Читать интересную книгу Русская Армения - Евгений Марков

Несмотря на близость Карс-Чая, станции карсской железной дороги довольно бедны водою. Вода здесь везде, начиная от станции Караяла до самого Карса, с минеральными солями, как и на баку-тифлисской дороге. Поэтому приходится брать хорошую воду в духоборском селе Гореловке, в трех верстах от станции Башкадыклар, поднимать ее машинами и по трубам проводить до станции; тут даже в поездах вы всегда увидите вагон-цистерну для воды, которую развозят по работам и отчасти по станциям.

К станции Башкадыклар подъезжаешь тремя очень глубокими выемками в скалистых стенах, напоминающими туннели своего рода; по ним можно судить, каких трудов стоило прорубание дороги сквозь эти крепкие как гранит породы. За станциею влево за горою, большое озеро Чалдыр-Гел; это прекрасное озеро, протянувшееся на 18 верст высоко в горах, полно форели и всевозможной дикой птицы: лебеди, бабы-птицы и всякая другая дичь кишмя-кишит там, и наши инженеры, строившие дорогу, развлекались от своих тяжелых трудов и однообразной жизни интересною охотою на его роскошных берегах.

Уже на первой станции, Караяле, мы наткнулись на крушение поезда. С нами в вагоне, кроме инженеров, ехал еще исправлявший должность карсского губернатора, генерал Г., сопровождаемый местным окружным начальником. Оказалось, что путь поврежден и загроможден упавшими вагонами, и что придется обождать, пока его расчистят. Мы все, вместе с генералом Г., отправились осматривать сокрушившийся поезд, довольные в душе, что эта беда пришлась не на нашу долю. По счастью, пострадало всего только три человека, да и то сравнительно легко, так что один из раненых, после перевязки фельдшера, отправился пешком куда-то домой. Поезд был товарный, и несчастье произошло от самой пустой причины: в одной из ступенек вагона откололась половина доски; прикреплявший ее винт с гайкою, вследствие этого, провалился и повис несколько ниже, чем при доске, а через это он зацепил, при проходе поезда, за рычаг стрелки, — рычаг повернулся, сбросил стрелочника в ровик и направил вторую половину поезда, уже продвинувшего свои передние вагоны по одному пути, — на другой путь; понятно, что поезд, растягиваемый в разные стороны, стал рваться, коверкая и опрокидывая вагоны, сбивая рельсы.

Страшно было смотреть на эти тяжелые железные полосы, ссученные словно пенечная веревка, на эти железные громады, изломанные словно картонные домики, лежавшие вверх колесами с распоротым брюхом, будто убитые колоссальные животные. Толпа народа стояла в бесплодном раздумье над ними, как над трупами утопленников, только что вытащенных из воды.

Генерал Г. и наши инженеры допытывались от участников крушения подробностей катастрофы, и все заставляло думать, что действительно виною ее был этот незамеченный вовремя злополучный винт.

* * *

«Ставка Мацра» — последняя станция перед Карсом. Названа она в память той «ставки Мацры» в которой находился главнокомандующий нашею армиею, великий князь Михаил Николаевич, при взятии Карса в 1877 году, — которая, однако, была не здесь, а на пять верст выше, на горе.

Мацра — высшая точка карсской дороги, на 6.055 футов от уровня моря. Станция Барс уже на 30 сажен ниже.

В Карс мы приехали уже вечером и не стали осматривать его до утра.

В гостинице «Имперьял» нам отвели два маленьких, но довольно чистеньких номера, по 1 р. 50 к.; стол тоже оказался порядочный и недорогой. Прежде всего нужно было добыть билеты на право завтрашнего осмотра крепости и фортов, для чего мы с зятем тотчас же отправились в крепостной штаб. Там, однако, уже не было никого из начальства, и пришлось сноситься телеграфом, с адъютантом. Получив его обещание прислать разрешение, мы поручили писарю принести нам его в гостиницу и с удовольствием уселись за поздний, но зато достаточно плотный обед, или, вернее, ужин. Выспались отлично, и в 81/2 часов утра у крыльца уже ждала нас приличная коляска парою, нанятая за 3 руб. для поездки во все форты. Еще рано утром, только вскочив с постели и открыв настежь широкое окно, мы с женою любовались, не отрывая глаз, на оригинальный вид, стоявший перед нами, словно какая-то чудная, фантастическая картина в раме окна. После вчерашнего дождика, моросившего с перерывами почти целый день, утро сияло жаркое и яркое, какого не бывает даже и в июле у нас, на холодной Руси. На фоне синего южного неба вырезалась прямо перед нами своими резкими черными силуэтами капризно изломанная коническая скала, а высоко на макушке ее и по ее обрывам — зубчатые стены и башни старой турецкой цитадели, увенчанной русским флагом. Плоскокрышие кубики турецких домиков, с их чуть слепленными балкончиками и решетчатыми окнами, живописно лепятся со всех сторон по обрывам и уступам этой защитной скалы, взлезая на голову один другому, карабкаясь вверх со дна долины словно ступени лестницы; такие же каменные кубы и деревянные балкончики, перемешанные с темно-зелеными пирамидами тополей, с стройными иглами минаретов, с куполами мечетей и бань, насыпаны беспорядочною кучею у подножия скалы, в глубокой котловине между суровыми, голыми горами, ощетинившимися жерлами пушек и насыпями батарей…

