Джесс взглянула на разложенный на кровати календарь.
Сегодня 22 июня. Медленно перевернула страницы: июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь, 14 декабря. Она легла на бок и глянула вниз, на свой живот, — он стал уже заметен. Такое впечатление, будто она проглотила огромный праздничный обед. Внезапно Джесс почувствовала, как внутри у нее что-то булькнуло, еще раз… еще… Потом все прекратилось.
Что это было? Может, ребенок начал шевелиться? Джесс терялась в догадках.
Внезапно в животе что-то взорвалось. Джесс поспешно подтянула ноги к животу, скрючилась. Неприятное ощущение прошло.
Должно быть, все-таки ребенок, решила она. Доктор предупреждал, что он начнет скоро шевелиться. Да, наверное, так оно и есть.
Опять в животе что-то забулькало, потом возникла резкая боль. Как Джесс ни крутилась на кровати, боль не проходила.
«Интересно, у мамы тоже так было? — подумала Джесс. — Тогда ничего удивительного, что она родила только меня».
Джесс закрыла глаза и, пытаясь переключиться с неприятных ощущений внутри на что-нибудь другое, стала думать о своей матери. Какая же она была изящная, хрупкая, нежная и очень веселая. Когда Джесс была еще ребенком, мама постоянно придумывала какие-то маленькие игры, отчего самые обыденные вещи, как, например, размешивание сахара в чае с молоком, превращались в волшебную сказку. Для мамы не существовало никаких нудных и неприятных дел.
Она вдыхала жизнь и привносила искорку веселья во все, что ни делала, во все, что ее окружало.
Джесс вспомнилось, как они с мамой впервые пришли в огромный магазин игрушек, что на Пятой авеню. При входе в дверях стоял игрушечный солдатик и приветствовал каждого покупателя. Высокий, с негнущейся спиной.
На нем были камзол с медными пуговицами и аксельбантами белоснежные панталоны и высокая черная меховая шапка. Щеки, намазанные красной краской, так и сияли.
«Ой, мамочка, смотри!» — воскликнула Джесс, выдергивая ручонку из изящной руки матери, затянутой в белую перчатку. «Да, дорогая! — восторженно отозвалась мама. — Это солдатик из „Щелкунчика“.
Неделю назад они смотрели этот балет, и теперь на виду у всей Пятой авеню мама принялась кружиться вокруг солдатика, мурлыча себе под нос чарующую музыку Чайковского, потом, подхватив солдатика под мышки, закружила его в танце. Джесс залилась восторженным смехом и весело захлопала в ладоши, а немногочисленные покупатели, проходя мимо, с улыбкой смотрели на маму.
Это был чудесный день, который Джесс никогда не забудет. Она всегда вспоминала его, когда пыталась разобраться в том, что же все-таки произошло. Как могло случиться, что мама потеряла интерес к жизни? Это она-то, с ее неуемной энергией, постоянной жаждой деятельности и безудержным весельем! Может, отец завел себе любовницу? Или произошло что-то еще более ужасное? Джесс не знала. Она знала только, что любила мать, а та страстно любила ее. И Ричард ей очень нравился. Уж она бы позволила им пожениться. Придумала бы, как уговорить мужа…
Боль утихла, Джесс заснула.
Посреди ночи низ живота снова пронзила острая боль.
Сон как рукой сняло. Джесс поняла — что-то с ней происходит. Скрючившись от боли, она сползла с кровати и побрела в ванную комнату. С трудом добравшись до нее, хотела взяться за ручку двери, но не успела — голова закружилась, и, потеряв сознание, она упала на пол.
Первой почувствовала неладное Пи Джей. Услышав странный стук, она выскочила в коридор и, увидев лежащую на полу Джесс, громко закричала, разбудив своим криком всех обитателей пансионата.
— Джесс, девочка моя, не волнуйся, все будет хорошо.
Не открывая глаза, Джесс ощутила стойкий запах лаванды. С трудом подняв тяжелые веки, увидела у кровати мисс Тейлор. И комната, и кровать были ей незнакомы.
— Доктор сказал, что ты потеряла сознание от испуга.
Он хочет подержать тебя пару деньков здесь, в больнице, а потом недельку полежишь в постели, отдохнешь.
— А как ребенок?
— С ребенком тоже все в порядке, не волнуйся. Но тебе нужно немного отдохнуть — только и всего.
Джесс снова закрыла глаза, прислушиваясь к незнакомым больничным звукам. По щекам ее покатились слезинки.
— Мамочка, — едва слышно прошептала она. — Мамочка…
И снова забылась тяжелым сном, вызванным каким-то успокоительным лекарством.
ДЖИННИ
«Нужно найти какой-нибудь способ избавиться от этого треклятого ребенка», — размышляла Джинни, сидя утром за завтраком и потягивая кока-колу без льда. Вчера она явно перебрала — во рту неимоверная сухость, голова просто раскалывается. Но живот и ребенок чувствовали себя превосходно.
— Зачем ты пьешь столько кока-колы, Джинни? — спросила Сьюзен. — Ведь углекислый газ может навредить ребенку.
— Да ну… — удивилась Джинни. — Тогда нужно выпить еще стаканчик.
Она хотела продолжить эту тему, но в этот момент в библиотеке зазвонил телефон. Секунду спустя в дверях столовой появилась миссис Хайнс: руки на талии, глаза — щелочки.
— Мисс Стивенс, — громко объявила она. — Вас к телефону.
Джинни поставила стакан на стол.
— Должно быть, из Голливуда, — небрежно бросила она и пошла к телефону.
Войдя в библиотеку, она плотно прикрыла за собой двери. Еще не взяв трубку, догадалась — звонит мать. Только она одна знала о ее местонахождении.
— Привет, мам, — проговорила она в трубку.
— У нас неприятности, Джинни, — донесся до нее хриплый шепот. — Он знает.
У Джинни подкосились ноги. Она опустилась в кожаное кресло мисс Тейлор.
— Что?! Это невозможно! Откуда он узнал? — Внезапно ее осенила догадка:
— Это ты ему сказала? Мама, ради Бога, отвечай. Это ты ему сказала?
На другом конце послышалось тихое всхлипывание.
— Мама, я не могу поверить, что ты ему проговорилась.
— Он… он заставил меня, — пробормотала мать.
— Вот черт! Что он тебе сделал? Избил?
Ответа не последовало.
Джинни похолодела. Взяв со стола коробку со скрепками, принялась машинально поигрывать ею. Внезапно страшно захотелось курить. Выдвинув ящик стола, распечатала пачку сигарет «Пэл-Мэл». Одну сунула в рот, другую положила в карман.
— Это из-за денег? Он узнал, что ты взяла деньги?
Мать вздохнула.
— Когда ты прошлым вечером не пришла ночевать, он рассвирепел. Сказал, что ты занимаешься беспутством, и по возвращении грозил тебя серьезно наказать.
Джинни почувствовала, как у нее вспыхнули щеки. Она принялась усердно рыться в ящике стола. Попадалось все, что угодно, но только не спички: какие-то ручки, блокноты, счета. Наконец нашла. Надпись на коробке сообщала, как чудесно можно пообедать в местном ресторанчике всего за один доллар двадцать пять центов.