Останавливаюсь у пятиэтажки. Обычный, неприметный район в таком же неприметном обычном городе. Поднимаюсь на второй этаж и подхожу к двери нужной мне квартиры. Хочу нажать на звонок, но меня останавливает женский голос. Оборачиваюсь.
— А вы кто? — на меня смотрит пожилая женщина.
— Я к девушке, что здесь живет. К Ренате, — отвечаю.
— А кем вы ей приходитесь? — бабуля явно знает Ренату.
— Друг, — пожимаю плечами.
— Что-то я таких друзей никогда у Ренаты не видела, — бубнит женщина. — Вы из Москвы?
— Да, оттуда. Она вчера быстро вернулась обратно, не успел поговорить с ней, — отвечаю, как можно дружелюбнее.
Давай бабка иди куда шла.
— Только ее дома нет. Они с Мишей ушли гулять, — говорит она, а я замираю. С Мишей? Это кто еще? Муж? Жених? — Тут недалеко, найдешь. Через два дома на детской площадке они обычно гуляют, — и зашла в квартиру напротив.
Соседка значит. Добрый одуван.
Проехав пару домов, останавливаюсь у изгороди площадки и выйдя из машины, замираю.
Я готов был увидеть все что угодно, но не то что вижу. Девчонка сидит на скамейке, что то рассматривая в телефоне. Мой взгляд прикован к ней. Футболка, шорты, кеды. Но еще привлекает внимание мальчишка, который играет в песочнице. Няня? Она нянькой подрабатывает?
Я готов поверить во что угодно. Но внутри что-то болезненно царапает. Даже вина за мое вечернее поведение отступает на задний план. Смотрю на мальчика. Он что-то говорит и улыбается. А потом замечает меня.
Кажется, мое сердце провалилось куда-то вниз. Я смотрю на него, а вижу себя. Себя я блять вижу. Что это такое? Что мать его это такое?
Мальчишка видимо испугался, потому что рванул к Ренате. До меня доносится его детский голосок. Он показывает пальчиком в мою сторону.
Рената поднимает голову и мы встречаемся взглядами. Она напугана. Прижимает мальца к себе.
Снимаю очки и направляюсь к ним, а сам не чувствую земли под ногами. Останавливаюсь в паре шагов от них. Приседаю.
— Привет, — здороваясь с пацаном. Разглядываю. Он смотрит на меня карими глазами, изучает.
— Здласти, — здоровается.
— Как дела? — в голове штиль, я вообще не знаю, что происходит со мной.
— А мама говолит что нельзя лазговаливать с незнакомцами, — задирает нос мелкий, а мой слух режет это его “мама”.
Поднимаю взгляд на сидящую на скамейке Ренату. Поджала губы, побледнела. Дышит тяжело.
— Так давай знакомиться, — улыбаюсь мальчишке. — Меня зовут Макар, а тебя, — протягиваю руку ему.
Он недолго подумав, посмотрев на Рену, снова смотрит на меня и отвечает:
— Миша, — и вкладывает свою маленькую пухлую ладошку в мою.
В этот миг кажется мое сердце остановилось. Мозг судорожно просчитывает сколько ему лет.
Нет, не может быть. Не может.
— Очень приятно, Миша, — отвечаю, чуть сжав теплую ладошку. — Сколько тебе лет?
— Четыле, — картавит забавно.
Я смотрю на Ренату. Снова на пацана. И охреневаю от мысли, что он мой сын. Он же мой сын? Все правильно же? Да и быть по-другому не может, он же моя копия!
Поднимаюсь, выпрямляясь. Растираю лицо. Тру затылок. Прохаживаюсь туда-сюда. Мне нужно немного успокоиться. Немного прийти в себя.
Сын. У меня есть сын.
Сажусь рядом на скамью.
— Макал тебе плохо? — хмурит бровки Миша.
— Миш, пойдем домой, — поднимается Рената и берет сына за руку.
— Мам, дяде не холошо, — задумчиво бормочет мальчишка.
— Дяде надо побыть одному, — говорит она.
“Дяде”… а это звучит больно. Больнее пуль в груди. Больнее разочарования.
* * *
Рената
Я все же надеялась, что не так быстро он появится. Но нет. Приехал. Зачем? Смотрю на него и не понимаю, зачем. За мной? Для чего? У меня много вопросов к нему. Но я боюсь их озвучить. Я смирилась с тем, что не нужна ему. Смирилась. И стало легче жить. Легче, когда знаешь, что кроме тебя у себя никого нет. Все сама.
