– Не очень часто. – Она смущенно улыбнулась. – Когда мы только что сюда переехали, я начала слышать мальчиков, они кричали, играли, и еще Кэтрин – голос, зовущий Кэтрин. – Она передернула плечами, ей трудно было продолжать. – Я не хочу, чтобы вы решили, что я созрела для смирительной рубашки. Я не сошла с ума. И я это не придумала… – Она снова помолчала. – По крайней мере, я не думаю, что придумала.
– Мы с вами говорим о духах? – Он поднял брови. Наклонился вперед, поставив локти на колени и пристально вглядываясь в ее лицо.
Она отвернулась, не в состоянии встречаться с ним взглядом.
– Наверное.
Последовала длинная пауза. Он ждал, не скажет ли она чего-нибудь еще. Джосс нервно засмеялась.
– Беременных женщин часто мучают фантазии, верно? И я ведь беременна с тех пор, как мы сюда переехали.
– Так вы считаете, в этом все дело? – Саймон откинулся в кресле, перекинул ногу на ногу и взглянул на Джосс с напускным безразличием.
– Это вы должны сказать. Вы же врач.
Он глубоко вздохнул.
– Я не верю в привидения.
– Значит, я схожу с ума.
– Я этого не говорил. Мне думается, вы были истощены физически и морально с той поры, как перебрались сюда. Мне думается, что вы позволили романтике, истории и пустоте дома взять верх над вами. – Он вздохнул. – Полагаю, если я предложу вам поехать отдохнуть, вы скажете, что об этом не может быть и речи?
– Вы же знаете, Люк не может уехать. У него сейчас три машины в гараже. Мы даже обсуждали, не взять ли ему помощника.
– И без него вы, разумеется, уехать не можете? – Он все еще изучал ее лицо. Слишком худое. Слишком бледное.
– Разумеется. – Она улыбнулась.
Почему же ему мерещится, что ее ответ не имеет никакого отношения к Люку?
Он тряхнул головой.
– Тогда вы должны строго следовать правилам, Джосс. Больше отдыхать. По-настоящему отдыхать. Больше общаться с людьми. Я понимаю, здесь имеется некоторое противоречие, но ведь у вас есть такое сокровище, как Лин. Я знаю, вы радушно принимаете гостей, они помогут вам расслабиться. Вам нужно отвлечься, вам необходимо больше смеха и, если без перебора, больше шума.
На этот раз она рассмеялась по-настоящему.
– Саймон, если бы вы знали, как ужасно это звучит. Я вовсе не одинока. Я не страдаю от тишины и уверена, что мне ничего не мерещится.
– Получается, что вы верите в привидения.
– Да. – Одно-единственное слово, но сказанное частично с вызовом, частично со смущением.
– Когда я увижу что-нибудь собственными глазами или услышу что-нибудь, я вам поверю. – Он потянулся и встал. – Увы, жаль, но с бессонницей я вам помочь не в силах. Больше гуляйте на свежем воздухе, пейте какао перед сном, позаботьтесь о чистой совести, вот и все, что я, как врач, могу вам посоветовать. – Он повернулся к двери, потянулся к ручке и снова обернулся. – Надеюсь, вы не боитесь привидений, Джосс?
– Нет, – решительно ответила она. – Я не боюсь.
Чердак был весь наполнен солнечным светом. Он высветил следы дождя и пыли на стекле и полосами плясал в воздухе. Прекрасная декорация для одной из сцен из ее романа, все то, что надо – жаркое солнце, запах столетий, старый дуб, пыль и абсолютная тишина. Джосс слегка запыхалась, поднимаясь по лестнице, но решительно направилась к старому сундуку в конце комнаты и откинула тяжелую крышку. Еще несколько дней назад она справилась с замком. Ей не хотелось просить Люка спилить замок, поэтому она часами сидела на полу со шпилькой, и внезапно замок щелкнул и открылся. Полная энтузиазма, она приоткрыла крышку и увидела книги, бумаги, письма и букет засохших цветов. Она взяла букет и присмотрелась к ним. Розы. Старые увядшие розы, обесцветившиеся от времени, перевязанные шелковой лентой. Она осторожно положила цветы на пол рядом с собой и принялась просматривать бумаги. Из глубины сундука поднимался густой запах кедра.
На дне она отыскала дневник Джона Беннета, того самого, который женился на ее прабабушке в 1893 году и через десять лет, в 1903, исчез, не оставив следа.
Последняя запись в дневнике, который велся нерегулярно примерно в течение пяти лет, была датирована 29 апреля 1903 года. Почерк был корявым, строчки набегали одна на другую.
«Итак, он забрал еще одну жертву. Мальчик умер. Следующим буду я. Почему она не может понять, что происходит? Я попросил, чтобы в доме провели святое причастие, но она отказалась. Иисус Христос, всемилостивейший, спаси нас».
И все.
Джосс сидела на закрытом сундуке с дневником на коленях и смотрела в пыльное окно. Небо было ослепительно голубым. Иисус Христос, всемилостивейший, спаси нас! Слова эхом звучали в ее голове. Что случилось с Джоном? Просто сбежал или, как он и страшился, умер? Она снова взглянула на дневник, полистала страницы. Вплоть до самых последних записей почерк был твердым, решительным, тема записей обычная – о ферме, деревне и так далее. Она нашла запись по поводу рождения маленького Генри Джона.
«Мэри сегодня в восемь часов легко родила мальчика. У него рыжие волосы, и он похож на отца Мэри».
Джосс улыбнулась, растроганная этой попыткой сострить. Но если это так и было, повод для смеха давно исчез с лица земли.
В начале дневника Джосс нашла короткую запись, относящуюся к его женитьбе на Мэри Саре весной 1893 года.
«Сегодня мы с Мэри обвенчались в церкви в Белхеддоне. Шел дождь, но, мне кажется, вечеринка удалась. Мы так долго ждали этого брака, и я теперь искренне надеюсь, что он будет удачным и плодотворным и что в Белхеддон-Холле воцарится счастье».
Джосс закусила губу. Выходит, он уже тогда знал. Откуда взялся Джон Беннет? Где они с Мэри познакомились? Все нашлось в дневнике. Джон был сыном священника в Ипсвиче, его мать рано умерла. Сам он учился на юриста и несколько лет был партнером юридической фирмы в Бэри. Женившись, он отказался от партнерства, видимо, чтобы заняться Белхеддоном, который по тем временам был большой и процветающей усадьбой с фермами, коттеджами и сотнями акров земли.
Дневник упал на колени. Джосс прислонилась к стене, всматриваясь в тени в дальнем конце чердака. Яркий солнечный свет, грубо высеченные опорные столбы, арочные потолочные балки – все это вместе давало такое сплетение темных теней на обоях, что в нем ей почудилась фигура человека. Она нахмурилась, попыталась сосредоточиться, чувствуя, как сердце начало биться в бешеном темпе. Ладони покрыл пот. Она плотно прижала их к крышке сундука, на котором сидела – его плотность придавала ей уверенности – и взглянула на дверь. Ей показалось, что она находится за тысячу миль от нее. На чердаке было неестественно тихо. Ни обычного поскрипывания половиц, ни мягкого посвиста апрельского ветра, ничего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});