они уже давно созданы кем то более могущественным. Когда же ты сам творец мира, другими словами “видишь сон”, или попадаешь в чей-то сон – то локации, скорее всего, будут геометрически ограничены. Это происходит потому что для создания собственного сновидения спящий использует свой личный свет. А значит, тратить его нужно так, чтобы не опустошить себя. Поэтому автоматически формируются компактные локации, исключающие огромные пространства.
“Но я видел огромные локации”, – могут мне возразить некоторые. Тут два варианта.
Первый – это была иная реальность. Да, вы были в другой реальности или смогли её рассмотреть в приближенном положении смещения. Второй – это было собственное или чье-то сновидение, а значит уровень детализации картинки был невысоким. Это как сильно сжатая фотография. Вы видите город вдали, но отдельные домики рассмотреть невозможно.
Сейчас же я четко видел весьма удаленные объекты, а на горизонте в другой стороне от гор – мерцающую синюю стену уходящую от земли куда-то вверх. Сразу возникало понимание, что нам туда не надо.
– Мальчики, идите ко мне. Я уже знаю условия.
Мы подошли к Доне. Она торжественно обвела нас взглядом и продолжила:
– Задача очень простая. Нужно нарвать цветов и принести их к памятнику создателя этого мира, – она махнула рукой в сторону каньона.
– И всё? – весело спросил Килиан.
– При этом нам нужно выжить. Призы выдаются только живым.
Традиционно командовал Алт. Он спереди, потом я, Дона и Килиан. Мы двинулись по центральной дорожке и решили сразу нарвать цветов, но натолкнулись на проблему. Цветы не хотели, чтобы мы их рвали. Стоило только попытаться сойти с дорожки, как цветочки заныривали в землю так стремительно, что сорвать их не получалось. Мы пробовали по очереди, потом все вместе. Пытались идти строем или окружать маленькие полянки, но сорвать хоть один цветок мы так и не смогли. Как только я отходил от голой земли цветочки опасливо высовывались из-под неё и вытягивались до своего прежнего размера.
Время шло, но ничего не получалось.
– Они чувствуют наши шаги и прячутся, – догадалась Дона. – Вот бы подлететь к ним, не вспугнув, но летать здесь нельзя.
Про запрет полетов я уже и сам понял, так как первое, что попытался сделать – это парить над землей. Так гораздо удобней чем ходить ногами, но не в каждом реальном мире так можно делать. Даже в Лимбе есть часть города, где летать нельзя. Просто не получится. Вот так и здесь. Полеты не предусматривались.
Алт попробовал сорвать цветок телекинезом, но неудачно. Цветы были невосприимчивы к подобным манипуляциям.
Тем временем Кил разогнался и с разбега прыгнул дельфинчиком прямо в цветник. Летел он долго и красиво – показалось, что у него получится, но… Перед самым падением цветочки в радиусе пары метров от того места, куда целился Кил, нырнули под землю, а вот из-под неё высунулся огромный любопытный корень, об который и звезданулся наш друг. Не успели мы начать улыбаться, как корешок обхватил Кила изящным отростком и потащил под поляну.
Алт среагировал молниеносно. С его руки сорвалась огромная синяя ломаная дуга и ударила прямо в корень. Почти одновременно с этим, Дона накинула на Килиана защитную сферу, а я дернул его телекинезом с такой силой, что поднял над землей вместе с прицепившимися остатками корня, который Алт своим заклинанием разбил на части.
Я аккуратно приземлил оглушенного Килиана на дорожку. Мы быстренько сами покинули полянку и обступили нашего прыгуна.
– Ты как, дорогой, – нежно спросила Дона и Кил слегка приоткрыл глаза.
– А ведь почти получилось, – простонал он.
Девушка погладила его по голове и начала присматриваться к глазам, которые быстро темнели.
– Отравление, – почти выкрикнула она и засуетилась. Сняла рюкзачок и вытащила маленький пузырек с пенящейся жидкостью. Потом резким движением откинула голову Кила и залила содержимое ему в глотку. Он попытался сопротивляться, но Дона знала своё дело. Его губы она закрыла своими и через несколько мгновений вместо сопротивления мы стали свидетелями страстного поцелуя.
– Он в норме, – почти простонала Дона, отталкивая от себя пациента.
– Что случилось, – спросил Кил. – Чего это ты меня целуешь,