Наблюдаю за его метаниями по площадке. Он удивлен, расстроен. Не знал? Не передали?
Внутри все сжимается, но я стараюсь не показывать этого. Мне больно не меньше его. Набираюсь сил и забираю Мишку домой. А Макар не идет за нами. И я не знаю, что чувствую в этот момент.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Кушать будешь? — спрашиваю сына, когда заходим в квартиру.
— Ага, — снимает сандалики и бежит в ванную мыть руки.
Я иду в кухню. Ополаскиваю руки и ставлю греться чайник. Снимаю крышку с небольшой кастрюли. Супчик вышел ароматным. Обычный картофельный с курочкой. Его очень любит Мишка.
— Я готов, — забирается на стул и свешивает ножки.
— Молодец, — улыбаюсь и принимаюсь разливать суп по тарелкам.
У меня дрогнула рука, когда в дверь позвонили.
— Баба Дина? — вопросительно смотрит на меня сын.
Пожимаю плечами и поставив полную тарелку на стол иду в коридор, к входной двери.
Звонок повторяется. Я смотрю в глазок. Сердце снова пускается в пляс. Ладони сразу потеют. Собираюсь с силами. Не могу же я прятаться от него?
Открываю дверь.
Стоит, спрятав руки в карманах брюк. Кажется он со вчерашнего вечера не переодевался. Взгляд больной. Ему плохо и от этого у меня сжимается сердце, болит.
— Впустишь? — его голос звучит тихо.
Отхожу в сторону, пропуская в квартиру и закрываю за ним дверь. Мы вдвоем оказываемся в маленьком тесном коридорчике. Мои легкие наполняются его запахом. Стоим и смотрим друг на друга. Только сейчас понимаю, как мне его не хватало. Но я справилась. Казалось тогда, что переболела. Только вот сейчас начинаю в этом сомневаться.
— Мамочка, — выбегает Мишка и замирает, разглядывая нас. — О, дядь Макал, — заулыбался.
Я вижу как Макару не нравится обращение сына. Но я не могу сейчас ничего сделать. Не могу. Как объяснить сыну, что перед ним отец?
— Привет, — натягивает улыбку мужчина.
— А мы обедать садимся, будешь с нами? — кажется мы оба удивлены приглашению сына. — Мама свалила мой любимый супчик.
— С удовольствием, — соглашается Мак. — Если мама разрешит, — и переводит вопрошающий взгляд на меня.
Он не настаивает, не заставляет. Он просит. Да что же ты со мной делаешь? Куда пропала моя броня за столько лет так кропотливо выстроенная?
— Да, конечно, — отвечаю и даже пытаюсь улыбнуться.
Прохожу мимо Макара в кухню. Достаю еще одну тарелку. Руки дрожат. Но я справляюсь и ставлю ее на стол.
— Луки мыть, — слышу как командует сын и провожает мужчину в ванную.
Я накрываю на стол. Сын с Маком входят в кухню и кажется без того небольшое пространство становится невыносимо тесным.
Приоткрываю форточку, чтобы дать доступ свежему воздуху. Мишка садиться на свое место, по центру. Мы с Макаром оказываемся друг напротив друга.
Едим в тишине. Мишка обычно не такой тихий. И его молчание кажется неестественным. Он стесняется.
— Мама вкусно готовит, — вдруг выдает сын.
— Согласен, суп очень вкусный, — отвечает Макар, зачерпывая бульон и переводит на меня свой смеющийся взгляд.
Я тоже помню как не могла приготовить кашу. Я все помню.
— А ты что любишь? — продолжает говорить Миша. — Я вот мясо люблю. Мама вкусные котлетки готовит. А еще мы с ней вместе печем пиццу. Ты к нам в гости будешь плиезжать? Ты должен обязательно поплобовать нашу пиццу, — затараторил мальчишка, а мне становится жутко не удобно.
— Я хотел бы попробовать все, что готовит твоя мама, — отвечает сыну, а смотрит на меня.
Кажется мои щеки начинают пылать. Я снова как та девчонка краснею под его взглядом.
— Мам? — спрашивает Миша. — Можно же, да?
— Мы это обязательно с, — запинаюсь, — дядей Макаром обговорим. А сейчас доедай и спать. У тебя сончас, не забыл?
— Я уже, — доел быстро последние пару ложек супа и поставив тарелку в мойку, побежал в комнату.
Я за ним. Мне нужно пару минут, чтобы собрать мысли в кучу. Мишка раздевается, залезает под покрывало и смотрит на меня, словно ждет, что я ему что-то сейчас объясню.