Читать интересную книгу Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару - Энн Эдвардс

Нет сомнения, что настойчивое стремление к достоверности исторического материала, лежащего в основе романа, было вызвано навязчивой идеей Пегги правдиво показать войну и что стоит ее пережить, но по мере того как росло количество страниц в рукописи и конверты продолжали разбухать, ее одержимость войной как таковой постепенно ослабевала. Во всяком случае, с того времени, как Пегги подружилась с Лу Коул, она, похоже, разрывалась между желанием опубликовать свою книгу и опасениями, что ее любимое детище может быть отвергнуто; что в героях ее романа какие-то реально существующие люди могут узнать себя; что отец станет по отношению к ней еще придирчивей и строже; и что друзья — в литературе преимущественно сведущие — окажутся свидетелями ее провала.

Джон, наоборот, хотя ни с кем и никогда не обсуждал содержание книги, кроме как с сестрой Фрэнсис, да и то поверхностно, тем не менее не скрывал, что Пегги пишет роман, который он считает гениальным, и что настанет день, когда все смогут убедиться в потрясающем таланте его жены.

В 1932 году Джон опять получил повышение по службе. К этому времени почти все их долги были выплачены и Марши могли позволить себе устроить свою жизнь чуть комфортабельнее, переехав в пятикомнатную квартиру и обставив ее мебелью в викторианском стиле, подаренной им бабушкой Стефенс.

Новая квартира находилась на третьем этаже дома на 17-й улице и имела в гостиной прелестное окно-фонарь в виде выступа. Вторая спальня была превращена в кабинет для Джона, поскольку ему часто приходилось приносить срочную работу домой и допоздна засиживаться над нею, ну а Пегги вновь поставила свой столик для шитья в гостиной, на который водрузила пишущую машинку. Поскольку Джон содержал семью, его работа считалась главной, что и оправдывало его привилегию с кабинетом.

Место, где находилось их новое жилье, значительно отличалось от прежнего: это была деловая часть города и потому совершенно коммерческая. Рядом с квартирой Маршей находился отель «Нортвуд», номера в котором сдавались внаем постоянным жильцам, а на самой улице — и выше, и ниже их нового дома — располагалось большое количество магазинов.

Сама квартира очень нравилась Пегги — она была светлой в любую погоду. Даже то обстоятельство, что ее окно-фонарь выходило на улицу с оживленным движением трамваев, машин и людей, казалось, совершенно не беспокоило ее. По словам Пегги, главной темой ее книги было «выживание», или то, что она называла словом «предприимчивость», а второстепенной — чувство защищенности, которое дает человеку работа на земле. Правда, при всем при том сама Пегги никогда не изъявляла желания иметь дом или приобрести землю, предпочитая жить в квартире, расположенной в самом сердце Атланты. Она ощущала себя частицей этого города и любила его со всеми его недостатками.

Вскоре после переезда Маршей на новую квартиру у их двери неожиданно появился Ред Апшоу, причем в тот утренний час, когда он мог быть вполне уверен, что Джон уже на работе.

Был понедельник, 24 октября 1932 года. Дата, которая, возможно, и не была бы увековечена, если бы в этот день кандидат в президенты Франклин Д. Рузвельт не посетил Атланту.

Медора пригласила Пегги на прием, устраиваемый в честь Рузвельта, и в тот момент, когда Пегги одевалась, в дверь позвонили и Бесси пошла открывать.

Ее взволнованный голос достиг спальни, и Пегги поспешила в гостиную, войдя в нее, когда Бесси намеревалась захлопнуть дверь перед самым носом у Реда. Воспользовавшись моментом, тот быстро прошел мимо служанки прямо в комнату, но Бесси в негодовании продолжала стоять у дверей, отказываясь оставить «мисс Пегги» наедине с Редом.

Рассказывая об этом случае Медоре, Пегги признавалась, что не смогла бы пережить потрясение от внезапного появления Апшоу, если бы не присутствие рядом Бесси.

Ред показался Пегги еще более худым, чем он был во время их последней встречи, но по-прежнему красивым и элегантным. Он сказал ей, что работает в угольной компании в штате Северная Каролина и что в Атланте он проездом, но Пегги ему не поверила, поскольку буквально в следующее мгновение он попросил у нее денег взаймы.

Ей хватило десяти минут, чтобы уговорить Реда покинуть дом, и она так никогда никому и не сказала, получил ли он деньги, которые просил. Однако, по словам Медоры, Ред не собирался покидать город, не собрав нужную ему сумму.

Некоторое время спустя кто-то сообщил Пегги, что Ред якобы женился на богатой женщине с Севера, а вскоре прошел слух, что он забрал у этой женщины крупную сумму денег, после чего она развелась с ним. Но ни один из этих слухов не имел достоверного подтверждения.

