Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот уж действительно — почему ее это должно трогать?!
Никакой ведь там бездны, и море как море. Хо-лоднючее, даже не искупаешься. Но все же как смотреть…
— Я не люблю красивых слов, — отмахнулась Жанна. — Не нужно романтического треску! Я им сыта по горло. Видите, куда приехала за этой самой романтикой… Если хотите знать, вместо романтики я тут недавно вышла замуж за одного парня. Он приезжал сюда, но вообще он сейчас на Кунашире. Я ездила к нему на Кунашир, там продают вино, я брала у здешних ребят денег взаймы, мы их там пропили с мужем, и сейчас я жду, когда он приедет и заберет меня окончательно. Вот моя романтика на сегодняшний день! Он приедет — и мы уедем. Он тоже не любит красивых слов — но в общем, кому задолжали, мы всем отдадим.
Яшка не смотрел на нее. Он упорно смотрел в окно. Хотя, разумеется, ему сейчас было не до огней, которые плавали в бухте, как в бездне. Круто выступили у него скулы — и щеки разом запали.
— Уж полночь близится, а Германа все нет, — сказал он с горьким злорадством, не щадя ее.
— Ну и черт с ним, с Германом! — Жанна стащила с подушки гитару. — Раньше жили — не тужили, так и дальше проживем!
— Шла бы ты лучше работать, — отчаянно предложила девушка-дружинница, — ведь все наши девчонки работают. У всех девчонок есть сливочное масло, а у тебя нет.
— Боже мой! Сливочное масло! У меня бывает все, что я захочу. Это временные затруднения. Перебои с доставкой продуктов. Я жду все-таки мужа…
Старший дружинник хмуро предупредил, стуча ребром ладони по столу:
— Выселят тебя в двадцать четыре часа с острова, ты, я вижу, дождешься. Выселят, как… ну, как морально разложившийся элемент.
Она беспечно отмахнулась, но в глазах мелькнула тревога.
— Да прямо там — выселят! Свистнул дед-мороз — и началась буря! Вы себе запомните, парни: я ничем таким не занимаюсь. У меня муж. Вы не имеете права выселить, пока я сама не уеду.
— Ты не работаешь. А потом — мы ведь за тобой не следим, занимаешься ты чем таким или нет. Если занимаешься, само выплывет.
Жанна повела плечами? как бы пытаясь отодвинуться от забот и попреков, свалившихся на нее, опять забренчала на гитаре, подпевая:
Рок, рок, чудо века,Ты испортил человека!
Она склонилась над Лидкой, задела ее грифом гитары:
Эх! От работы кони дохнут.От учебы девки сохнут.Не ходите, девки, в школу,А танцуйте рокенролу!
Не приставай, Жанна, — заткнули уши та. — Очень нужна мне твоя рокенрола! Я уже вижу, до чего она тебя довела.
Эх! Не читайте на досуге,А танцуйте буги-вуги!
Лидка закрыла уши подушкой. Я взял у нее учебник.
— У вас что, извлечение корней? Давайте помогу…
Лидка обрадовалась.
— Вот спасибо! Сама бы я не справилась. А Жанна знает, но помогать ей лень.
Старший дружинник нерешительно кашлянул.
— Ну, мы, наверное, пойдем. Чего тут… Ситуация нам давно уже известна.
— Идите, догоню, — кивнул я. Мне все же хотелось еще поговорить с Жанной.
С корнями я управился в рекордно короткое время.
Лидка вытаращила на тетрадку глаза, как на чудотворную икону.
— Вот это у вас голова-а! — протянула она с детским восхищением. — Не голова, а Дом Советов.
Увы, она мне не польстила.
— На кандидатскую диссертацию пока не тянет. Чего уж там про Дом Советов…
Жанна исподтишка следила за мной, и мне почудилось, что она даже чего-то опасается — то ли предстоящего разговора, то ли просто малознакомого человека.
— Итак, — начал я бодро, но как-то сразу скис под пристальным взглядом Жанны. В ее глазах попеременно прошли, как свет и тень, тоска и бесстыдство, бесстыдство и тоска. — Итак…
Я окончательно растерялся, оттого, наверное, что Жанна ни на кого не походила из тех девушек, что были мне знакомы не только здесь, на острове, но и вообще.
— Удивительно, до чего вы все здесь разные, — пробормотал я какие-то случайные слова.
Жанна присела за стол, уткнулась подбородком в скрещенные руки.
— Мы, может, дома разные. А здесь нашей жизни — один сезон. Здесь мы все одинаковые, одного цвета, как в Сочи на пляже.
Она лгала. Ей хотелось думать, что все такие, как она.
