— Они что… все?.. Я думала… я не поняла…
— Да, они мертвы, — просто ответила зеландка. Мертвы. Пластмассовые нити стягиваются, высыхая на воздухе, попавший в них быстро теряет сознание. Это милосерднее, чем ваши луки и стрелы.
Розалинда поежилась, я тоже. Что-то тут было не то. Одно дело бороться лицом к лицу — или пасть в битве, здесь — совсем другое. Да и наша спасительница — в ее мыслях не ощущалось особого беспокойства или жестокосердия. Неудовольствие, как если бы ее на что-то вынудили. Она поняла наше смятение и с упреком покачала головой.
— Убивать живых неприятно. Но делать вид, что можно обойтись без этого, самообман. Мы едим мясо, овощи уничтожаем сорняки. Все это часть общего процесса жизни в нем нет ничего постыдного или страшного Мы должны бороться, за выживание, должны спасать от гибели себе подобных, — или сами погибнем.
Наступит день, когда и мы сойдем с лица земли, чтобы уступить место новым видам. Наверное, мы попытаемся бороться с неизбежным, как и Прежние Люди Но в конце концов уступим, как сейчас нам уступают эти. Они защищают свой вид, хотят уничтожить нас, а мы спасаем себя и своих.
Я вижу, вы потрясены: Но ведь вас воспитали эти люди и вам по-прежнему кажется, что вы с ними чем-то связаны А они-то сразу поняли, что вы другие! Они-то шли сюда, чтобы уничтожить вас! Потому что мы превосходим их, мы выше их. Мы не просто умеем общаться на расстоянии думать сообща — мы подошли к возможности объединять все умы воедино для решения сложнейших задач. Мы не пытаемся, превращать живых людей в слепки с одной и той же модели, как чеканят монеты. Мы не пытаемся подменять своими проповедями Господа.
Жизнь — это развитие, а мы — часть жизни. Неподвижность:- враг всего сущего. Если вы шокированы, лучше подумайте о том, что уже натворили ваши народы и что еще могут натворить. Я мало что о вас знаю, но образец-то везде один. Вспомните, как они собирались поступить с вами!
Как и раньше, у меня возникло ощущение, что она сама тоже читает проповедь. Но все же я успевал следить за ходом ее мысли. Так отключиться, как она, осознать себя полностью отличным от обычных людей я не мог Не уверен что мне и сейчас это удается. Мне все еще казалось тогда что мы — лишь несчастное загнанное меньшинство. Но зато я отлично помнил, отчего нам пришлось бежать…
Я глянул на Петру. Ей явно стало скучно, она сидела глядя в лицо зеландке, и не слушала нас А передо мной пронеслись образы: вот тетя Гарриет в воде, с белым свертком в руках; покончившая с собой Энн; боль Салли и Кэтрин; Софи, превратившаяся в дикарку, Софи со стрелой в горле…
На их месте могла быть и Петра… Я подошел к сестренке, обнял ее.
Все это время Майкл стоял у входа, глядя на машину. Но вот он обернулся к нам.
— Петра, ты не могла бы позвать Рейчел?
— Да, она здесь, слышит, спрашивает, что у нас происходит.
— Передай ей, что бы ей ни говорили, мы живы и в безопасности.
— Да, — вскоре сказала Петра, — она все поняла.
— Теперь передай ей вот что. Пусть она наберется терпения да ведет себя поосторожнее. Дня через три-четыре я к ней приду. Передашь?
Петра все передала и, как всегда, излишне громко, потом нахмурилась, произнесла вслух с оттенком презрения:
— Она вся плачет! Почему, Господи? Не понимаю! Мысли сзади не грустные она счастлива. Почему? Мы молча смотрели на Майкла.
— Вы вне закона, так что я иду один, — решительно сказал он.
— Но Майкл… — начала Розалинда.
— Она там совсем одна, — прервал ее Майкл. — Ты бы оставила Дэвида — или он тебя?
Отвечать было нечего. — Но ты сказал, что идешь за ней?
— Да. Мы, конечно, можем пожить в Вакнуке, дожидаясь, пока обнаружат нас или наших детей… Нет, и годится. Уйти в Окраины? — Он с отвращением глянул вниз. — Тоже плохо. Что ж, раз машина не может лететь за ней, я сам пойду.
Зеландка склонилась вперед, глядя на него с сочувствием и восхищением.
— Майкл, путь долог — и там эти жуткие земли!
— Знаю. Но мир ведь круглый, значит, есть и иной путь.
— Будет трудно и очень опасно.
— Не опаснее, чем жизнь в Вакнуке. Да и сможем ли мы жить там, зная, что у нас есть куда уйти! Теперь мы уверены, что мы не «отклонения», не каприз природы. Теперь нам не просто нужно выжить — у нас есть цель!
— Майкл, — зеландка смотрела ему прямо в глаза, Майкл, ты доберешься до нас, и мы будем тебе рады.
Дверь с шумом захлопнулась, машина задрожала, поднялся ветер. Через окна мы видели Майкла — его одежда развевалась по ветру. Даже деревья дрожали.
Пол под ногами дрогнул, накренился. Машина дернулась и взлетела в ночное небо. Выровнявшись, она взяла курс на юго-запад.
Петра так перевозбудилась, что часть ее ощущений передалась и нам.
— Чудо, все видно на мили кругом! Майкл, какой ты крошечный!
— Сейчас я кажусь тебе крошечным, Петра, — донеслась до нас мысль Майкла. — Но мы придем, и я снова покажусь тебе большим!
Все было как в моем сне. Яркое солнце — ярче, чем мы когда-либо видели в Вакнуке, — освещало большой голубой залив с лодками, несшими разноцветные паруса, и без парусов. На берегу раскинулся город, тянувшийся в сторону холмов. Из-за зелени выглядывали белые дома, виднелись даже крошечные машины, катившиеся по дорогам. Посреди зеленого поля, чуть в стороне от города, стояла высокая башня, на вершине ее мерцал яркий свет, и наша машина снижалась прямо к нему.
Все было так знакомо, что я даже испугался. Вдруг снова проснусь в Вакнуке? Я взял Розалинду за руку.
— Ты тоже это видишь?
— Да, Дэвид, никогда бы не подумала, что на свете существует такая красота… И здесь есть такое, о чем ты мне не рассказывал!
— Что же?
— Прислушайся! Откройся… Петра, перестань болтать хоть на минуту, детка, пожалуйста!
Я вслушался — мысленно. Вот наш пилот с кем-то общается… Не то.
Казалось, внизу гудит большой улей, но беззвучно. Словно разливается ясный свет.
— Что это? — спросил я с недоумением.
— Разве ты не понял, Дэвид? Это люди — такие же, как мы!
Конечно, она права! Я вслушивался, пока не пришлось защитить мозг — Петра перевозбудилась и еле сдерживалась. Мы летели прямо над городом.
— Теперь верю, — сказал я Розалинде. — Раньше ведь тебя со мной не было.
Она обернулась, и я увидел настоящую Розалинду — ту, что всегда скрывалась где-то глубоко внутри. Броня исчезла, передо мной будто цветок раскрывался…
— Теперь, Дэвид… — начала она. Но тут нас всех прихлопнуло — даже машина дернулась. Отовсюду понеслись протестующие мысли-чувства.
— Ох, простите! — извинилась Петра — перед командой и всем городом. — Но здесь так здорово!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});