Читать интересную книгу Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание - Марк Еленин

Кривошеин переходил к заключительной части беседы:

— Все будет зависеть от ваших дальнейших военных успехов, — повторил он. — Увеличится занятая вами территория, удастся захватить Донецкий каменноугольный район, Донскую и Кубанскую житницы или нефтеносные кавказские земли — будет поддержка иностранцев, будут и деньги. Тогда все пойдут к вам.

Врангель с неудовольствием отметил про себя это «вам», сказанное специально, хотя Кривошеин уже давно говорил «нам» и «мы», точно в последний момент он вновь стал раздумывать, связываться ли ему с Врангелем, и хотел поторговаться, чтобы выбить какие-то новые, уже личные привилегии. Это покоробило Врангеля. Он заметил, что все отлично понимает, и приказ о начале наступления уже отдан, войска рвутся в бой и он надеется на успех в Таврии, на Дону и Кубани.

Кривошеин грустно улыбнулся:

— Нет, нет, ваше высокопревосходительство! — воскликнул он. — О военных успехах я говорю лишь с экономической точки зрения, предупреждаю вас. Вы не должны и не имеете права надеяться лишь на союзнические кредиты! Надо строить свою экономику, надо начинать торговать — сегодня же, немедля. Продавайте все, что можно! Экспортируйте хлеб, нефть, шерсть, табак, вино, наконец. Вы согласны?

Врангель пожал плечами: само собой разумеется. Собеседник, по-своему понявший этот жест, поспешил пояснить, что именно подобный род деятельности он и берет на себя и под свой контроль, ибо считает для правительства Юга России, наряду с военной разумеется, именно эту деятельность наиважнейшей, первой среди других.

Врангель согласился.

Кривошеин тут же пошел дальше и напористо заметил, что если главнокомандующий и правитель Юга России — он впервые со значением назвал так Врангеля — соблаговолит доверить ему подобную деятельность и объявит его первым своим помощником (ему совершенно неважно, как будет называться эта должность), он считает крайне необходимым сегодня, сейчас же оговорить кандидатуры двух господ, которые будут при нем как бы правой и левой руками.

— Кто же эти господа? — живо поинтересовался главнокомандующий. — Они приехали с вами?

— Отчасти, — уклончиво ответил Кривошеин. — Но не думайте, пожалуйста, что меня связывают с ними родственные или какие-либо иные отношения. Я рекомендую их вам исключительно по деловым соображениям.

— Вы меня заинтриговали, Александр Васильевич. Их фамилии?

— Одного вы знаете. Это генерал-майор Климович Евгений Константинович. Он в Крыму.

— Еще бы! Московский градоначальник.

— И директор департамента полиции. Опытнейший человек. При нем у нас в тылу будет образцовый порядок. Конечно, и у Евгения Константиновича есть недостатки, но, согласитесь, на таком посту должен быть специалист своего дела.

— Притча во языцех всей либеральной прессы, Александр Васильевич! Будет шум.

— И пусть, и пусть! Он — мастер сыска.

— Ему приписывали поддержку «черной сотни», убийство каких-то евреев, организацию взрыва в доме премьера Витте на Каменноостровском...

— Да! При Керенском он был посажен в Петропавловскую крепость. Испытывал унижения и при большевиках. Но сумел ускользнуть и даже в банк какой-то устроился на службу, представьте! Если его поставить во главе всей нашей контрразведки, за тыл я буду спокоен.

— Я согласен, — сказал Врангель. — А второй?

— Со мной из Парижа приехал господин Шабеко — адвокат, присяжный поверенный, сын весьма известного профессора истории. Потрясающих коммерческих способностей человек! В Париже он продавал какому-то американскому миллионеру Эйфелеву башню. И представьте, наверняка продал бы, если бы я не увез его нынче в Крым. Он может все и будет очень полезен нам.

— Принимается, Александр Васильевич! — уже совсем весело сказал Врангель. — Видите, все, что вы просите, — принимается. Осталось получить лишь ваше согласие.

— Вы получите его в самое ближайшее время.

— Благодарю. Вы сможете занять кабинет в Большом дворце. Распоряжения даны. Я, к сожалению, должен покинуть Севастополь на пару дней, но надеюсь, вы не посетуете: дела, дела, дела!

— У меня здесь знакомых — пол-России, Петр Николаевич. К сожалению.

— Почему же к сожалению?

— Было бы лучше, если бы эта половина России сидела на своих местах: в Петербурге, Москве, у себя в Твери там...

— Ах, вот в каком смысле?!

— Именно, именно! — Кривошеин встал. Встал и Врангель. Кривошеин сказал серьезно: — Времени мало. Очень мало у вас времени. Передышка окажется весьма короткой. Разрешите дать вам последний совет, господин главнокомандующий. Еще не будучи вашим помощником, просто на правах симпатизирующего вам человека.