Город сначала уходит вниз, в эту глубокую лощину, по берегам Карс-Чая, потом поднимается круто на горы и к подножию крепостной скалы. Общий вид его издали — азиатского города; но когда едешь по улицам, то видишь уже много по-европейски построенных домов, магазинов, лавок, фаэтоны извозчиков, хотя и мало по-европейски одетой публики среди турецкой и татарской толпы. Солдаты, офицеры — на каждом шагу.

Направляясь в крепость, мы заехали в очень древний собор Карса, построенный, как думают, в X-м столетии. Этот собор 12-ти апостолов был сначала армянский, потом лет четыреста он принадлежал грекам, потом был обращен турками в мусульманскую мечеть. После присоединения Карса к России, поднялся ожесточенный спор между армянами и греками, — кому отдать древнюю святыню. Император Александр III очень просто разрешил этот спор, обратив собор в русский православный, и сделал его главным войсковым и городским храмом во имя св. Михаила Архангела.

Собор в общеармянском стиле, с двенадцатигранною башнею, крытою тяжелыми каменными плитами, с основанием о десяти выступах. Кругом окон и дверей, по карнизам — обычная каменная резьба, а в простенках — вырезанные на камне же фигуры святых младенчески неумелого рисунка, доходящего в иных подробностях своих до нелепости и безобразия. Уже этот первобытный характер скульптуры, далеко не похожий на гораздо более художественные изображения древних храмов Ани и Эчмиадзина, подтверждает глубокую древность карсского собора.

Славная грузинская царица Тамара владела некоторое время Карсом, и местные жители уверяют, будто она-то первая и дала теперешнее имя городу. По местной легенде, когда Карс взят был грузинами после кровопролитного боя, то из ущелья, где было множество убитых, неслось такое зловоние от разлагающихся трупов, что царица сказала с отвращением: «Этот город нужно назвать „харс“ (т. е. „вонь“).

В книгах, однако, дается другое объяснение имени „Карс“, которое производят от грузинского слова „кари“ — „двери или ворота“, — „Карис-Канаки“ („город-двери“), — обозначая, будто бы, этим важное положение города на главном пути из азиатской Турции в Грузию.

Действительно, Карс издревле играл роль порубежной крепости между Турциею, Персиею, Армениею и Грузией. Особенно сильно укрепили его турки во время своих войн с персами в XVI-м столетии при султане Мураде III.

Это не помешало, однако, нашим кавказским молодцам под предводительством Паскевича с налета овладеть в 1828 году Карсом, ворвавшись в него вслед за разбитыми турецкими войсками.

* * *

Проехали мимо дома военного собрания на ту сторону реки, едем через турецкую часть города, облепившую кругом цитадель. Высоко над нашими головами висит словно какая-то изумительно картинная декорация, забравшаяся на вершину нагроможденных друг на друга скал, неприступная средневековая крепость с ее зубчатыми стенами, спалзывающими вниз по отвесным обрывам; висят над нашею головою, стоя друг на друге, и эти своеобразные азиатские дома, со вторым этажом шире первого, с третьим этажом шире второго, открывая теперь изблизи все домашние тайны своих грязных двориков, лесенок и балкончиков; широкие и огромные глиняные купола поднимаются как могильные курганы на турецких банях, поросших вениками. Толпа тут такая же восточная, как и жилища: турецкие и армянские бабы, с укутанными лицами, турки в курточках и в широчайших шароварах, словно сваливающихся с них, жалкие и словно смущенные своим новым положением.

Когда мы объехали, наконец, скалу цитадели, то очутились в глубоком живописном ущелье, со всех сторон заслоненном горами; солнце еще не успело заглянуть в это глухое провалье, и в нем еще стояла прохладная сырость и полутьма ночи. Пенистый быстрый поток Карс-Чая гудит внизу, извиваясь между сдавившими его громадами горных круч. На этой стороне — цитадель, вздернутая Бог знает как высоко, к самым облакам; к ней поднимается со дна ущелья почти отвесная каменная лестница, устроенная уже русскими для удобного сообщения с фортами и городом.