трон своего внука. Но мальчишке нет еще и трех лет. Так что король заставил лордов присягнуть на верность Мод.
Филип недоумевал:
— Но если король сделал Мод своей наследницей и лорды уже присягнули ей… то в чем проблема?
— Не все так просто в жизни при дворе, — сказал Франциск. — Мод замужем за Джеффри Анжуйским. А Анжу и Нормандия — старые враги. Наши нормандские сюзерены ненавидят анжуйцев. Откровенно говоря, старый король был слишком большим оптимистом, если надеялся, что вся эта компания англо-нормандских лордов отдаст Англию и Нормандию в руки анжуйцу, какие бы клятвы они ни произносили.
Филип был несколько озадачен осведомленностью своего младшего брата и его фамильярным отношением к могущественнейшим особам государства.
— Но как ты это узнал?
— Лорды съехались в Ле-Небур, чтобы решить, как быть дальше. Нет необходимости говорить, что мой господин, граф Роберт, тоже был там, а я при нем писарем.
Филип вопросительно посмотрел на брата, подумав, как, должно быть, жизнь Франциска отличается от его собственной. Затем, вспомнив что-то, спросил:
— Граф Роберт — старший сын покойного короля, не так ли?
— Да, и очень честолюбив. Но он придерживается общей точки зрения, что внебрачные дети должны завоевывать свои королевства, а не наследовать их.
— А кто еще был там?
— Трое племянников короля Генриха, сыновья его сестры. Старший, Теобальд Блуа; затем его любимец Стефан, которого он одарил обширными поместьями здесь, в Англии; и младший — Генрих. Последнего ты знаешь как епископа Винчестерского. Так вот, в соответствии с традицией, которая, возможно, кажется тебе вполне разумной, лорды оказали предпочтение старшему, Теобальду. — Усмехнувшись, Франциск взглянул на брата.
— Вполне разумно, — улыбнулся Филип. — Итак, Теобальд — наш новый король?
Франциск покачал головой.
— Он тоже так думал, но младшие братья не сидели сложа руки. — Они дошли до дальнего конца поляны и повернули назад. — И пока Теобальд милостиво принимал от лордов заверения в преданности, Стефан переправился через Ла-Манш в Англию и помчался в Винчестер, где с помощью своего младшего брата, епископа Генриха, захватил замок и, что самое главное, королевскую казну.
Филип чуть было не сказал: «Итак, Стефан — наш новый король», но прикусил язык: он уже говорил это о Мод и Теобальде и оба раза попадал впросак.
— Чтобы сделать свою победу окончательной, — продолжал Франциск, — Стефану требовалось только одно: поддержка Церкви. Ибо пока он не будет коронован в Вестминстере самим архиепископом, он не может считаться полноправным королем.
— Уверен, это было проще простого, — сказал Филип. — Его брат Генрих — один из влиятельнейших священников страны, епископ Винчестерский, аббат Гластонберийский, богатый, как Крез, и почти такой же могущественный, как архиепископ Кентерберийский. И если епископ Генрих не собирался поддержать брата, то зачем ему нужно было помогать Стефану захватить Винчестер?!
Франциск кивнул.
— Должен сказать, епископ Генрих действовал блестяще. И Стефану он помогал отнюдь не из братских чувств.
— Тогда почему?
— Несколько минут назад я напомнил тебе, каково было отношение покойного короля Генриха к Церкви. Епископ Генрих хочет добиться того, чтобы новый король, кто бы он ни был, обращался с ней с большим почтением. Поэтому, прежде чем гарантировать поддержку, Генрих заставил Стефана торжественно поклясться, что тот будет охранять права и привилегии Церкви.
Филипу это понравилось. В самом начале царствования Стефана его отношения с Церковью были четко определены, и причем на условиях Церкви. Но, пожалуй, даже более важным было создание прецедента. Церковь короновала королей, но до сих пор у нее не было права выдвигать условия. Возможно, наступит время, когда ни один король не сможет прийти к власти, не заключив с ней соответствующего соглашения.
— Для нас это значило бы очень многое, — сказал Филип.
— Стефан может и не сдержать своих обещаний, — рассуждал Франциск. — Но все равно ты прав. Он уже никогда не сможет быть таким жестоким по отношению к Церкви, каким был Генрих. Однако есть еще одна опасность. От того, что сделал Стефан, сильно пострадали два лорда. Один из них — Бартоломео, граф Ширинг.
— Знаю его. Город Ширинг в двух днях пути отсюда. Говорят, Бартоломео — человек благочестивый.
— Может быть. Мне известно лишь, что он лицемерный и упрямый вельможа, который никогда не изменит данной Мод клятве верности, даже если ему будет обещано прощение.
— А кто второй недовольный господин?
— Мой лорд Глостер. Я уже говорил, что он очень честолюбив. Его душа терзается от мысли, что, будь он законнорожденным, он стал бы королем. Лорд Роберт хочет посадить на трон свою сводную сестру, полагая, что она полностью будет следовать указаниям и советам брата и он, по сути, сделается королем.
— Он собирается что-нибудь предпринять?
— Боюсь, что да. — Франциск понизил голос, хотя рядом никого не было. — Вместе с Мод и ее мужем Роберт и Бартоломео намерены поднять мятеж, сбросить Стефана и усадить на трон Мод.
Филип остановился.
— Которая сведет к нулю все, чего достиг епископ Винчестерский! — Он схватил брата за руку. — Но Франциск…
— Я знаю, о чем ты думаешь. — Внезапно дерзкая фамильярность покинула Франциска, уступив место озабоченности и тревоге. — Если бы граф Роберт узнал, что я тебе все это рассказал, он бы меня повесил. Он мне полностью доверяет. Но прежде всего я предан Церкви, это мой долг.