Читать интересную книгу Сталин. Красный «царь» (сборник) - Исаак Дойчер

Партия, комсомол, профессиональные союзы – даже независимо от того, как они выполняют свою социалистическую миссию, – администрация национализированной промышленности, кооперации, колхозов, совхозов – даже независимо от того, как она справляется со своими хозяйственными задачами, – воспитывают неисчислимые кадры молодых администраторов, привыкающих оперировать людскими и товарными массами и отождествлять себя с государством: они являются естественным резервуаром командного состава. Высшая допризывная подготовка учащейся молодежи создает другой самостоятельный резервуар. Студенчество группируется в особые учебные батальоны, которые в случае мобилизации могут с успехом развернуться в ускоренные школы командного состава. Для оценки размеров этого источника достаточно указать, что число окончивших высшие учебные заведения достигает сейчас 80 тысяч в год, число студентов превысило полмиллиона, а общее число учащихся во всех учебных заведениях страны приближается к 28 миллионам.

В области хозяйства, особенно промышленности, социальный переворот обеспечил делу обороны такие преимущества, о которых старая Россия не могла и думать. Плановые методы означают, по сути дела, постоянную мобилизацию промышленности в руках правительства и позволяют ставить во главу угла интересы обороны уже при постройке и оборудовании новых предприятий. Соотношение между живой и механической силой Красной Армии можно считать, в общем и целом, стоящим на уровне передовых армий Запада. В отношении артиллерийского переоборудования достигнуты решающие успехи уже в течение первой пятилетки. Огромные средства расходуются на производство грузовых и броневых автомобилей, танков и самолетов. В стране сейчас около полумиллиона тракторов; в 1936 г. должно быть выпущено 160.000 штук, общей мощностью в 8,5 миллионов лошадиных сил. Строительство танков идет параллельно. Мобилизационные расчеты Красной Армии исходят из 30—45 танков на километр активного фронта.

В результате большой войны морской флот оказался сведен с 548.000 тонн в 1917 г. к 82.000 – в 1928 г. Здесь приходилось начинать почти сначала. В январе 1936 г. Тухачевский объявил на сессии ЦИКа: «Мы создаем мощный морской флот; в первую очередь мы сосредоточили наши усилия на развитии подводного флота». Японский морской штаб хорошо осведомлен, надо думать, о достигнутых в этой области успехах. Не меньше внимания сейчас отдается Балтике. Все же в ближайшие годы морской флот сможет претендовать лишь на вспомогательную роль в области охранения морских границ.

Зато далеко вперед выдвинулся воздушный флот. Свыше двух лет назад делегация французских авиационных техников была, по словам печати, «изумлена и восхищена» достигнутыми в этой области успехами. Она имела, в частности, возможность убедиться в том, что Красная Армия производит в возрастающем числе тяжелые бомбовозы для действия по радиусу в 1.200 – 1.500 километров: в случае войны на Дальнем Востоке политические и военные центры Японии оказываются под ударом из советского Приморья. По проникшим в печать данным, пятилетний план Красной Армии предусматривал на 1935 год 62 авиационных полка, способных одновременно выдвинуть на линию огня 5.000 самолетов. Вряд ли можно сомневаться в том, что план выполнен, скорее даже с избытком.

Авиация неразрывно связана с той отраслью промышленности, которая в царской России почти отсутствовала, но за последний период сделала крупнейшие успехи: с химией. Не секрет, что советское правительство, как, впрочем, и все правительства мира, не верило ни на минуту повторным «запрещениям» применения газов. Работа итальянских цивилизаторов в Абиссинии снова наглядно показала, чего стоят гуманитарные ограничения международного разбоя. Можно предполагать, что против каких-либо катастрофических сюрпризов со стороны военной химии или военной бактериологии, этих наиболее таинственных и зловещих областей, Красная Армия вооружена вряд ли хуже армий Запада.

Законные сомненья должен вызывать вопрос о качестве изделий военной промышленности. Напомним, однако, что средства производства выделываются в СССР лучше, чем предметы широкого обихода. Где заказчиками являются влиятельные группировки самой правящей бюрократии, там качество продукции значительно поднимается над средним, очень еще низким уровнем. Самый влиятельный заказчик – военное ведомство. Не мудрено, если машины истребления выше по качеству не только чем предметы потребления, но и чем средства производства. Военная промышленность остается, тем не менее, частью всей промышленности и, хоть в ослабленной степени, отражает на себе все ее недочеты. Ворошилов и Тухачевский не упускают случая публично напомнить хозяйственникам: «Мы не всегда полностью удовлетворены качеством той продукции, которую вы даете Красной Армии». На закрытых заседаниях руководители военного ведомства выражаются, надо полагать, более категорически. Предметы интендантского снабжения по общему правилу ниже боевого. Сапог хуже пулемета. Но и авиационный мотор, несмотря на неоспоримые успехи, еще значительно отстает от лучших западных типов. В отношении военной техники в целом остается в силе старая задача: по возможности приблизиться к уровню будущих врагов.

