Читать интересную книгу Ретт Батлер. Вычеркнутые годы - Татьяна Осипцова

– Думаю, чужак лишился памяти, когда упал с уступа в обнимку с леопардом, – рассуждал Батча. – Я слышал, что такое бывает. Рана на голове глубокая. Память вышла через дырку в кости. Всем известно: пока у ребенка череп не зарастет – он неразумный, без памяти живет.

– Ты прав, – кивнул Чака глубокомысленно.

– Что будем делать, когда Убивший Леопарда сможет ходить? – спросил шаман.

Вождь задумался. Не дождавшись ответа, Батча заговорил:

– Когда темные силы возьмут верх над светлыми, вот уже несколько лет опекающими наше племя, – лучше принести им в жертву чужестранца, чем своего воина.

Чака покачал головой:

– Ты уверен, что темные силы удовольствуются такой жертвой? Он ведь чужак. Я не хочу убивать его. Буры могут прознать об этом и затеют войну. А у нас пока слишком мало сил. Скоро пройдут инициацию шесть юношей, но прежде чем стать воинами, они должны жениться и оставить потомство. Мудрый вождь, – тут Чака ткнул себя пальцем в грудь, – заботится, чтобы на смену каждому погибшему воину выросли новые. А Убивший Леопарда пусть возвращается к своим. Пусть перемирие продлится еще год или два.

Шаман кивнул в знак согласия.

Зрелая луна превратилась в узкий серп, исчезла, опять народилась и стала полной, и снова пошла на убыль, а Убивший Леопарда все не мог встать. Наконец однажды утром, он, опираясь на палку, впервые вышел из хижины Гдитхи. Яркое солнце ослепило его, он зажмурился, и лишь спустя несколько секунд приоткрыл глаза и осмотрелся.

Поселение къхара-кхой, одного из готтентотских племен, представляло собой крааль – огороженную территорию, по внутреннему периметру которой стояли полукруглые плетеные хижины под соломенными крышами. Забор из толстых прутьев служил и загоном для скота, и защитой от диких зверей. С одной стороны крааля раскинулась омываемая ручьем рощица акаций, древовидных кактусов и опунций, с другой – небольшое поле сорго, вспаханное женщинами племени на месте выжженных деревьев. Для земледелия они пользовались самыми примитивными мотыгами. Когда земля истощится, стадо вытопчет пастбища, а антилопы и косули уйдут из этих мест, когда жизнь племени перестанет быть спокойной и сытной – къхара-кхой покинут свои жилища и пойдут искать в саванне другой оазис, другие пастбища.

Убивший Леопарда еще не знал этого, однако другой жизни он тоже не ведал и мучился от того, что так и не вспомнил собственного имени. Не вспомнил, кто он и как здесь оказался. Иногда на зыбкой границе сна и бодрствования ему мерещились странные картины: лошади, белокожие люди – мужчины и женщины. Он пытался удержать ускользающую явь сна, но видение таяло и улетучивалось из головы.

Однажды шаман попытался заговорить с выздоравливающим на языке, напоминавшем немецкий. Он почти ничего не понял, но ответил ему по-немецки и осознал, что это не его родной язык. Его родной язык английский. А еще бывает французский, итальянский… Внезапно воображение нарисовало яркую картинку – толстую книгу с географической картой. Он помнил название каждого континента! Австралия, Евразия, Америка, Африка… Судя по шкуре зебры, покрывавшей ложе Гдитхи, он в Африке. Но где его родина? Мысленным взором окидывал он воображаемый атлас – и не находил на нем места для себя.

В эти дни единственным его занятием стало воображаемое путешествие по карте мира. Он произносил вслух названия государств и их столиц, но не мог сказать, бывал ли там когда-нибудь. В памяти обрывками всплывали факты из античной истории и истории средних веков. Он не знал, откуда взялись в его голове эти сведения, только понимал, что все это не дает ответа на главный вопрос: кто он? откуда? почему оказался здесь?

Проведя взаперти много дней, он не видел никого, кроме вождя Чаки, шамана Батчи, Гдитхи и двоих ее детей: Чхаты – мальчика лет двенадцати с огромными любопытными глазами, и девочки Бортхи – крошки, едва научившейся ходить. Выйдя впервые из хижины, он понял, что племя, живущее в домиках, напоминающих перевернутые птичьи гнезда, довольно многочисленно. Завидев его, около трех десятков женщин бросили свои дела и столпились напротив. Тела молодых ниже пояса скрывались под короткими травяными юбочками, закрепленными на талии бисерными поясками. Немолодые, полные, с отяжелевшей грудью, обернули свои крутые ягодицы кусками пестрой ткани. Постоянно видя перед собой полуобнаженную Гдитхи, его не удивляла их нагота. Женщины с детской непосредственностью глазели на чужака, указывали на него пальцами, скалились и отпускали замечания, по-видимому, обсуждая его необычный вид.

