цель – уничтожение низших существ. Практически расовая теория.
Неудивительно, что герой «Штамма», еще один сирота и антиквар Авраам Сетракян, вспоминает о юности в нацистском концлагере, где верховный вампир Сарду принимает человеческое обличье немецкого офицера и приходит по ночам в бараки, сосать кровь обреченных евреев. И в «Хеллбое» бессмертные – фашисты-оккультисты, отрядом которых руководит колдун Распутин, получивший вечную жизнь от внеземных чудовищ Огдру Джахад. Главный инфернальный нацист – оберштурмбаннфюрер Карл Кронен, чье лицо покрыто маской, а заключенная в черный комбинезон плоть давно стала сухим прахом, в котором жизнь поддерживают лишь мрачные заклинания. И вновь плата за собственное бессмертие – смерть всего живого на Земле, которая должна наступить после того, как из другого измерения на нашу планету придут Огдру Джахад. Бессмертие покупается единственной ценой: массовым убийством. На тех же позициях стоит и еще один убежденный фашист, далекий от любой мистики, – капитан Видаль (Серхи Лопес: редкий случай, когда применительно к фильмам дель Торо можно говорить о выдающейся актерской работе). Видимо, поэтому его убивают раз за разом, а он отказывается умирать, как тот же Распутин, будто не замечая смертельных ран и потери крови.
Ничем, кроме атомной бомбы, не взять других расовых фашистов – вознамерившихся колонизировать Землю хозяев кайдзю из «Тихоокеанского рубежа». К уничтожению человечества стремится и поборник чистоты крови из «Хеллбоя 2», наследный принц эльфийского королевства Нуада – высокомерный воин, вознамерившийся выпустить на волю спящую Золотую армию, неуничтожимых роботов-убийц, и наказать зазнавшихся людей. Ради нарушения векового перемирия он решается убить собственного отца. Тот же символический жест совершает в «Блэйде 2» возглавляющий вампиров-перерожденцев Номак – он убивает родителя-предателя – вампирского лорда. Бессмертие бесчеловечно, оно требует высшей жертвы и абсолютной бескомпромиссности.
Отцеубийцам не найти общего языка с тоскующими по родительскому теплу сиротами. И Блэйду, и Хеллбою их могущественные соперники предлагают перейти на свою сторону, – но те отвергают дар, пестуя свою, полученную в дар от людей, уязвимость как высшую драгоценность. Потому они – любимые герои Гильермо дель Торо: те, кто предпочли сиротство неуязвимости, приняли человечность с жаром неофитов.
Глава третья. Ученые
Между двумя системами координат – светом и тьмой, днем и ночью – существует особая категория людей-посредников. Это ученые, непременные участники всех сказок дель Торо.
Ни малейшего противоречия между мистическими верованиями и точными науками он не видит: недаром демон в «Геометрии» пожирает вызвавшего его оккультиста-неудачника за то, что тот по ошибке начертил мелом на полу не пентаграмму, а шестиконечную звезду («Зато больше не провалишь экзамен по геометрии», – утешает остроумное чудовище свою жертву).
Точно так же профессор Бруттерхолм (не теряющий фирменной британской невозмутимости даже в самых диких обстоятельствах Джон Хёрт) в дилогии «Хеллбой» практикует чисто научную магию: знает, что чертей можно приманивать шоколадками, и препарирует на операционном столе умершего полвека назад и при этом до сих пор живого фашиста.
До этой гармонии дель Торо дошел не сразу. Героям его раннего фильма «Мутанты», паре исследователей-энтомологов Питеру и Сьюзен (Джереми Нортэм и Мира Сорвино), приходится пройти через ряд невероятных испытаний, чтобы, исправив свои ошибки и раскаявшись в гордыне, получить в награду нормальную семейную жизнь – хоть и с усыновленным ребенком. Они запускают в нью-йоркскую подземку генетически модифицированных жуков породы «иуда», чтобы избавиться от переносящих эпидемию тараканов, – и те с годами вырастают в смертельно опасных хищников, оправдывая свое «имя» и предавая создателей. Только лично пройдя через ад и чудом выжив в противостоянии с насекомыми-убийцами, ученые понимают, сколь опасно человеческое вмешательство в планы природы. Позже их ошибку повторит другая супружеская пара ученых, вырастившая мутанта-убийцу в собственной семье – герои спродюсированной дель Торо «Химеры».
Те же опасные игры – на уме у пары антагонистов и коллег, единственных персонажей, разбавляющих изрядной долей юмора героический пафос «Тихоокеанского рубежа». Если математик Герман Готлиб (Берн Горман) – комический педант в твидовом пиджаке, ухитрившийся рассчитать график появления кайдзю на поверхности, то татуированный с ног до головы очкарик-биолог Ньютон Гейзлер (Чарли Дэй) – настоящий одержимый, обожающий восстающих с океанского дна монстров и мечтающий «подключиться» к мозгу одного из них: по сути, породниться с ним. Именно этот смертельный эксперимент приводит к разрушению Гонконга – но он же позволяет впоследствии выудить из мозга другого кайдзю ценную информацию и одержать победу в войне.
В этих двоих невозможно не узнать самого Гильермо дель Торо с его бесконечными чертежами, планами и раскадровками, с его неутолимым желанием преодолеть невозможное и выйти за границы человеческих полномочий. Он – именно такой чудак-ученый, меряющий логарифмической линейкой собственную фантазию – без четкого плана не снимет и крошечного эпизода, не допустит импровизации ни за что (это твердо знают все работавшие с ним операторы, а лучше других умеет воплотить в жизнь планы режиссера виртуоз Гильермо Наварро). Дель Торо – биолог-экспериментатор, производящий на свет одного монстра за другим, каждый смертоносней предыдущего, и, вопреки логике, влюбляющийся в них.
Но есть и другие ученые в фильмах дель Торо: в двух его сказках об испанской гражданской войне, «Хребте дьявола» и «Лабиринте фавна», действуют пожилые доктора, чудаки-гуманисты, отдающие жизнь за своих пациентов. Об этих седобородых и близоруких джентльменах, носящих костюм-тройку хоть в жару, хоть в дождь, можно написать отдельное исследование, как о чеховских докторах. Их же кровный родственник – более современный коллега из трилогии «Штамм», самоотверженный эпидемиолог Эфраим Гудуэтер. В этих докторах – не менее важная частичка самого режиссера: решимость соблюдать клятву Гиппократа даже в том случае, если опухоль давно неоперабельна, а больной (нередко в этом качестве выступает все человечество) не заслуживает спасения.
Глава четвертая. Машины
Любимый фетиш дель Торо – механизмы. Будто ребенок, он склонен видеть в каждом из них магический артефакт, а бывает, что и живую душу.
Так, в золотой Хронос, изготовленный алхимиком в XVI веке и заражающий своего носителя вампиризмом, он поселяет таинственного жука, без которого волшебное действие аппарата было бы неосуществимым. Если машина дает кому-то жизнь, в ней самой должен быть ее источник. К примеру, для того, чтобы сопротивляться смерти, нацист Кронен из «Хеллбоя» заводит ключом собственное сердце. Но если Кронен – агент зла, то в «Хеллбое 2» на свет рождается его двойник-антипод – тоже немец и тоже призрак, новый агент Бюро Расследований и Защиты от Паранормальных Явлений Йоханн Краусс. Его бесплотный дух заключен в стимпанковскую оболочку (в момент конфликта Хеллбой называет его «кофейником» или «пароваркой»), которую покидает по желанию, функционируя то как призрак, то как машина.
Даже такой предназначенный для уничтожения