«Хитрющая лисица, — с восхищением подумал Врангель. — Часовая беседа, и все, вроде, впустую. Оставляет за собой последнее слово, право выбора, лазейку, чтобы, осмотревшись и присмотревшись, отвергнуть мое предложение о сотрудничестве». И сказал ободряюще-радушно:

— Разумеется, Александр Васильевич! Я уже считаю вас своим первым помощником, чьи советы, поверьте, будут приниматься к неукоснительному исполнению.

— Как можно скорее и как можно громче заявите о своей готовности уплатить союзникам долги России. Это произведет нужное впечатление.

— Я непременно сегодня же проконсультирую ваше предложение. Благодарю вас.

— Да уж пожалуйста.

В голосе Кривошеина Врангелю послышалась насмешка, но он не отреагировал, даже не показал, что заметил выпад. И повторил тем же бодро-радушным тоном:

— Еще раз благодарю вас, Александр Васильевич, за беседу. Мне думается, она была очень плодотворной. — И позволил себе пошутить: — Теперь, когда мы знаем сокровенные мысли друг друга, мы обязаны быть вместе и не выносить сор из избы.

Кривошеин неопределенно кивнул:

— Когда вы соблаговолите принять моих протеже, ваше высокопревосходительство?

— Тотчас же по возвращении с передовых позиций, Александр Васильевич. Я прикажу генералу Артифексову. Я сам найду их, обещаю вам. Ein Wort — ein Mann![7]

Кривошеин еще раз коротко кивнул, точно клюнул, и вышел...

И сразу же в кабинет был пропущен полковник фон Перлоф. Лицо его светилось сдержанной гордостью и радостью от хорошо выполненного поручения.

— Благодарю, полковник, — милостиво протянул ему руку Врангель. — Кривошеин в Крыму — это ваша заслуга.

— Если быть честным, ваше превосходительство, большого труда мне это не стоило.

— Не скромничайте, не скромничайте, — Врангель улыбнулся уголками губ. — Отечество не забудет ваших заслуг. — Он задумался на миг и, вспомнив, с облегчением закончил, совершенно довольный собой: — Я и от себя благодарю вас. Христиан Иванович. Вы оказали мне услугу.

— Какие будут дальнейшие распоряжения, ваше высокопревосходительство?

Врангель подошел близко, точно хотел обнять фон Перлофа. Но не обнял, конечно. Отодвинулся, сказал с той же еле заметной улыбочкой: — Кривошеин, Александр Васильевич... Вот пока ваша забота. — И вновь протянул руку, показывая, что аудиенция закончена.

3

Двадцать первого мая Врангель выехал в Феодосию. Там грузился в десант корпус генерала Слащена — 13-я и 34-я пехотные дивизии, Терско-Астраханская казачья бригада. Врангель бросал в наступление 1-й армейский корпус генерала Кутепова и сводный кавалерийский корпус под командованием генерала Писарева. В приказе говорилось: «Гордо взвился из праха наш трехцветный флаг» — и ставилась четкая оперативная задача: Кутепову и Писареву — отбросить красных за Днепр, Слащеву — высадившись в районе Кирилловна — Горелое, перерезать железную дорогу Сальково — Мелитополь и совместно с Писаревым выйти в тыл Перекопской группе большевиков.

Врангель не очень надеялся на успех десанта и не случайно посылал туда Слащева. «Генерал Яша» начинал проявлять все большую самостоятельность и строптивость. Его популярность в армии росла. Врангель разыгрывал беспроигрышную партию: в случае удачи десантирования он принимал на себя лавры полководца, разработавшего лихую военную операцию, в случае провала — списывал все на Слащева, «не сумевшего», «не обеспечившего», «провалившего» его, врангелевскую идею...

Врангель и Слащев встретились утром на Итальянской улице, возле Азовского банка. Слащев был сумрачен, лицо бледно-землистое, помятое после пьяной бессонницы, глаза мутные. Одет, как всегда, пестро: белое, черное, красное, голубое. Поздоровался, отрапортовал тонким звенящим голосом. И сразу претензии к главнокомандующему: то обещали и не дали, то не подвезли. Судов мало, боеприпасов мало, еды мало, десант не подготовлен, тыловые шкуры зарвались окончательно — их следует пытать каленым железом. И все это на нерве, крике, при всех, на главной улице — все заранее продумано и рассчитано на эффект, даже поза и жесты. И не так уж прост и «открыт» доблестный «генерал Яша». Его громогласная истерика на Итальянской улице — явная хитрость и трезвый расчет, не уступающие и его, врангелевской, идее: Слащев-де предупреждал главнокомандующего и всех, что десант не сорганизован, десант обречен, хотя он, командир десанта, и его солдаты готовы сделать все и даже умереть готовы во имя еще одного бредового приказа кабинетного полководца.