Появление Реда в Атланте стало большим потрясением для Пегги: вновь возродились все ее страхи, что если книга будет вдруг опубликована, то Ред, вполне возможно, получит повод заставить ее оплатить и следующий свой визит.

Пегги испытывала к Реду двойственное чувство: она ненавидела его и боялась, ощущая угрозу, исходящую с его стороны, и в то же время краткий визит Реда в ее гостиную вновь оживил в ней то чувство собственной вины, которое она испытывала за ужасный конец их брака. Пегги обсуждала эту тему и с Джоном, и с Медорой, но им не удалось развеять ее сомнения.

Каждое лето Джон представлял свою компанию на ежегодном съезде сотрудников Ассоциации прессы Джорджии, на котором крупные компании рекламировали свои товары, предназначенные для средств массовой информации.

Весной 1933 года, в самый разгар «великой депрессии», Пегги находилась в столь же подавленном состоянии, что и вся страна. Надеясь, что это будет для нее полезным — сменить обстановку и на пару дней оторваться от груды конвертов с рукописью, — Джон взял жену с собой на очередной съезд, проходивший в то лето в маленьком городке Луисвилле, штат Джорджия, близ Огасты.

«Это район «Табачной дороги» и Эрскина Колдуэлла с точностью до наоборот, ибо самые прекрасные люди штата живут именно здесь», — писала Пегги Лу Коул, не так давно вернувшейся в Нью-Йорк и работавшей теперь в главной редакции издательства Макмиллана.

Пегги была очень довольна тем, что смогла приехать на этот съезд, но что особенно ей нравилось — это та роль хозяйки, принимающей гостей мужа, которую ей пришлось взять на себя. Собирались обычно уже поздно вечером в номере у Маршей, и спиртное гостям подавалось в чашках для чая. Газетчики сидели всюду — и на полу, и на кроватях, пили кукурузное виски, обсуждали опубликованные работы и будущее литературы, обменивались слухами и сплетнями и много шутили. Пегги очень нравились эти сборища, причем виски она выпивала едва ли не больше, чем самый стойкий из мужчин. Она была в своей стихии, и ее гости — как мужчины, так и женщины — находили ее «замечательной личностью» и одной из самых лучших рассказчиц в мире.

Но стоило ей вернуться в Атланту, как состояние беспокойства и неуверенности вновь овладело ею. Джон уговаривал вернуться к роману, но работа не шла. И потому, когда в 1934 году вышла книга Старка Янга «Такая красная роза», повествующая о жизни на плантациях Миссисипи во время Гражданской войны, Джон просто не позволил жене прочитать ее, опасаясь, как бы после этого Пегги не отвернулась от своего собственного романа уже навсегда.

17 февраля 1934 года умерла бабушка Стефенс, оставив внучке небольшое наследство. А 6 апреля, когда Пегги сидела за рулем зеленого «шевроле» Маршей, а Джон — рядом, какой-то пьяный водитель врезался в них, столкнув «шевроле» на обочину дороги. Джон отделался легким испугом, а у Пегги оказались травмированными позвоночник и вновь — уже в который раз — нога. Врачи прописали ей эластичный корсет на спину, который она и носила постоянно под платьем в течение года.

Сидеть за пишущей машинкой, да еще и обдумывая при этом главы романа, было теперь делом слишком болезненным для нее, заявила Пегги, и потому, набросив на «ремингтон» старое покрывало, она полностью посвятила себя вождению автомобиля, обслуживая в качестве шофера своих друзей и родственников.

В то апрельское утро 1935 года, когда Гарольд Лэтем прибыл в Атланту, Пегги только что сказали, что она может снять корсет через неделю! Медора считала, что Пегги не только от рождения предрасположена к несчастным случаям, но и, особенно со времени своего второго замужества, к ипохондрии. И хотя многочисленные болезни Пегги давали ей бесспорный предлог для того, чтобы держаться подальше и от своего романа, и от пишущей машинки, все же корсет вызывал у нее зуд и отвращение, а свои ортопедические туфли на толстой подошве с низким каблуком она просто ненавидела.

Привыкнув постоянно играть роль кокетливой южной красавицы, Пегги теперь тяжело переживала потерю всех своих поклонников, которые в былые времена помогали ей чувствовать себя молодой и желанной. Ей скоро должно было исполниться 35 лет, детей у нее не было, а с того времени, когда она блистала в «Атланта Джорнэл», прошло уже десять лет. И теперь, со своим корсетом и тяжелой ортопедической обувью, Пегги, по ее собственному признанию, была похожа на «скрюченную ведьму».