Я все же понемногу разговорил Жанну. Она нехотя сообщила, что отец у нее управляющий трестом «Горгаз» в крупном промышленном центре на Урале. Мать всю жизнь работала продавщицей, а в последние пять лет — только дома, только по хозяйству. Попросту, ничем не занималась она в последние годы («Беру с нее пример», — меланхолически заметила Жанна).
А Жанна училась — правда, не очень охотно. Кончила кое-как десятилетку. В институт и не пыталась поступать. Папа подарил мотороллер. Вот — каталась на мотороллере.
Пробовала устроиться на работу — не могла подобрать дела по себе. Как-то ничто не увлекло. Разные курсы, вроде кройки и шитья, тоже бросала — от этого шитья можно сутулой стать.
Хотела выучиться на шофера такси, ей нравилось быть шофером, это все же не кройка и шитье. Работа мужская и вроде чистая, девчонки позавидовали бы. Но эти правила уличного движения… этот двигатель… В общем она не стала шофером такси.
Мне было жаль ее и досадно за нее. Я не мог избавиться от ощущения, что за всей этой ее бравадой и наивным цинизмом — обнаженные нервы, нагая тоска по чему-то, что могло сбыться, но не сбылось.
А на что же она рассчитывала? Что должно было сбыться? И от кого это могло зависеть? Только от нее, пожалуй…
Да. Только от нее. И немножко от мамы. И немножко от папы. И немножко от всех, кто ее до сих пор окружал, от всех скопом или порознь.
Но если можно довольно легко установить вину папы и мамы, то в чем виноват перед ней я — человек в ее жизни случайный, мимолетный, как дождинка, скользнувшая по лицу?
А вину свою я знал. Она заключалась в том главным образом, что я не находил такого убедительного поступка, такого всесильного слова, которое помогло бы открыть ее душевные тайники, открыть и пересмотреть их: все лежалое выбросить, все затхлое проветрить. Я не мог, не умел доказать ей, что, если всмотреться, мир так же многокрасочен, как и радуга, только его краски нужно уметь видеть, в мире они рассеяны, тогда как в маленькой радуге дана их концентрация, пучок, фокус. Жизнь может быть такой же многоцветной, как радуга, но она может поблекнуть, съежиться и стать такой же унылой, как промозглый осенний денек. Если идти по ней в грязной обуви…
— Нужно работать, Жанна, — сказал я вместо всего этого. — Нужно, чтобы работа стада потребностью, иначе ни черта у тебя не выйдет. Чтобы она, понимаешь, стала удовольствием…
— Это, наверно, при коммунизме она будет удовольствием, да и то я пока сомневаюсь.
— Моя работа для меня и сейчас удовольствие, — резко ответил я.
— А какая ваша работа? Вы новый воспитатель? Или же лектор из района?..
— Я геолог.
— А-а… Не воспитатель, значит… Ну, может, у геологов другое.
Не имело смысла с ней больше спорить.
Я только взглянул ей в глаза напоследок.
Глаза у Жанны были подрисованы по-модному враскос, над ними испуганно трепетали тяжелые крашеные ресницы. («Уж полночь близится, а Германа все нет»…) В глазах набухал слезою испуг. Из-за «Германа»?.. Из-за чего?..
Уже на улице я невольно обернулся: белый флаг полотенца со скомканными драконами рвался на ветру из форточки, как вопль о пощаде.
НА КРАЙ СВЕТАДевушки выбежали на дорогу, основательно навьюченные авоськами с хлебом, консервированными баклажанами, сайрой, и, уж конечно, в пакетах у Сони покоилось до поры до времени изобилие сластей.
Я даже оторопел.
— Вы так отоварились, будто и впрямь собрались на край света!
— Мы любим поесть, — без обиняков заявила Муза.
Поход на мыс, именуемый Краем Света, затевался уже давно, хотя только сегодня после ряда перемещений по сменам девушки смогли собраться все вместе: Соня, Муза, Вика и длинноногая Динка.
Я не видел Дины еще с той первой встречи, когда она спрашивала у меня, не увлекаюсь ли я «рыжими лисами». Сегодня она хохотала громче всех, дурашливо подпрыгивала, бежала с кем-то наперегонки, обследовала каждый ручей — есть ли в нем форель, бесстрашно лезла в колючие малинники — есть ли еще ягоды…
Динка оказалась особой суматошной, непоседливой — словом, егозой и попрыгуньей.
Муза выразилась коротко и точно, как это она обычно умела:
— У нее экстерьер хорошей гончей. — Она что-то вспомнила, усмехнулась. — В прошлом году нас послали на уборку картошки в колхоз, там грязища такая, ну и Динка так увязла своими длинными ногами, что еле три мужика ее вытащили. Чуть было за тягачом не послали…
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Три метра над небом - Федерико Моччиа - Современная проза
- Стрела времени - Мартин Эмис - Современная проза