ума, решив его съесть. В последующие месяцы Данте заставляла Дэррила мыть и вытирать все консервы, прежде чем прикасалась к еде, и придиралась к нему из-за срока годности мясного ассорти и другого упакованного мяса, требуя выбросить всё это ещё до истечения срока.
Хотя она была и не без странностей, Данте казалась самостоятельной, и Дебору это радовало. Лиза так цеплялась за Дэррила, что это стало причиной большинства проблем отца. Но Данте, казалось, была достаточно уверена в себе, чтобы выдерживать график работы хирурга. Она понимала, что для него работа на первом месте, и, казалось, из неё получится идеальная невеста. Временами она была похожа на снежную королеву, но для Дэррила так было даже лучше.
— Ему лишь хотелось, чтобы она его слушала, умела вести беседу, — размышляет Дебора, — а он будет заботиться о ней, платить за всё, что она захочет, бросит весь мир к её ногам. Ему просто хотелось, чтобы с ним кто-то общался и его любил. Так он мне говорил.
Но чем больше она узнавала Данте, тем больше Дебора начинала считать, что та связалась с отцом только из-за денег. Как только они переехали в новый дом, Данте стала относиться ко всем высокомерно и с трудом скрывала фальшь. Наверху, в комнате Данте, Дебора заметила коллагеновые шприцы и всевозможные разрекламированные косметические средства, странные шиньоны и зелья, которыми та была одержима. Её будто склеили каким-то странным клеем.
Всё в этой женщине начало казаться нереальным. Из-за кремов, отбеливателей и накладных ногтей Дебора решила, что в реальной жизни мачеха довольно страшная. Ей бы не хотелось видеть, как она просыпается утром. Конечно, неважно, сколько Данте проводит времени в ванной; просто казалось, что она зациклена на своей внешности.
— С моими волосами всё в порядке? — постоянно спрашивала она. – Как тебе этот лак для ногтей?
Это просто раздражало.
Глядя на Данте, можно было бы подумать, что у неё вся жизнь посвящена благотворительности, что она подаёт нищим на улице. Одежда, которую она носила, выглядела очень невинно: плиссированные платья, которые бы скорее подошли маленькой девочке. У окружающих создавалось впечатление, что она хрупкая, и иногда Деборе казалось, что Данте сломается, если на неё не так посмотреть. Это было похоже на хождение по яичной скорлупе.
Рядом с ней всем приходилось вести себя предельно осторожно, выражаться официально, вежливо и благородно, и Дебору раздражало, что отец во всём идёт на поводу у новой жены. Деборе хотелось что-то сказать ему, но, конечно, она не могла.
— Она разыгрывала из себя слабую и беспомощную, — признаётся Дебора. – С ней парни чувствовали себя большими и сильными мужчинами. Она носила все эти длинные джинсовые платья с большим вырезом спереди, как у маленькой девочки, и говорила таким детским голоском, что отец на это купился.
В день переезда Дэррил отвёз вещи домой и оставил Данте и Дебору одних, надеясь, что они поладят. Так случилось, что они обнаружили один из старых сундуков Дэррила в дальнем шкафу, и Данте сразу же захотелось в нём порыться.
Сначала Дебора сказала, что так нельзя, но Данте убедила её, хотя и без особого труда. Они нашли там лишь кучу старых медицинских материалов, несколько фотографий медицинского оборудования и старых журналов. Но в одном из них лежало любовное письмо от Джен, написанное, когда они были молодожёнами, и в нём Джен шутила, что ему не хватает секса. Деборе это показалось милым.
— Ну, ладно, замок сломан, так что мы скажем ему, что рылись в ящике, — сказала Дебора, когда они выходили из кладовки.
— Нет, я приклею его обратно, — Данте вынула жевательную резинку изо рта и вставила замочек на место.
— Но мы не сделали ничего страшного, — запротестовала Дебора. — Ему будет всё равно, если мы ему расскажем.
Но Данте не хотела, чтобы Дэррил узнал. Она думала, он расстроится. Мачеха быстро сменила тему и отвлекла Дебору на разговоры о своём обручальном кольце. Она указала на необычный узор на золоте, рассказала ей полную историю установленных камней, будто это был бриллиант Хоуп.
Когда Дэррил вернулся, они сидели на диване и болтали, и Данте предложила Деборе прошвырнуться по магазинам. Дэррил хвастался, что его жена — превосходный дизайнер, у неё нужные связи и отменный вкус, она могла бы помочь Деборе отремонтировать её квартиру.
Данте считала, что предлагает отличную услугу, но Деборе её предложение показалось довольно высокомерным. Тем не менее, она решила, что из-за этого не стоит расстраиваться. Данте всего лишь незначительная женщина, с которой ей приходится мириться; её всегда можно перехитрить.
Однажды Джон тоже навестил отца в новом доме, а потом они с Деборой обменялись сообщениями. Джон писал, что их мачеха — это какой-то кусок прикола. По его мнению, она настолько пустоголова, что ненамного привлекательнее манекена.
37
Дэррилу приходилось следить у себя за уровнем холестерина; медсёстры, хорошо знавшие о его увлечении нездоровой пищей, часто подшучивали по поводу того, кто будет делать ему операцию на сердце. Он то и дело садился на диету, а потом срывался и съедал большой стейк на ужин.
К лету первого года совместной жизни Дэррил заметно прибавил в весе, отчасти потому, что сам готовил, но в основном потому, что Данте предпочитала фаст-фуд и настаивала на посещении поздним вечером таких заведений, как "Wendy's" и "Taco Bell". В течение недели эти прогулки обычно становились вторым ужином для Дэррила, потому что он всегда перекусывал в больничной столовой перед тем, как отправиться домой.
Наблюдая за образом жизни молодожёнов, Дебора поймала себя на мысли, что Данте подсознательно пытается довести отца до сердечного приступа. С каждым днём он все больше набирал вес. В конце концов она сказала об этом тёте Карлин, но они так и не придумали, как это исправить. Дэррил зашёл слишком далеко в отношении Данте.
К тому времени Дебора перестала испытывать симпатию к этой женщине; помимо её боязни микробов и косметологических пристрастий у неё хватало и других причуд и странностей. Дебора вспоминает, как Данте звонила отцу на пейджер, чтобы тот поднял её по лестнице. Она сказала, что у неё болит спина, и ей приспичило, чтобы он бросил всё и рванул домой. Как поняла Дебора, Данте пользовалась предлогом больной спины направо и налево. Но отец утверждал, что он счастлив, поэтому Дебора смирилась.
Когда дело касалось мачехи, Дебора научилась держать язык за зубами — так было намного лучше.