— Да, Ваше Величество, — Риккардо был по-прежнему немногословен.
— Отбрось сомнения — тебе все это еще предстоит, — обнадежил его король, он откровенно наслаждался ситуацией. — Но прежде чем этот балаган начнется, титулованные куклы уже изнывают в ожидании, я, король Камоэнса, хочу попросить тебя об одолжении.
— Меня? Попросить? — удивленно переспросил граф.
Он сидел, закинув ногу на ногу, скрестив руки на груди. Его раздражало в короле все: и уверенный голос победителя, и холодные серые глаза, и унижающее снисхождение в голосе.
— Простите, Ваше Величество, но слов глупее я не слышал. Зачем просить, когда я и так в вашей власти? Прикажите. Потребуйте. Заставьте. Не утруждайте себя просьбой.
Гийом уже хотел было вставить слово, но взглянул на короля и понял: его посредничества пока не требуется.
— Да, ты не ослышался. Именно попросить. Ибо приказать я не в силах, — спокойно, не обращая внимания на дерзкие слова графа, ответил Хорхе.
Король был всегда спокоен, сдержан, собран, сжат. Как змея перед броском. Как серый медведь-задерун с отрогов Таргальских гор. Невозмутимая сила, и горе тому, кто посмеет ей противиться.
Хорхе поймал взгляд мага и усмехнулся одними глазами.
— Ты причинил много бед государству. Ты, твои друзья и соратники. Союз Пяти Графов, правильней сказать, пяти безумцев, — продолжил король после небольшой паузы.
— Мы едва не добились главной своей цели — отделения Маракойи от Камоэнса. Если бы не твой маг, Далекий Край был бы свободен, — грубо перебил его де Вега и указал рукой в сторону Гийома.
На узком лице мага появилась грустная улыбка. Он словно бы извинялся.
— Пусть мы разбиты, — закончил Риккардо свою яростную речь, — но защитили веру отцов и своих подданных!
Гийом молчал, сейчас говорил король, но слова мятежного графа были правдой. Столичные святоши уже больше полугода и не заикались о том, чтобы привести к истинной вере заблудших овец из Маракойи. Знали — Хорхе не даст солдат, церковь он себе и так подчинил с помощью силы и денег, а недавние события заставили расчетливого политика отказаться от идеи «одно государство — одна вера».
— Знаю, — согласился Хорхе, — оставь хотя бы на время дурную привычку перебивать короля. Ты показал себя умелым полководцем, Риккардо де Вега, все убедились, что ты — плоть от плоти своего отца Энрике и не зря носишь герб с ястребом. А раньше мне говорили, что сын знаменитого кондотьера[13] Энрике променял ястреба на гуся[14]. Стал книжником-законником, позабыв о славе отца, о дворянской чести.
— Не тебе судить меня, король, тем более говорить о чести. Я жил так, как хотел. Мои достижения — отчасти плоды изучения старых книг. Гийом наверняка тебе это рассказывал, — с ленцой в голосе отвечал де Вега, но руки, судорожно сжимающие подлокотники, выдавали его.
Маг переводил взор с пойманного мятежника на монарха, втайне надеясь, что знаменитая выдержка в этот раз откажет Хорхе. Ведь Риккардо говорил с ним как с равным. Но ожидания придворного чародея не оправдались.
— Да, рассказывал. Мы подобрались к сути вопроса. Ты знаешь, Риккардо, мои офицеры — не дворянское ополчение, а регулярная армия, — они жаждут с тобой пообщаться. Мечтают, чтобы ты дал им уроки. Я хотел бы присвоить тебе титул констебля, граф Кардес, забыв о личных обидах, поставить во главе тех войск, что ты едва не уничтожил. Ибо войско, что ты создал, — войско нового типа, я чувствую — за ним будущее.
— Но, к сожалению, даже владыки не всегда могут исполнить свои желания, — вставил слово Гийом.
— Да, — согласился с магом король. — Те никчемные людишки, что собрались поглазеть на твой позор, — он указал рукой в сторону Судебной залы, — жаждут твоей смерти. Помиловать тебя — значит спровоцировать бунт, открытое неповиновение. А этого допустить нельзя. Ведь это еще и мой позор, Риккардо, — я не могу сберечь ценного для Камоэнса человека.
— Чего ты хочешь от меня, Хорхе Справедливый, прозванный еще и Жестоким? Слов сочувствия? Не услышишь.
— Я хочу, чтобы ты оставил нам свои знания.
— Я дал два сражения. Одно выиграл. Одно проиграл. Судят по результату. Восстание разгромлено. Что я могу дать тебе, король?
— Вы не могли выиграть, — почти ласково произнес Хорхе, так объясняют ребенку азбучные истины. — Тайные агенты, предатели вели вас к поражению. Королевская армия — моя армия плюс Гийом — к плахе. Но то, что вы так долго продержались, — твоя заслуга. Повторяю, мне нужны твои знания.
— Зачем? — устало спросил де Вега.
— Хорхе, я чувствую, что время мне вмешаться, — сказал Гийом. — Ты слышал о Королевской Смерти, Риккардо? Об отсроченном правосудии? Мы спасем тебя от публичной казни. От пыток и унижений. От боли и позора, от того, чего ты боишься больше смерти. Придет срок — умрешь легко и быстро.
— Яд и так всегда со мной. Я могу умереть здесь и сейчас. Зачем оттягивать смерть, продлевать агонию? — Де Вега зажал скорлупу с ядом между зубами, одно движение и…
— Яд? — переспросил маг, сделал еле заметное движение кистью.
Риккардо почувствовал, что не может не то что двинуться, даже вздохнуть.
— Яд, — продолжил Гийом, — забудь о нем. Мы не дадим тебе легко умереть. Выбирай — у тебя два пути. На одном — пытки… На другом — вечность.
Маг причмокнул губами, Риккардо согнулся, лицо исказила судорога, рот судорожно раскрылся, исторг из себя вместе со слюной капсулу с ядом, которую с момента плена носил под языком, боясь проглотить.
Гийом тут же вернул ему возможность двигаться, дышать, говорить. Но граф молчал, прожигая взглядом пышный ковер на полу. Хорхе вопросительно взглянул на мага:
— Зачем продлевать агонию? — спросил тот и сам ответил на вопрос: — Ради того, чтобы оставить о себя память, граф. Ведь ты об этом тайно мечтал, Риккардо? Оставить свой след в истории. Возвыситься над суетой и повседневностью. Ты напишешь книгу. Не для короля, для себя. Назовешь ее, например, трактатом «О военном искусстве». Станешь почти бессмертным. Ибо, пока ее будут читать, тебя будут помнить.
Де Вега не отвечал, закусив губу. Мучительно борясь сам с собой, сжимая в кулаки когда-то холеные, теперь же потемневшие, покрытые едва зажившими ранами руки. Король и маг терпеливо ждали его ответа. Хорхе знаком подозвал слугу. Указал пальцем на кофейную чашку. Де Вега поднял взор и заговорил, когда король поднес чашечку к жестко очерченному рту.
— Ваши аргументы нельзя оспорить, Гийом. С ними трудно спорить. У меня несколько условий. Первое — пусть маракойцев оставят в покое. Дайте нам свободу верить в то, во что хотим. Это твои подданные, Хорхе. Власть над Краем ты получил, забудь про идею силой его переосвятить[15].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});