- Я никогда не думал об этом, - медленно сказал я. - Хотел только отслужить срок.
Он усмехнулся:
- О каком сроке ты говоришь! Ты слышал, чтобы кого-нибудь сейчас увольняли? Война идет, а ты все твердишь о двухлетнем сроке!
Он был прав. Пока идет такая страшная война, говорить о сроках службы бессмысленно. По крайней мере, нам. Я подумал, что сейчас разговор о сроке службы - это показатель отношения к ней. Тот, кто думает о "двух годах", знает, что рано или поздно уйдет из армии. В глубине души он чувствует себя гостем Службы. Он может говорить: "Когда эта треклятая война кончится..." Профессионал никогда так не скажет. Для него увольнение через двадцать лет - конец самого важного этапа жизни. Быть может, для профессионала равноценны оба возможных исхода - увольнение и гибель в бою...
- Ну, может быть, и не два года, - признал я. - Но ведь война не может длиться вечно.
- Так уж и не может?
- А, по-твоему, она навечно?
- Господи, кабы я знал. Однако никто мне этих секретных данных не сообщает. Но ведь это не главное, что тебя тревожит, Джонни? У тебя есть девчонка, которая тебя ждет?
- Нет. Вернее, была, - сказал я медленно. - Но, по-моему, она решила со мной "просто дружить".
Я приврал только потому, что Эйс ожидал услышать что-то в этом роде. Кармен не была моей девушкой, она вообще никому ничего не обещала. Но я изредка получал от нее письма, всегда начинавшиеся словами "Дорогой Джонни...".
Эйс понимающе кивнул.
- С ними всегда так. Они предпочитают штатских - наверное, тех легче пилить. Ничего, сынок. Когда уволишься, они набросятся на тебя, шагу не дадут ступить... Хотя тебе тогда уже будет не до них, ха-ха... Брак - это катастрофа для молодого и комфорт для старика.
Он посмотрел на мой стакан.
- Меня мутит, когда вижу, как ты пьешь такую дрянь.
- Мне тоже тошно, когда смотрю на твою землянику, - сказал я,
Он пожал плечами:
- О вкусах не спорят. Подумай все-таки над тем, что я сказал.
- Я подумаю.
Вскоре Эйс занялся своим излюбленным спортом - сел за карточный столик. Я одолжил у него денег и пошел прогуляться. Мне действительно захотелось все обдумать.
Стать профессионалом? Дело, конечно, не в том, что нужно будет снова учиться и сдавать экзамены... Хочу ли я связать всю свою жизнь с армией? Я пошел на службу, чтобы получить гражданство, правильно? А если стану профессиональным военным, то буду снова так же далек от права голосовать и быть избранным, как и до начала службы. Потому что, пока носишь форму, у тебя нет права голосовать. Тут нечего спорить, так и должно быть. Я представил, как идиоты из Мобильной Пехоты собирают среди десантников голоса против очередной военной кампании.
Значит, я поступил на службу, чтобы потом иметь право голосовать.
Так ли это?
Действительно ли меня так волновала мысль о будущих привилегиях? Мне так хотелось принимать участие в выборах? Нет, скорее прельщал сам статус гражданина Федерации. Я бы гордился...
Я вдруг понял, что до конца жизни так и не смогу разобраться, почему я пошел на Службу.
Если задуматься, то ведь не право голоса делает из человека гражданина. Наш лейтенант был гражданином в лучшем смысле этого слова, хотя ему ни разу так и не пришлось опускать бюллетень в урну для голосования. Но он каждый раз "голосовал", идя в десант.
Но ведь то же самое можно сказать про меня. Тогда почему бы мне не пойти в профессионалы? Ну хорошо, хорошо. Но ведь опять придется проходить через комиссию, сдавать экзамены. Я вспомнил Эйса и представил себя через двадцать лет - с нашивками на груди и теплыми домашними тапочками у дивана. Или вечером в Доме ветеранов - в компании боевых друзей, вспоминающих былые десанты.
Значит, все-таки Кадетский корпус? Теперь я услышал голос Эла Дженкинса: "Да, я рядовой! Никто не ждет от тебя ничего сногсшибательного, если ты просто рядовой! Кому охота быть офицером? Или сержантом? Они дышат тем же самым воздухом, что и мы, не так ли? Едят ту же пищу. Ходят развлекаться в те же заведения, выбрасываются в тех же капсулах. Но рядовой при этом еще и ни за что не отвечает. Никаких проблем".
По-своему Эл тоже был прав. Что с того, что у меня на рукаве шевроны? Только лишние неприятности.
И в то же время я прекрасно понимал, что стану сержантом, если только предложат. Не смогу отказаться: среди десантников не принято отлынивать. Тебе дают задание, ты берешься за него - вот и все. Например, сдаешь экзамены.
Неужели это осуществимо? Думал ли я, что могу стать таким же, каким был наш лейтенант Расжак?
Я очнулся от своих раздумий и увидел, что нахожусь возле здания Кадетского корпуса. Странно, я ведь и не думал сюда приходить. На плацу, сержант гонял группу кадет, и я сразу вспомнил лагерь Курье. Солнце припекало, и плац казался куда как менее заманчивым, чем кают-компания на "Роджере".
И без того взмокшие ребята перешли на рысь, сержант крикнул что-то грозное отстающим. Знакомое дело. Я тряхнул головой и пошел дальше.
Теперь ноги привели меня обратно к казарме. Я постучал в дверь номера, который единолично занимал Джелли.
Он был у себя: ноги на столе, в руках иллюстрированный журнал. Этот журнал поглощал все его внимание. Я опять постучал - по раскрытой двери.
Он опустил журнал:
- Это ты?
- Серж... я хотел сказать, лейтенант...
- Ближе к делу!
- Сэр, я хочу перейти на профессиональную службу.
Он опустил ноги со стола на пол.
- Подними правую руку.
Он привел меня к присяге, залез в один из ящиков стола и достал бумаги.
Бумаги, оказывается, были давно готовы, и он только ждал, когда я приду подписать.
11
Одна хорошая военная подготовка ни в
коей мере не может служить основанием
для производства в офицеры... офицер
это джентльмен, получивший либеральное
образование, с аристократическими
манерами и непоколебимым чувством
собственного достоинства... Мне кажется,
я достаточно ясно дал понять, какая
огромная ответственность на вас
возлгается... Мы обязаны добиться победы
теми средствами, которые имеются у нас в
распоряжении.
Джон Пол Джонс, 14 сентября 1755 года.
Из послания командованию флота повстанцев
Северной Америки
Наш "Роджер" снова вернулся на базу за пополнением капсул. И людей, Эл Дженкинс получил свое, прикрывая отход раненых. Погиб и наш падре. Но, несмотря на это, я уходил из части. На мне красовались новенькие сержантские шевроны (вместо Миглаччио), но я знал, что точно такие же получит Эйс, как только я уйду с корабля. Производя меня в сержанты, Джелли придавал мне "дополнительное ускорение" для поступления в Кадетский корпус.
Но от себя я не мог скрыть, что глупо, как мальчишка, горжусь новыми шевронами. После прибытия на Санктор я вошел в двери космопорта, задрав нос, и, не глядя, сунул чиновнику бумаги. Я стоял и ждал, пока таможенник примеривался, куда лучше поставить свой никчемный штамп, - и в это время позади меня кто-то сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});