Он оглядел свой костюм. Из-под обтрепанных и разорванных брюк торчат босые ноги, полотняный пиджак вытерт, один из рукавов наполовину оторван.

Гдитхи, подобно торговке, демонстрирующей свой товар, стояла чуть позади Убившего Леопарда, улыбалась и что-то отвечала своим соплеменницам. Впрочем, в течение этого месяца его все реже стали называть Убившим Леопарда, чаще – Немым, потому что пришелец был не в состоянии произнести почти ни слова на языке къхара-кхой. Он пытался повторять за Гдитхи, но его потуги вызывали только откровенный хохот женщины и ее сына Чхаты.

Подталкивая Немого, Гдитхи провела его по всему краалю. Женское сообщество и голая ребятня сопровождали их. Мужчин, кроме нескольких стариков, сидевших на пороге хижин и наблюдавших за процессией, не было видно. Ему показали пустой загон для скота, обработанный клочок земли за забором, где зеленели ростки молодого сорго, огромные камни с ребристыми углублениями, в которых женщины терпеливо растирали зерна в муку, очаги возле каждого домика.

Ближе к вечеру юноши пригнали стадо с выпаса, и женщины взялись доить буйволиц, а вскоре вернулись с добычей уходившие на охоту мужчины. Они притащили тушу пятнистой антилопы. Женщины засуетились: вскоре им предстояло отскабливать шкуру каменными ножами, а до этого следовало поставить на огонь большие глиняные горшки.

Добычу принялись свежевать прямо в центре крааля. Разделом мяса руководил Чака. Каждый отрезанный кусок по его указанию отправлялся в одну из хижин. Вероятно, дележ был справедливым, потому что женщины с довольными улыбками относили свою долю к очагу.

После обильной трапезы, когда уже стемнело, вокруг костра на площади крааля собралось все племя. Под бой барабанов мужчины изобразили нынешнюю охоту в танце. Они окружали «жертву», потрясали копьями, испускали пугающие и триумфальные крики.

Чужак с любопытством наблюдал за действом, сидя рядом с вождем племени и шаманом.

Когда молодые охотники освободили площадь, Чака задал Немому какой-то вопрос. Затем легонько стукнул того по груди, махнул рукой в сторону юго-запада и при помощи двух пальцев изобразил пешего человека.

Незнакомец пожал плечами.

Чака покачал головой и переглянулся с Батчей.

– Он не помнит, откуда пришел, – высказал предположение шаман. – Он называет меня Батчей, а тебя Чакой, но своего имени так и не сказал. Потому что не помнит.

– Эй, Немой, как тебя зовут? Я – Чака, вождь къхара-кхой, – ударил себя в гулкую черную грудь вождь. – А ты кто?

Черные глаза Немого смотрели внимательно, казалось, он понял, о чем его спрашивают, но вновь пожал плечами.

– Ты бур? – вновь спросил вождь.

Немой будто прислушался к себе и сказал:

– Нет, я не бур. Скорее всего, я англичанин.

– Инкхлицче? – переглянулись вождь с шаманом.

Ни один, ни другой не слышали об англичанах. Еще до рождения Батчи в этих краях появились фермеры-буры. Они вытесняли туземцев с родных пастбищ и угодий, брали их в плен и превращали в рабов. Свободолюбивые коренные жители с боями уступали бурам исконную территорию, и до сих пор не все племена отступили за Вааль.

Поняв, что Немой не знает, куда ему возвращаться, вождь принял решение: пусть остается.

Чужак поселился возле домика Гдитхи, в хижине, которую для него соорудили женщины племени. Он тоже принимал участие в строительстве, и поначалу негритянки посмеивались над его неловкостью. Но вскоре он приноровился, и женщины уже одобрительно кивали, глядя, как он переплетает прутьями остов своего жилища.

Из-за заметной хромоты Немой не ходил на охоту. Вместе с юношами он ежедневно отправлялся пасти буйволов. Пока медлительные неуклюжие животные поглощали скудную зелень саванны, он усаживался под деревом в компании Чхаты, доставал свой короткий острый нож и вырезал им что-нибудь из валявшихся под ногами веток и сучьев.

Говорливый мальчишка что-то рассказывал, задавал вопросы. Немой слушал, кое-что понимал, но ответить Чхате не мог: язык его и горло оказались не приспособленными извлекать клекочущие птичьи звуки. И тогда он начал учить любознательного парнишку своему языку. Спустя некоторое время тот худо-бедно мог говорить с ним по-английски.

Немой так и не стал своим среди къхара-кхой. Жизнь в племени предполагает совместный труд и совместные радости. Свои обязанности он разделял с подростками, обычаи воспринимал спокойно, но принять их как свои не мог.