое нёбо до самых костей черепа…
В этих кратких вспышках — смерть, которую несет Бре’ано Умакк своим противникам…
Резкий запах подгорелого молока с добавками металла — так пахнет человеческая кровь, свертывающаяся из-за жара клинка… бахрома обжигающего льда — полоски его плоти, иссеченные бластерными выстрелами…
Холодное пламя контролируемого гнева, отравляющего сознание…
Это всего лишь слабые помехи в симфонии Силы, которую исполняет мастер-дженсаарай.
Сила не только поддерживает его, не только поднимает и уносит его: Сила втекает в вены, чтобы его сердце билось в одном ритме с ритмом окружающей вселенной.
Он стал Силой, и Сила стала им.
Он и не подозревает о неотвратимости смерти: причины и следствия исчезли вместе со страхом, и сомнениями, и болью в ту самую нескончаемую секунду, когда он сознательно лишил себя самообладания.
У него была цель, к которой он шел долгие тридцать лет.
И он постигал ее.
В один момент штурмовики и солдаты противника просто закончились.
Мон-каламари на мгновение остановился, оглядываясь по сторонам.
Да, он убил всех противников, которые находились в Вестибюле Храма джедаев.
Всех тех, кто пытался убить его.
Кроме одного.
Того самого, который выжидал.
И сейчас медленно двигался к нему навстречу, поднимая клинок в характерной для Соресу позиции.
Стоя до сих пор под сводом остатков арки главного входа в Храм, он шел навстречу своему учителю.
Не прекращая взращивать в себе ярость и гнев, усиливая себя с помощью Темной Стороны Силы.
Желая могущества и победы.
Иссушая себя изнутри.
Выжигая дочиста.
Бре’ано Умак улыбнулся, видя то, что идет к нему навстречу.
Он безошибочно осознал, что вот это — прямо здесь, прямо сейчас — и есть то самое, ради чего он прожил жизнь.
Его ноги ступили на этот путь в тот день, когда он родился; любой успех или трагедия, любая дурацкая выходка и унижение, каждый необъяснимый поворот жестокой судьбы добавлял каплю к тому потоку внутри него, который копился за барьерами самодисциплины.
Эти барьеры были созданы джедаями, пытавшимися сгладить острые углы его высокомерия и страха; безжалостными шутками приятелей, высмеивающих его попытки впечатлить их; и даже обучением у наставника…
«Джедай ничего не строит из себя, Бре’ано. Сражение — это не игра. Для джедая схватка — это заведомый проигрыш. Трагедия. Если необходимо пролить кровь, джедай делает это быстро, хирургически точно, со всем подобающим почтением. Со скорбью».
Так ему говорили.
Говорили, твердили, вдалбливали в голову.
И не верили в это.
Не принимали.
Умак так долго, так натужно пытался быть тем, кем все хотели его видеть; пытался сдерживать свой страх, свои едкие шуточки, звучавшие не к месту и не ко времени; пытался быть хорошим учеником, хорошим другом, скромным разумным, настоящим джедаем…
Но под сводом этой арки попыткам пришел конец.
Нет причины и дальше отрицать правду о себе.
Игра в героя не просто допустима… она необходима.
Чтобы удержать этот порог, недостаточно ранить и убивать, недостаточно быть сдержанным, хирургически точным, и скорбящим. Чтобы удержать порог, он должен не просто разить, а разить без усилия, без опасения, со смехом.
С радостью.
Чтобы удержать порог, он должен танцевать, кружить и прыгать, увлекая своих противников.
Жертв.
Он должен вынудить их сознательно помедлить перед тем, как выступить против него.
Должен заставить их бояться.
Он произнес слова: волшебное заклинание, разрушившее барьеры и освободившее бурный поток.
Поток, который смыл с него всю шелуху, оставив лишь то, ради чего он жил и был готов умереть.
Идею лучшего будущего для своих братьев и сестре.
Живых и тех, кто придет им на смену.
Ни один не пройдет.
В его руках клинок павшего героя — его учителя, который он добыл неимоверными усилиями, но теперь он сам герой, и падать не ему.
Он возносится.
Сила гремит в нем, и он гремит в Силе.
Сняв запреты, оставив в стороне все сознательные мысли, прислушиваясь только к своей страсти и радости, контролируя их в этом сражении, он обретает мощь, о которой и не мечтал.
Он сам стал схваткой.
Он не знает об усыпавших пол тоннеля трупах, которые его ноги проворно минуют сами по себе.
Он не знает об искореженных пластинах дюрастила, которые сам же и оторвал от обломков ворот, поднимающихся и вращающихся вокруг него, чтобы отразить бластерные заряды, которые запускают в него снайперы и подступающие для новой атаки новые обреченные бойцы.
Не знает о полуразрушенных статуях из атриума, которые Сила увлекла в танец; о гигантских фигурах джедаев многих рас, населяющих галактику, которые словно ожили и выступили на его стороне, гремя, вертясь и падая, подминая под себя десятки и сотни врагов, и превращая атриум в место бойни.
И уж совсем его не заботят очертания разрушенных древних стен, освещение, или число нападающих.
Десяток?
Сотня?
Тысяча?
Скольких врагов перенесли в безопасные места после получения несмертельных ран?
Да и вообще, были ли раненные в этом бою?
Маловероятно.
Он не стремился их обезоружить и вывести из боя.
Он стоял за сои идеалы.
И убивал за них.
Сколько вражеских солдат сейчас лежат мертвыми в клубах пыли посреди развалин и останков двух «Джаггернаутов»?
Он не помнит, ибо памяти не существует как таковой.
Нет прошлого.
Нет будущего.
Он даже не осознает себя.
Не осознает солдат Содружества и бывшего ученика, ставшего ныне заклятым врагом.
Он стал воинами, с которыми сражается, истекая кровью вместе с каждым, кто падает от его ударов.
Нет больше Бре’ано Умакка; нет солдат Содружества Пяти Звезд, нет джедаев и ситских прислужников.
Есть только танцоры и танец.
В этом танце все сущее: от вращения кварков до медленного обращения галактик, все в движении.
Все в танце.
Все в сущем.
* * *
Инквизитор приблизился к своему противнику.
— Красота, ведь правда же? — проговорил он, указав на тела убитых солдат, истерзанных в труху.
Его не заботило то, что бывший учитель управляет строительным мусором, без малейшего вреда для себя используя его для защиты и нападения, бросая куски