Хуже обстоит дело с сельским хозяйством. В Москве нередко повторяют, что так как доход от промышленности уже превысил доход от сельского хозяйства, то СССР, тем самым, из аграрно-индустриальной страны стал индустриально-аграрной. На самом деле новое соотношение доходов определяется не столько ростом промышленности, как ни значителен он сам по себе, сколько чрезвычайно низким уровнем земледелия. Чрезвычайная уступчивость, проявлявшаяся в течение ряда лет советской дипломатией по отношению к Японии, вызвана была, в числе других причин, острыми продовольственными затруднениями. Последние три года принесли, однако, значительное облегчение и позволили, в частности, создать серьезные военно-продовольственные базы на Дальнем Востоке.

Самым уязвимым пунктом армии, как это ни парадоксально, является лошадь. В разгуле сплошной коллективизации погибло около 55% конского поголовья. Между тем, несмотря на моторизацию, нынешней армии нужна, как и во времена Наполеона, одна лошадь на трех солдат. За последний год произошел, однако, благоприятный перелом и в этом отношении: число лошадей в стране снова начало расти. Во всяком случае, если б война разразилась даже в ближайшие месяцы, государство со 170-миллионным населением всегда будет иметь возможность произвести мобилизацию необходимых для фронта продовольственных ресурсов и лошадей, разумеется, в ущерб остальному населению. Но народные массы всех стран в случае войны не могут вообще надеяться ни на что, кроме как на голод, отравленные газы и эпидемии.

* * *

Великая французская революция создала свою армию путем амальгамы новых формирований с королевскими линейными батальонами. Октябрьская революция упразднила царскую армию целиком и без остатка. Красная Армия строилась заново, с первых кирпичей. Ровесница советскому режиму, она разделила в большом и малом его судьбу. Своим неизмеримым перевесом над царской армией она целиком обязана великому социальному перевороту. Она не осталась, однако, в стороне от процессов перерождения советского режима; наоборот, в ней они нашли наиболее законченное выражение. Прежде чем попытаться определить возможную роль Красной Армии в будущем военном катаклизме, необходимо остановиться на эволюции ее руководящих идей, как и ее структуры.

Декрет Совета народных комиссаров от 12 января 1918 г., полагая начало регулярным вооруженным силам, следующими словами определил их назначение: «С переходом власти к трудящимся и эксплуатируемым классам возникла необходимость создания новой армии, которая явится оплотом советской власти… и послужит поддержкой для грядущей социалистической революции в Европе». Повторяя в день Первого мая «социалистическую клятву», которая пока еще удержалась с 1918 г., молодые красноармейцы обязуются «пред лицом трудящихся классов России и всего мира» в борьбе «за дело социализма и братства народов – не щадить ни своих сил, ни самой жизни». Когда Сталин именует ныне международный характер революции «комическим недоразумением» и «чепухой», он обнаруживает, помимо всего прочего, недостаточное уважение к основным декретам советской власти, не отмененным еще и до сего дня.

Армия, естественно, питалась теми же идеями, что партия и государство. Законодательство, публицистика, устная агитация одинаково вдохновлялись международной революцией как практической задачей. В рамках военного ведомства программа революционного интернационализма принимала нередко утрированный характер. Покойный С. Гусев, одно время начальник Политического управления армии, впоследствии ближайший союзник Сталина, писал в 1921 г. в официальном военном журнале: «мы готовим классовую армию пролетариата… не только к обороне против буржуазно-помещичьей контрреволюции, но и к революционным войнам (и оборонительным, и наступательным) против империалистских держав», причем Гусев ставил в прямую вину тогдашнему главе военного ведомства недостаточную подготовку Красной Армии к ее международным задачам. Автор этих строк печатно разъяснял Гусеву, что внешняя военная сила призвана выполнить в революционном процессе не основную, а вспомогательную роль: лишь при наличии благоприятных условий она способна ускорить развязку и облегчить победу. «Военное вмешательство – как щипцы акушера: примененное вовремя, оно способно облегчить родовые муки; пущенное в ход преждевременно, оно может дать лишь выкидыш» (5 декабря 1921 г.). Мы не можем, к сожалению, с необходимой полнотой излагать здесь историю этой немаловажной проблемы. Отметим, однако, что нынешний маршал Тухачевский обращался в 1921 г. к Коммунистическому Интернационалу с письменным предложением создать при его президиуме «международный генеральный штаб»: интересное письмо это тогда же опубликовано было Тухачевским в сборнике его статей под выразительным заглавием: «Война классов». Талантливый, но склонный к излишней стремительности полководец должен был узнать из печатного разъяснения, что «международный генеральный штаб мог бы возникнуть только на основе национальных штабов нескольких пролетарских государств; пока этого нет, международный штаб неизбежно превратился бы в карикатуру». Если не сам Сталин, который вообще избегал занимать определенную позицию по принципиальным вопросам, особенно новым, то многие из его будущих ближайших соратников стояли в те годы «влево» от руководства партии и армии. В их взглядах было немало наивных преувеличений, или, если угодно, «комических недоразумений»: возможен ли, однако, без этого великий переворот? Против левой «карикатуры» на интернационализм мы вели борьбу задолго до того, как пришлось повернуть оружие против не менее карикатурной теории «социализма в отдельной стране».