— Ты поможешь мне избавиться от брата?
Тигр закашлялся, будто в горле у него застряло даже не перо, а целая птица.
— Хочешь, принесу тебе воды? — спросил Толстый Чарли.
Тигр поглядел на него с подозрением.
— В прошлый раз, когда Ананси предложил мне воду, я в конечном итоге попытался съесть луну из озера и чуть не утонул.
— Я просто хотел помочь.
— Вот и он так сказал. — Придвинувшись к Толстому Чарли, Тигр посмотрел ему в глаза. С такого близкого расстояния он и вовсе не походил на человека: нос слишком плоский, глаза расположены иначе, и пахнет от него, как из клетки в зоопарке. И слова его обернулись раскатистым рыком: — Вот чем ты мне поможешь, сын Ананси. И ты, и твой брат. Держитесь от меня подальше. Понятно? Если хочешь сохранить мясо на своих костях.
Тут он облизнулся, и язык у него был красным, как свежая кровь, и длиннее, чем полагается иметь человеку.
Толстый Чарли попятился, уверенный, что если повернется, если побежит, то почувствует, как кожу у него на загривке разрывают тигриные клыки. Шедшее рядом с ним существо лишилось теперь последней толики человеческого, и размерами оно было с настоящего тигра. В нем воплотилась каждая хищная кошка, которая вдруг вознамерилась полакомиться человечиной, каждый тигр, который ломал позвонки человеку, как домашняя кошка — мыши. И потому, пятясь, Толстый Чарли не сводил глаз с Тигра, и вскоре хищник мягко вернулся под свое мертвое дерево, растянулся на камнях и растворился в пятнистых тенях, где его присутствие выдавали лишь фонтанчики пыли, взбиваемой раздраженными ударами хвоста.
— Не бойся его, — сказала от входа в ближайшую пещеру женщина. — Иди сюда.
Толстый Чарли не смог решить, красавица она или ужасная уродина, но осторожно приблизился.
— Тигр разыгрывает могучего храбреца, но боится собственной тени. А еще больше — тени твоего папы. В его челюстях нет силы.
В ее лице было что-то собачье. Нет, не собачье, а…
— А вот я, — продолжала она, когда он подошел совсем близко, — могу зубами раздавить кость. Там самое вкусное прячется. Там — самое сладкое, что есть в теле, но никто, кроме меня, этого не знает.
— Я ищу кого-нибудь, кто помог бы мне избавиться от брата.
Запрокинув голову, женщина расхохоталась — диким лающим смехом, громким, долгим и безумным, и Толстый Чарли ее узнал.
— Никто здесь тебе не поможет, — сказала она. — Каждый тут пострадал, когда пытался тягаться с твоим отцом. Тигр ненавидит тебя и твою семью больше всего на свете, но и он даже пальцем не шевельнет, пока твой отец где-то ходит по миру. Послушай: иди по этой тропе. Я тебе добрый совет даю, ведь за глазом у меня пророческий камень. Поэтому поверь мне на слово, помощь ты найдешь, лишь когда отыщешь пустую пещеру. Войди в нее. Поговори с тем, кто ждет там. Понял меня?
— Кажется, да.
Она рассмеялась — нехороший вышел у нее смех.
— Не хочешь сперва задержаться у меня? Я многому тебя научу. Знаешь ведь, что говорят? На свете нет никого злее и гаже Гиены.
Толстый Чарли покачал головой и даже не остановился, а пошел дальше мимо пещер, тянувшихся вдоль скалы на краю света. Проходя мимо каждого черного отверстия, он в него заглядывал. Там были люди всех форм и размеров — крошечные и высоченные, мужчины и женщины. И когда он проходил, когда они выступали на свет из тени, он видел мохнатые бока или чешую, рога или когти.
Одних он пугал, и они отступали в темноту своего убежища. Другие, напротив, подбирались ближе, рассматривали его хищно или с любопытством.
