– Понимаю, великий государь, – склонил голову в поклоне князь Иван. – Я также прошу тебя, чтобы ты поддержал мое завещание и не отдавал мои переяславльские земли никому, кроме московского князя Даниила. Они ни в коем случае не должны достаться князьям Федору Смоленскому или Андрею Суздальскому!
– Неужели ты собрался умирать? – спросил с изумлением хан Тохтэ. – Ты чувствуешь неминуемую смерть?
– У меня, государь, нет наследника, – грустно промолвил Иван Дмитриевич, – и некому передать мой «стол«…Ну, а если думать о смерти, то к ней должен быть готов любой. Все мы в руках Господа! Однако не хотелось бы радовать тех злодеев…
– Якши, коназ Иванэ, – кивнул головой Тохтэ, – я это обещаю. Твои земли не достанутся ни глупому Андрэ, ни злобному Федору. Пусть же тогда перейдут к тому коназу Дэнилэ. Его Мосикэ-бузург, как говорили мои люди, мал и неказист, а сам Дэнилэ – глупый, но верный мне человек…Я не против твоего завещания…Однако же, Иванэ, скажи мне, за что ваши коназы так ненавидят Вэсилэ Храброго? Еще больше, чем его батюшку Алэсандэ?
– Эта ненависть, государь, идет с давних пор, еще со времен брянского князя Романа, – угрюмо пробормотал Иван Дмитриевич. – Этот брянский князь жил обособленно, не дружил с нашими суздальскими князьями и большую часть своей жизни провел в боевых походах в войсках царских воевод. О ратных подвигах князя Романа говорили все! Этот князь не знал поражений…Поэтому к нему возникла зависть…Мы также видим что князь Василий, сын Александра, он же внук того покойного Романа Брянского, унаследовал силу и мужество своего покойного деда…Да и брянское войско сейчас такое же грозное, как при великом князе Романе! Кроме того, брянские князья, что отец, что сын, ведут себя независимо от великого суздальского князя и даже почти не общаются! И от этого на них накопились злоба и зависть. Особенно на Василия, который, хоть и молод, но удал! Мы слышали, что даже ты, великий государь, удостоил его похвалы и внимания! Это нам нерадостно видеть и слышать! К тому же, брянские князья сами не возят к тебе дань, а это делают их холопы или какие-то купцы!
– Что ж, теперь я знаю, коназ Иванэ, почему вы не любите Брэнэ, – задумчиво сказал хан и посмотрел на советника. – Тогда запиши, Угэчи, – добавил он, – что мы пообещали этому коназу и пусть он с миром уезжает домой!
Русский князь низко поклонился и стал медленно, пятясь, чтобы не оказаться спиной к хану, удаляться в сторону двери.
– Вот как получается, – пробормотал Тохтэ. – Эти коназы не любят Вэсилэ из-за моей похвалы! Но он предан нам и всегда готов придти на защиту нашего Сарая, если будет война! Неужели он – второй Ромэнэ? Я слышал много лестных слов от наших людей о Ромэнэ…Пусть бы Вэсилэ унаследовал такие славные черты именитого уруса… Конечно, стоит подумать о тех правах, какие мы сохранили, на зависть прочим урусам, за коназами Брэнэ…Разве это хорошо, что их «выход» привозят сюда купцы? И мы не имеем возможности видеть здесь каждый год коназов Алэсандэ и Вэсилэ…Это не годится! Так коназы позабудут своего государя!
– Это не беда, – улыбнулся Угэчи. – Тот бестолковый Иванэ не знает, что не безвестные купцы привозят нам «выход» из Брэнэ, а потомок славного Или, которого в свое время удостоил похвалы сам великий Саин-хан!
– Неужели Стэкэ – потомок того известного Или?! – воскликнул Тохтэ. – Матушка не раз мне рассказывала о славных делах того покойного уруса!
– Он внук того самого Или! – весело сказал Угэчи. – Я знаю всех потомков купца Или! И когда его внук Стэкэ приезжает к нам в Сарай, я часто расспрашиваю его о тамошней жизни, запоминая нужные нам сведения. Меня не проведут хитрые и злые коназы Суждалэ! Я без труда постигаю все их козни против коназов из Брэнэ…
– Ну, тогда пусть этот Стэкэ возит сюда их «выход», но и коназы из Брэнэ не должны забывать к нам дорогу! Пусть же молодой коназ Вэсилэ приезжает сюда каждый год вместе с тем именитым купцом!
– Пусть же так и будет, государь, – кивнул головой Угэчи. – Как только сюда приедет купец Стэкэ, я сразу же передам твое указание, и молодой князь Вэсилэ будет здесь каждый год!
– Якши, Угэчи, – улыбнулся ордынский хан. – Но вот меня очень беспокоит поведение Ногая! Старый темник хочет со мной поссориться!
– А может теперь-то он успокоится, государь? – тихо сказал Угэчи. – Не следовало бы его раздражать!
– Мне неприятно слушать упреки этого Ногая! – возмутился Тохтэ. – Разве ты не слышал вчера нескромные слова его людей? Зачем эти ссоры? – ордынский хан задумался, и в дворцовой приемной стало тихо. Оба, хан и его советник, размышляли о минувшем.
Так получилось, что желанная женитьба ханского родича Яйлаг на дочери Ногая Кабак не стала основой прочного мира в Орде. Не прошло и года после замужества, как молодая жена Кабак, подпав под влияние сарайских мулл, стала мусульманкой. Молодой муж сначала ничего не знал, но когда Кабак начала осмеивать его религиозные убеждения – Яйлаг принадлежал к уйгурской общине, исповедовавшей шаманизм – между ними стали возникать ссоры и пререкания. В довершение ко всему, Кабак-хатун потребовала от мужа принятия ислама, угрожая отказать ему в близости. Разгневанный Яйлаг рассказал обо всем своему отцу – Салджидай-гургену. Последний посоветовал сыну прекратить посещение ложа молодой жены и довольствоваться многочисленными наложницами. Однако это не изменило поведения Кабак: она продолжала смеяться над мужем, делая вид, что ничего не произошло и ей безразлично равнодушие супруга.
В конце концов, равнодушие переросло в презрение, и все члены семьи Яйлаг, даже пожилой Салджидай, стали грубо обращаться с дочерью Ногая. Не выдержав этого, Кабак послала своего верного человека к отцу, жалуясь на плохое с ней обхождение. Ногай крайне разгневался и послал к Тохтэ в Сарай своих людей, которые, представ перед ханом, сказали от имени своего повелителя: – Все знают, сколько я испытал трудностей и неприятностей, выставив себя коварным и вероломным, чтобы добыть для тебя хитростью трон Саин-хана. А теперь на этом троне на деле сидит Салджидай-корачу! И если хочет мой сын Тохтэ, чтобы укрепились наши отношения, как отца и сына, пусть он тогда вышлет этого бестолкового Салджидая на родину, в его Хорезм!
Тохтэ ответил на это, почти не думая: – Зачем обижать Салджидая? Тебя обманули, что он занимает мой трон! Это ошибка! Зачем сваливать неурядицы в молодом семействе на старого отца? Пусть молодые сами улаживают свои дела!
Такой ответ не устроил Ногая, и он вновь прислал в Сарай своих людей уже не с просьбой, но требованием выдать ему в руки Салджидая, тестя Тохтэ. На это ордынский хан категорически ответил: – Почему я должен отдавать его на расправу и глумление за нелепую вину молодых? Он мне как родный отец и наставник! Этого не будет!