Что-то обрушилось с каменного уступа над одной пещерой и приземлилось рядом с Толстым Чарли.
— Привет, — с одышкой проговорило оно.
— Привет, — отозвался Толстый Чарли.
Новенький оказался волосатым и легковозбудимым. И с руками и ногами у него было что-то не так. Толстый Чарли постарался понять, в чем дело. Конечно, остальные люди-звери были зверьми и людьми одновременно, но здесь две половинки «без швов» или отличительных черт сливались в единое целое. Если у предыдущих существ животная и человеческая составляющие чередовались, как полосы на зебре, создавая нечто иное, то этот казался одновременно и человеком, и почти человеком, и от такой несуразности у Толстого Чарли зудели зубы. А потом он вдруг понял.
— Обезьяна, — сказал он. — Ты Обезьяна.
— Персик есть? — спросил Обезьяна. — Манго есть? А инжир?
— Извини, ничего нет.
— Дай мне что-нибудь поесть, и я стану твоим другом, — предложил Обезьяна.
Миссис Дунвидди о таком предупреждала. «Ничего не отдавай, — подумал Чарли. — Ничего не обещай».
— Боюсь, я тебе ничего не дам.
— Ты кто? — спросил Обезьяна. — Ты что? Ты какой-то половинчатый. Ты оттуда или отсюда?
— Моим отцом был Ананси, — сказал Толстый Чарли. — Я ищу кого-нибудь, кто помог бы мне разобраться с братом, заставить его уйти.
— Ананси может разозлиться, — сказал Обезьяна. — А это очень скверно. Если разозлишь Ананси, ни в одну сказку больше не попадешь.
— Ананси мертв.
— Мертв там, — сказал Обезьяна. — Возможно. Но здесь? Это совсем другая история.
— Ты хочешь сказать, он где-то здесь?
Толстый Чарли беспокойно оглядел склон горы: от самой мысли, что в одной из этих пещер сидит где-нибудь, покачиваясь в скрипящем кресле-качалке, отец — сидит, сдвинув на затылок фетровую шляпу, потягивает бурый эль из банки и прикрывает зевок рукой в лимонно-желтой перчатке, — становилось не по себе.
— Кто? Что?
— По-твоему, он здесь?
— Кто?
— Мой отец.
— Твой отец?
— Да, Ананси.
Обезьяна в ужасе запрыгнул на валун и распластался по камню, его взгляд заметался из стороны в сторону, точно он высматривал готовый вот-вот налететь смерч.
— Ананси? Он здесь?
— Я об этом и спрашивал, — возразил Толстый Чарли.
Схватившись ногой за какой-то выступ, Обезьяна внезапно перевернулся и свесился вниз головой, так что его физиономия уставилась вверх ногами в лицо Толстого Чарли.
— Я иногда возвращаюсь в большой мир, — сказал он. — Там говорят: «Обезьяна, Обезьяна, приди, мудрый Обезьяна. Приходи, мы припасли для тебя персики. И орехи. И личинки. И инжир».
— Мой отец здесь? — терпеливо спросил Толстый Чарли.
— У него нет пещеры, — отозвался Обезьяна. — Будь у него пещера, я бы знал. Наверное, знал бы. Может, у него была пещера, а я забыл. Если дашь персик, мне будет легче вспомнить.
— У меня с собой ничего нет, — сказал Толстый Чарли.
— Никаких персиков?
— Совсем ничего.
Качнувшись, Обезьяна вновь оказался на валуне и одним прыжком исчез, а Толстый Чарли пошел дальше по каменистой тропе. Солнце спустилось, висело теперь почти вровень с тропой и горело темно-оранжевым. Утомленные лучи забирались в пещеры, показывая, что каждая из них обитаема. В этой — с серой шкурой и смотрит близоруко, наверное, Носорог. А в этой — цвета гнилого бревна на мелководье, с черными, как стекло, глазами Крокодил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});